Венеция-2010: «Черный лебедь», «Мачете» и немного пропаганды

Первый день фестиваля отравлен Чайковским: первый фильм в конкурсе вдохновлен «Лебединым озером»

Имена:  Даррен Аронофски · Джулиан Шнабель · Итан Маникис · Катрин Брейя · Роберт Родригес · Чан Ань Хун

67-й Венецианский фестиваль открылся в среду «Черным лебедем» Даррена Аронофски. Несмотря на недовольное «бу» и низкие оценки итальянской прессы, это, возможно, лучшая работа режиссера — автора, так или иначе снимающего кино об одержимости.

«Черного лебедя» сам Аронофски считает в некотором смысле продолжением «Рестлера», победившего в Венеции два года назад. И герой Микки Рурка, и героиня Натали Портман — балерина, репетирующая главную партию в «Лебедином озере» — используют свое тело как инструмент, пытаясь выйти за собственные физические пределы.

Женская версия драматических метаморфоз получилась более глубокой и сложной. «Черный лебедь» — очень складное концептуальное построение, до времени скрывающее от глаз бездну безумия, и Аронофски тут похож на собственного персонажа из картины «Пи» — ученого, который верит в то, что иррациональное можно посчитать при помощи математических формул.

Героиня Портман должна танцевать и Белого, и Черного лебедя, эта задача для нее слишком сложна: она никогда не занималась ничем, кроме оттачивания техники, и ей просто неоткуда взять необходимую двойственность. Ради успеха постановки хореограф (Венсан Кассель) вынужден (буквально вынужден) искушать свою артистку, пробивая броню ее самоконтроля.

Одержимая стремлением к совершенству (то есть оптимальному состоянию собственного эго), героиня Портман погружается в мир галлюцинаций, двойников и подавленных желаний. Ее нарастающее безумие превращает производственную по сути драму (работа над спектаклем) в выматывающий триллер, издевательски приправленный слишком хорошо известной музыкой Чайковского. Слишком хорошо известный штамп «выросли крылья» тут визуализируется с беспощадной буквальностью: что хотела, то и получила. В связи с «Лебедем» неизбежно вспоминается «Пианистка» Михаэля Ханеке — тема невинности как патологии звучит и тут, но в фильме Аронофски, при всей сумме собранных в нем страхов, все же остается место идеализму: главная героиня проходит по кругам персонального ада все-таки ради искусства.

С «Черным лебедем» совершенно намеренно был зарифмован фильм открытия программы «Горизонтов» — «Спящая красавица» Катрин Брейя: здесь тоже есть пуанты, балерины и погружение женщины в глубины собственной души. Удивительно, но «Спящую красавицу» — за вычетом последних пятнадцати минут, когда героине становится шестнадцать, — можно показывать детям: это действительно сказка. После того как принцесса Анастасия, приговоренная ведьмой к ранней смерти, впадает в столетний сон, в действие неожиданно вторгается другая история — андерсеновская «Снежная королева», и спящая девочка во сне совершает путешествие Герды в Лапландию. В отличие от Аронофски, Брейя не утруждает себя логикой, и оттого ее фильм смотрится на удивление свежо, поскольку — даже зная оба сюжета с рождения — предсказать дальнейшее развитие событий при просмотре невозможно.

Две другие конкурсные работы — «Норвежский лес» Чан Ань Хуна и «Мираль» Джулиана Шнабеля — оказались экранизациями самого буквального порядка, когда куски исходного текста буквально вываливаются с экрана. В картине по Мураками много тоскуют, говорят о сексе и немного им занимаются. В фильме Шнабеля (по автобиографической книге Рулы Джебраил) очень-очень хорошие палестинцы (заглавную героиню играет индийская актриса Фрейда Пинто) вынуждены делить свою землю с очень-очень плохими евреями, которые если не сбрасывают бомбы, то пытают школьниц. Монотонное движение вдоль биографий нескольких персонажей прерывают фирменные шнабелевские наплывы, крупные планы и расфокусы, но на общем тоскливо-догматическом фоне они выглядят ненужными прикосновениями художника к прямолинейно-пропагандистскому полотну. Впрочем, заканчивается картина посвящением «всем, кто верит в то, что мир возможен — на той и другой стороне».

Несколько иной подход к политике демонстрируют Роберт Родригес и Итан Маникис во внеконкурсной картине «Мачете», которой открылась серия ночных киноманских показов.

«Мачете» — ударная доза старого доброго ультранасилия — по сути является собственным родригесовским изданием «Бесславных ублюдков»: угнетенные мексиканцы во главе с добрым головорезом по прозвищу Мачете мстят республиканским ястребам, с садистским упоением истребляющим нелегалов. У Родригеса получилось повеселее и попроще, чем у Тарантино, к тому же здесь целых три красивых девушки (Джессика Альба, Мишель Родригес и Линдсей Лохан), так что в смысле экранизации подростковых фантазий он превзошел своего учителя, нынешнего председателя венецианского жюри.