— Помните, как Рената Литвинова ездила по стране со своим фильмом «Богиня» при поддержке коньячного бренда?

— Прекрасный вариант продвижения непростого кино к зрителю. У них были полные залы, когда была сама Рената. Форм продвижения миллион: и фестивали, и клубы, и поезда, и самолеты. Просто должны быть люди, которые хотят это делать.

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

— Почему же их нет?

— У нас, знаете, «страна больших денег». Маленькие бюджеты не очень-то привлекательны…

Кстати, каждый город сегодня в России хочет сделать у себя фестиваль. И не простой российский, а международный. В этом слове «международный» есть что-то магическое. Прошел первый Кинофорум в Петербурге, в Мурманске — Арктический фестиваль, в Вологде — Первый  фестиваль европейского кино. Это прекрасно, главное — начать.

— Мы знаем, что почти все наше кино снимается на бюджетные деньги, за них вечно дерутся кинематографисты. Но есть и новые тенденции, мне кажется. Один из участников питчинга в Сочи мне сказал, что им ничего не нужно ни от государства, ни от мейджоров: они все сделают сами…

— Очень интересно, что появляются люди, которым ничего не нужно ни от государства, ни от Сельянова, и они все сделают сами. В конкурсе Роттердама и в программе «Летняя эйфория» на «Кинотавре» была картина «Мама» молодых авторов Елены и Николая Ренард. Яркий пример в чистом виде независимого кино. Сегодня у них десятки приглашений по всему миру. Пока в больших масштабах это существует только в коротком метре.

Конечно, картины в любом случае будут — и на следующий год тоже. Мне не так важно их количество. Важно, чтобы не уходила пульсация киноискусства и не погибла истинная креативность поиска.

— Почти каждый год у «Кинотавра» бешеный общественный резонанс, часто скандал. То критики передерутся из-за «Груза 200», то Станислав Говорухин придет в Думу с доносом на молодое поколение…

— История с Думой вызывает недоумение. А с «Грузом 200» ситуация несколько забавная. У фильма на «Кинотавре» было слишком много противников, даже среди кинокритиков. Но почему-то в конце года он получает приз Гильдии киноведов и кинокритиков как лучший фильм года.

— Гильдия опомнилась.

— (Смеется.) Забавно, что сейчас оценки произведений экспертной группой очень различаются. Раньше они были в большей степени едины. Люди, находящиеся в одной возрастной, социальной, образовательной группе, могут говорить о фильме взаимоисключающие вещи. Это, с одной стороны, говорит о том, насколько сообщество расшатано изнутри, с другой — об общей растерянности перед ситуацией в кинематографе. Мне кажется, мы сейчас вступаем в какую-то новую фазу. Что будет через два-три года, в принципе никто не сможет предсказать. Мне иногда кажется, что стоит увеличить численность отборочной комиссии.

— Тогда они точно не договорятся.

— На моей памяти было только два фильма, которые объединили все киносообщество: «Старухи» и «Простые вещи». Ни у критики, ни у жюри, ни у зала по их поводу не было никаких претензий.

— Это не совсем так.

— По моим ощущениям, по крайней мере.

— С кинематографистами понятно — они делят бюджеты, им трудно любить конкурентов. Критики ненавидят друг друга бескорыстно.

— Кинематографистам действительно есть что делить: и деньги, и успех. Я не утверждаю, что все должны друг друга любить. Но профессионального взаимоуважения никто не отменял. Однажды мы по опыту национального польского фестиваля проводили обсуждения с авторами после фильмов. В них мог принять участие любой, не обязательно представитель прессы. Чем это кончилось? Взаимными оскорблениями… Тем не менее опыт оказался полезным: мы поняли, что фестиваль есть образчик серьезной напряженности не только между прессой и авторами. А мы, естественно, как администрация, виноваты… (Смеется.)

— Что же с этим делать?

— Себе надо задавать вопросы. Мера накала эмоций должна как-то контролироваться. Мы на «Кинотавре» живем на одной площадке, лежим на одном пляже, говорим гадости про фильм, и все это может быть услышано создателями. Я часто бывала в жюри, и меня предупреждали, чтобы я не обсуждала фильмы ни за завтраком, ни за обедом, ни за ужином, так как за соседним столом сидят авторы или пресса. Думаю, мы введем в регламент пункт о тайне совещательной комнаты. После фестиваля, к сожалению, члены жюри начинают рассказывать сообществу все то, что должно оставаться тайной. Меня удивил несколько лет назад Вим Вендерс, который был председателем жюри в Венеции. Он говорил после фестиваля, что хотел наградить и фильм «Рестлер», и Микки Рурка за главную мужскую роль — и ему не дали. На самом деле и в Каннах, и в Венеции, и в Берлине существует очень непростой регламент жюри, по которому главный приз часто не совмещается с определенными фестивальными призами. В этом году просочилась информация, что Рене Зельвегер была ярой сторонницей награждения двух российских актеров за картину «Как я провел этим летом».

— Она бывшая подружка Клуни, ей Пускепалис понравился.

— (Смеется.) Не исключено. Она молодец, отстояла свои позиции и сделала очень важное дело для нас. На «Кинотавре» таких строгих правил пока нет. Мы условились присуждать не больше двух призов в одни руки. Конечно, на больших фестивалях сложно. Но у нас еще сложнее…

— Как, кстати, вы формируете жюри?

— Тяжелый процесс. Все друг другу родственники, друзья или знакомые... Меня в этом году спрашивали: «Почему у вас в жюри очень молодая актриса Ира Рахманова?» Дело в том, что она на моих глазах шесть лет смотрела всю конкурсную программу и, может быть, серьезнее и глубже многих находится внутри кинопроцесса. Она реально подготовленный эксперт, который не будет говорить: «Что за ужас вы нам здесь показываете?» Слишком много личного присутствует на локальных фестивалях — это, конечно, мешает. Надо просто расслабиться — смотреть и оценивать те фильмы, которые показывают в конкурсе.

— Помимо критиков и кинематографистов в Сочи приезжают отборщики других фестивалей…

— Мы приглашаем отборщиков уже шесть лет — и больших фестивалей, и небольших. Котбус и Висбаден — ключевые фестивали для продвижения российского кино в Европу. После них ребята получают денежные призы, их покупают западные телеканалы. Это очень важно. Весной я была в Висбадене и три дня подряд видела по телевизору картины «Кинотавра»: «Русалка», «Простые вещи», «Сумасшедшую помощь». «Русалку» вообще озвучили на немецкий. Фестивали, которые ориентированы на Восточную Европу, делают большое дело. Каждая российская картина может путешествовать по миру три года. За это время она соберет значительно больше зрителей, чем у себя дома. Это точно.

— То есть фестивали еще являются и способом дистрибуции, как в случае с театром?

— Конечно. Если говорить про серьезный арт, то только фестивали и есть главная дистрибуция. Это так называемый «фестивальный круг». Так как фестиваль — это не только жюри, награды, пресса и реклама. В первую очередь это умный, подготовленный и благодарный зритель. Главное, режиссеру вовремя остановиться и не стать туристом.

— Хорошо, это маленькие фестивали. С большими у вас возникают проблемы. Раньше фильмы с «Кинотавра» часто попадали в Венецию. Теперь Марко Мюллер сказал «нет».

— С большими фестивалями мы активно сотрудничаем. Но Венеция хочет мировые премьеры и соревнуется не с нами, а с другими монстрами-конкурентами. Чем больше она заявит мировых премьер, тем круче.

— В этом году, однако, выяснилось, что вы конкурируете с Венецией: один из конкурсных фильмов — «Овсянки» Алексея Федорченко — был в последний момент снят именно из-за приглашения на Венецианский фестиваль.

— Нам объяснили: вы устраиваете серьезные шоу-кейсы (показы конкурсных фильмов с английским переводом. — OS), куда приглашаете не только отборщиков, но и ключевую мировую прессу. Фильм «Океан», после того как он засветился в Variety, был снят с показа в Венеции — очень обидно. Бывает и обратный процесс. О фильме «Новая земля» американские дистрибьюторы прочитали в том же издании. И всерьез им заинтересовались.

— И все-таки ситуация с отменой премьеры многим показалась некрасивой.

— Они искренне хотели показать фильм в Сочи. А что делать? Продюсеры сами растерялись. Им хочется в Венецию. Зачем им мешать? И теперь Алексей Федорченко — не только наш победитель, но и венецианская «номенклатура».

— Если мы исходим из того, что «Кинотавр» — институт по продвижению русского кино, то вы должны только радоваться.

— Мы радуемся! Для нас это тоже престижно и здорово. И я рада, что «Другое небо» и «Гастарбайтер» попали в конкурсы Карловых Вар. «Другое небо» получило две награды: специальное упоминание большого жюри и приз экуменического жюри. На другие картины [из программы «Кинотавра-2010»] уже тоже пришли запросы.

Мы не можем заменить несуществующий государственный институт пропаганды российского кино за рубежом. И Франция, и Германия выделяют на этот род деятельности несколько миллионов евро каждый год. И сюда не входят усилия отдельных дистрибьюторских и продюсерских компаний. В России это должно делать государство. Фестиваль «Кинотавр» может ему только помочь. Но нам не помешало бы заняться продвижением российского кино внутри России. Например, необходим курс истории кино в школах (как во Франции). Гильдия киноведов и кинокритиков специально для «Кинотавра» к столетию российского кино подготовила прекрасную программу «50 выбирают 50». Лучшие отечественные фильмы за последние сто лет. Думаю, это самый прямой и простой путь к пониманию кинематографа, его истории, а через них и своей страны.

— Такими вещами действительно должно заниматься государство.

— Конечно. Но пока, в отсутствие господдержки, фестивали единственный действенный инструмент по привлечению аудитории.

— У наших фильмов бывают забавные приключения на западных фестивалях. Например, фильм «Стиляги» пользовался большим успехом...

— Мне кажется, о международном успехе «Стиляг» его продюсеры даже не задумывались. Они получили приз в Абу-Даби (из рук Аббаса Киаростами, между прочим), и там одна иранская журналистка мне долго рассказывала, что это фильм про их жизнь. Новые зрители, новые территории плюс еще приз в 100 тысяч долларов (там самый большой призовой фонд в мире). Фестивали несут гораздо более важные, часто гуманистические функции. Например, фестиваль в итальянском Триесте собрал сербо-хорватскую кинопрограмму и пригласил режиссеров. Вчерашние враги очень медленно сходились, с трудом садились за общие столы, но в конце концов начали выпивать…

— Помните историю про то, как филиппинский режиссер Брийанте Мендоза посмотрел на фестивале в Марокко фильм Алексея Мизгирева «Кремень», потом снял «Бойню» — свой собственный фильм про молодого парня, пришедшего в полицию. А потом оказался в жюри Локарно, и «Бубен, барабан» получил приз за режиссуру. Сразу становится понятно, зачем нужны фестивали.

— (Смеется.) Конечно. Это и есть настоящий процесс взаимовлияния культур.

— Вы когда-то делали международный фестиваль «Лики любви». «Кинотавр» тоже когда-то был международным. Не скучаете по тем временам?

— Скучаю. Так хотелось в этот раз показать десять картин, которые мне понравились за последний год… Их вообще не было в России. Но я просто не понимаю, где и когда. Разве что в три часа ночи для десяти человек… Иногда, конечно, хочется, чтобы, как раньше на «Кинотавре», иностранцы смотрели русское кино, а наши — зарубежное. Но пока ситуация такова, что мы целиком поглощены российским кинопроцессом.

Ссылки

• Виктория Никифорова. «Кинотавр-2009». Часть 4, 11.06.2009
• Виктория Никифорова. «Кинотавр-2009». Часть 3, 11.06.2009
• Виктория Никифорова. «Кинотавр-2009». Часть 2, 09.06.2009
• Виктория Никифорова. «Кинотавр-2009». Часть 2, 08.06.2009
• Лидия Маслова. «Кинотавр-2008», 16.06.2008