Алексей Медведев: «Фестиваль – это паразит, какими красивыми словами его ни называй»

Программный директор фестиваля «Завтра» – о том, как важно уметь удивлять

Имена:  Алексей Медведев · Алехандро Ходоровски · Брюно Дюмон · Гай Мэддин · Егор Летов · Иван Дыховичный · Изабелла Росселлини · Йоргос Лантимос · Константин Селиверстов · Корнелиу Порумбою · Кристофер Дойл · Ксавье Долан · Максим Семеляк · Роберт Сигел · Себастьян Силва · Том ДиЧилло

В конце недели нас ожидает суперприз – с 16 по 19 октября в кинотеатрах «35 ММ» и «Пионер» пройдет фестиваль «2morrow»/«Завтра», ставший за три года своего существования самым внятным, осмысленным и интересным киномероприятием Москвы. В конкурсе девять картин, жюри возглавит Алехандро Ходоровский, на открытии покажут «Пределы контроля» – новый фильм Джима Джармуша, а роль тамады исполнит легендарный оператор Кристофер Дойл, который заменит развлекавшего публику в прошлом году Абеля Феррару. Программный директор «2morrow» Алексей Медведев рассказал OPENSPACE.RU о том, почему фестивальное движение почти перестало удивлять и как с этим бороться, а МАРИЯ КУВШИНОВА выбрала своих фаворитов в программе.

— Правда, что главная цель фестиваля «Завтра» — показывать фильмы Гая Мэддина на большом экране?

— (Смеется.) В этом году мы самые любимые его фильмы покажем в рамках мини-ретроспективы. Было бы время и силы, устроили бы полную.

— Он сам не приедет?

— И Гай Мэддин, и Изабелла Росселлини про нас знают, но они ведь люди занятые: у них как раз на эти дни намечено концертное представление «Brand Upon The Brain!» в Париже.

— Вы, кстати, покажете «Зеленое порно» — короткометражки, в которых Росселлини рассказывает о размножении разных тварей. Зачем? Разве этих роликов нет на Youtube?

— Мы показываем третий сезон, которого еще нет в интернете. Приезжает старый друг фестиваля Джоди Шапиро — продюсер Гая Мэддина и режиссер «Зеленого порно». Почему бы в очередной раз не порадоваться тому, как Изабелла Росселлини изображает креветку, паучиху, улитку и дождевого червя, который совокупляется сам с собой?

— «Завтра» проходит в третий раз — и это очень узнаваемый фестиваль, с очень понятной политикой программирования. Вы как-то формулируете принципы отбора?

— Есть, конечно, определенные формальные признаки. Я бы не назвал это «принципом отбора». Что бы ни говорили фестивали о своих концепциях — это по большому счету ерунда. Все знают, что это хороший фильм, когда видят хороший фильм, — и любым способом стремятся заполучить его в конкурс. Другое дело — редко получается. Но премьеры бывают даже на таких маленьких фестивалях, как наш. Мы показываем картины, которых не было в конкурсе Канна, Берлина и Венеции. Нет смысла приглашать в конкурс «Антихриста» Ларса фон Триера — вне зависимости от того, нравится вам фильм или нет, свое он уже получил. Но в параллельных программах как крупных, так и не очень фестивалей попадаются фильмы, которым часто не достается (возвышенно несколько звучит) заслуженного духовного пространства. Ну почему Гай Мэддин ни разу нигде не был в конкурсе, кроме как у нас? Это несправедливо, он один из лучших мировых режиссеров! Хочется ликвидировать перекос.

— На что обратить внимание в этом году?

— Понятно, что отборщик фестиваля должен выделять все фильмы, тем более конкурсные. Но я могу назвать причины, по которым как минимум некоторые из них обязательно надо смотреть. Например, есть картина «Я убил свою маму» франкоканадца Ксавье Долана, который стал, наверное, главным открытием года. Фильм был показан в каннском «Двухнедельнике режиссеров», который, я подчеркиваю, не конкурсная программа — а здесь мы предоставляем Долану возможность посоревноваться с близкими по духу кинематографистами (не знаю, насколько она ему нужна). Там есть очевидный рекламный ход: режиссеру двадцать лет, он еще и играет главную роль — себя самого, шестнадцатилетнего. Рассказывает о непростых отношениях с собственной матерью.

— Она жива?

— Мать жива-здорова, и вообще это комедия. Просто когда его в школе попросили написать сочинение про родителей, он, скорбно потупив очи, сказал: «Моя мама умерла». Я посчитал, что в конкурсе как минимум пять или даже шесть фильмов по жанру относятся к комедиям. Например, норвежский «Норд», по определению авторов, «депрессивная северная комедия». «Женитьба» русского режиссера Константина Селиверстова — весьма необычная экранизация Гоголя, своеобразная документально-игровая жизненная комедия. Были такие фильмы, где людей спрашивают: «А что вас зацепило в человеке, с которым вы живете, которого вы любите?» И начинают раскручиваться истории из жизни довольно необычных персонажей. Игровые сцены из «Женитьбы» как-то неожиданно хорошо подчеркивают стороны национального характера и напоминают нам о том, почему мы так смешно живем. Вообще, у нас процент комедий неслыханный для фестиваля авторского кино, обычно картинка бывает мрачноватой.

Из мрачных фильмов назову Брюно Дюмона, при том, что «Хадевейх», наверное, не лучшая его работа. Но там есть такие моменты пластики существования людей в пространстве кадра, которые позволяют говорить, что Дюмон по-прежнему один из ведущих европейских режиссеров. Еще и сюжет провокационный: истово верующая в Христа современная девушка примыкает к мусульманским террористам.

Мне кажется, важнее быть логичным и последовательным, чем гнаться за какой-то гипотетической эксклюзивностью, хотя свои премьеры у нас есть. Во-первых, «Женитьба» — картина, андеграундная не в плане эстетики, а в плане методов съемки: человек снимает фильмы на свои деньги или деньги друзей — шесть уже снял или восемь. Вторая премьера — «Большой фанат», режиссерская работа Роберта Сигела, сценариста «Рестлера», тоже, как ни странно, в чем-то близкая Гоголю и теме маленького человека. Необычный, конечно, материал — жизнь болельщиков американского футбола, но узость среды более чем компенсируется широтой охвата человеческих чувств. Фильм был на фестивале «Санденс», ничего не получил, никто его не заметил — а мы заметили и пригласили.

{-page-}

— Что за проект фильма о Егоре Летове, который вы представляете вместе с Максимом Семеляком?

— Речь идет об архивных материалах Летова, которые будут смонтированы в 5—10-минутный ролик. У нас есть программа «Полночная музыка», я сначала хотел ее выстраивать вокруг фильма Тома ДиЧилло When You’re Strange о группе Doors — там уникальные материалы. Но текст сам ДиЧилло написал и прочитал очень неудачно, картину решили перемонтировать, и она оказалась недоступна для показа. Я хотел уже было отказываться от «Полночной музыки», но тут стали появляться фильмы, экспериментальные и игровые, которые рассматривают панк-рок как альтернативный способ бытия. Я подумал: «А у нас что-нибудь про это снимали? Про сибирский панк? Егора Летова?» Позвонил Максиму Семеляку, он говорит: «Да нет, конечно, ничего не снимали». И тогда я ему предложил смонтировать что-нибудь, позвать документалистов и спросить, глядя в их довольные физиономии: «Что же вы, олухи, про всех снимаете — от Путина до последнего бомжа, а про одно из самых заметных явлений в русской культуре никто даже не пошевелился что-то сделать?» Была задиристая идея — во что она выльется, я не знаю. Пока оцифровываем VHS-кассеты, на которых Егор Летов что-то бренчит. Есть очень интересный материал. Может быть, этот импульс сохранится и выльется во что-нибудь профессиональное.

— В этом году «Завтра» впервые пройдет без своего президента Ивана Дыховичного.

— Если бы не Иван, этого фестиваля не было бы ни в каком виде. Он сделал все: договорился о деньгах, предоставил свободу тем людям, которых сам выбрал, — и полностью поддержал в тот момент, когда возникли сомнения и трудности. Если бы не он — ничего бы не было. И никто бы не знал, что у нас в Москве тоже можно проводить какие-то симпатичные фестивали.

— Именно поэтому возникает вопрос, что будет на следующий год.

— Я так далеко не думаю, но мне кажется, что фестиваль будет продолжаться. Это сформировавшийся продукт, понятно какой. Есть люди, которым он нравится. Когда что-то существует, есть инерция существования — и это первый аргумент за то, что «Завтра» не закончится. Второй — поддержка Audi. Ни одна компания не будет отказываться от успешного начинания: зачем нужны репутационные потери? Ну и потом, благодаря усилиям продюсеров фестиваля, у нас есть государственная поддержка, строка в бюджете.

— Как критик и отборщик, ты смотришь на фестивальное движение изнутри. Есть признаки стагнации?

— Рано или поздно стагнация происходит во всех областях человеческой жизни. Когда я говорю «лучшие фильмы», надо понимать, что это некоторое утрирование: я не знаю, какие фильмы лучшие. Но первая эмоция, которую ты должен чувствовать, прежде чем тебе что-то понравится, — удивление. С этим становится сложнее. Люди, которые делают фестивали, и люди, которые делают артхаусные фильмы, — это петух и кукушка. Они сливаются и хвалят друг друга в процессе производства пресловутого авторского кино. В этих условиях трудно найти что-то неожиданное. Почему фильм «Горничная» получил приз на «Санденсе»? Потому что Чили — неосвоенная территория, и вдруг какие-то люди за триста тысяч сняли там отличное кино. Можно удивиться и порадоваться — но такое случается все реже. Поэтому фестивальное движение пребывает в некоторой депрессии. Ведь главное для людей и институций в сфере культуры — доказать, что они нужны. Если им перестанут верить, то перестанут давать деньги — и никакой культуры не будет во-об-ще.

Доказывают разными способами. Некоторые фестивали говорят, что вот, мы организуем рынок для артхаусного кино. Мы, кстати, в этом году тоже организуем рынок фильмов, которые еще находятся в процессе производства — «Проект на Завтра».

— При вас же еще будет и Tomorrow Generation Campus для молодых кинематографистов, как делают в Берлине...

— Да-да. Это тоже какие-то raisons d'être, которые фестивали себе ищут. Но фестивали, как и фильмы, должны удивлять — иначе будет продолжаться всё та же европейская тоска и ничего хорошего не получится. Ведь что такое фестиваль? Какими красивыми словами его ни называй, это паразит. Он паразитирует на кино. Кино же ничего не нужно, кроме темного зала и нескольких сотен пар глаз.

— Как же тогда люди узнают, что им надо прийти именно в этот зал?

— Верно, но я говорю «паразит» не для того, чтобы обидеть фестивальное движение, а для того, чтобы подчеркнуть — его будущее зависит только от будущего кинематографа. Если будут появляться такие фильмы, как «Я убил свою маму», «Горничная» или «Антихрист», то тогда вокруг них будут выстраиваться и фестивали. А если будет одна продукция кинофондов...

— Еще какая-то гонка вооружений все время происходит: фестивалей уже больше, чем дней в году, и постоянно появляются новые. Зачем?

— Фестивали, повторюсь, зависят от кино — их много, потому что фильмов много. В мире снимается сколько? Двадцать картин каждый день как минимум, если считать только полнометражные художественные, вместе с Болливудом, и не брать учебные — о пользовании бензопилой. Понятно, что есть местные власти, региональная гордость, инвестиции в культуру; вот Пермь у нас собираются сделать культурной столицей, почему не сделать какой-нибудь Пезаро, Онфлёр?..

Понятная история, но практика показывает, что наиболее живучими, наиболее интересными оказываются фестивали с большими финансовыми возможностями — их не переплюнуть. Даже в Карловых Варах устраиваются ретроспективы, с которыми нам тягаться невозможно — реставрируются копии, приглашаются люди… Есть Канны и Венеция — это Сцилла и Харибда, между которыми ни один хороший фильм не пройдет. Ну, будет три-четыре уж совсем вертких, они проскочат сквозь цепкие лапы отборщиков и утекут куда-нибудь в Берлин, Сан-Себастьян, в Карловы Вары. Но это очень небольшое количество. Система все равно работает. Потому что культура вообще работает до тех пор, пока существует даже не иерархия (иерархии в культуре давно нет), но какое-то понятие об иерархии, некий золотой стандарт. Палата мер и весов.

Но шанс на выживание есть и у маленьких фестивалей, которые умеют найти свою нишу. Наша ниша — в том, чтобы показывать только настоящее и ничего такого, что притворяется хорошим кино, но на самом деле им не является.

— И служит для того, чтобы заполнить собой десять фестивальных дней. Но «Завтра» — событие на один уик-энд, и такая компактность идет ему на пользу. Вы что-то делали специально для создания нужной атмосферы? В прошлом году у меня было ощущение чего-то невероятного, какого-то события, которого нет и не может быть в Москве. Что дело происходит где-то в Берлине, или Лондоне, или на Луне.

— Изначально идея была в том, чтобы действительно сделать нечто, что нам по силам. Чтобы как минимум посмотреть все отобранные фильмы, перед тем как показывать. Где-нибудь в Пусане, или на ММКФ, или в Роттердаме гордо рапортуют: «Будет показано 350 фильмов!» Кто ж их триста пятьдесят смотрел? Кто их будет смотреть? Мы за числом не гнались.

— Чтобы за базар отвечать?

— Да, в том числе и на уровне организации. Не секрет, что фестиваль — трудное дело. Какие-то косяки, срывы сеансов, невстреченные гости, обиды, не вовремя возвращенные копии — это статистически необходимая и неизбежная вещь, как аварии на дорогах. Так же и на фестивале, если он большой: должно три гостя потеряться, титровальная установка должна не работать в одном случае из ста, части фильма должны быть перепутаны. А мы выбрали такой временной промежуток, на котором при благоприятном стечении обстоятельств ничего такого происходить не должно. Пока у нас получается.

— И все-таки при обилии фестивалей какая-то иррациональная магия остается. Вот, идут национальные ретроспективы в «35 мм» — туда очереди стоят из людей, которые никогда бы не пришли на этот фильм, появись он в прокате.

— Конечно, фестивали, продвигая себя, явно и неявно подчеркивают, что, придя на какой-то сеанс, ты будешь не просто частью толпы, но увидишь то, что увидят немногие. Этимология слова понятна. Фестиваль — это праздник. Одна из целей его — различные формы общения. Художественная коммуникация, которая идет с экрана. Коммуникация между людьми, самая разная. Знаешь, нет лучше способа подружиться, чем побывать в одном жюри. И еще есть важная коммуникационная функция кино, когда хороший фильм вызывает у тебя чувство сопричастности тем людям, которые сейчас рядом с тобой и чувствуют то же самое, — и радость от того, что ты в этом мире не один такой урод.

{-page-}


ЧТО СМОТРЕТЬ НА ФЕСТИВАЛЕ «ЗАВТРА»?

«Клык» (Греция). Режиссер Йоргос Лантимос

Один из лучших в этом году фильмов, победитель каннского «Особого взгляда» был снят в Греции — уже есть повод для удивления. Семья из пяти человек живет на уединенной вилле: наружу выходит только отец, а мать и взрослые дети (две сестры и брат) получают сведения о мире непосредственно от него. Случайные обрывки неотфильтрованной информации немедленно встраиваются в искусственно сформированную картину: так, случайно зашедшую на территорию кошку отец характеризует как опасного хищника, от которого надо держаться подальше. Дети верят в это, как и в то, что их выпустят со двора, когда у них выпадет первый клык, а когда он вырастет обратно — разрешат водить машину. Зазор между известной нам и известной им реальностью — бесконечный источник абсурдного юмора. Но если представить, что в любой другой, менее замкнутой среде точно так же формируются представления человека о боге, родине и правде, становится не смешно.

«Служанка» (Чили). Режиссер Себастьян Силва

Как и «Клык», «Служанка» — фильм о семье и о замкнутой системе представлений о мире: сорокалетняя горничная годами живет со своими хозяевами как полезный паразит; ее давно пора заменить, но почему-то не получается. Чилийская картина (как и лучшие фильмы из Румынии) — иллюстрация того, как что-то очень простое вырастает из чего-то очень сложного, продуманного, укорененного в культуре. Здесь сказочный нарратив (семья трижды нанимает помощницу утомленной служанке, кто же одержит победу — новая или старая?) сочетается с философской и психологической драмой — но временами кажется, что вот-вот начнется хоррор.

«Полицейский, прилагательное» (Румыния). Режиссер Корнелиу Порумбою

Второй полнометражный фильм главного комедиографа «румынской новой волны», автора «12:08 к востоку от Бухареста» Корнелиу Порумбою — еще одна простая история, нанизанная на элегантную интеллектуальную концепцию. Молодой полицейский выслеживает школьника, торгующего гашишем, и хочет спасти подозреваемого от суда и семилетнего срока. Проволочка в деле не устраивает его начальника в исполнении Влада Иванова (доктора Бебе из «4 месяца, 3 недели и 2 дня») — и тот внезапно вовлекает подчиненного в углубленное этимологическое исследование слов «полиция» и «совесть».

Ретроспектива Гая Мэддина

В мини-ретроспективе канадского режиссера, снимающего на черно-белую пленку наши самые страшные и счастливые сны, — четыре полнометражных фильма, большинство из них никогда не показывали в России на киноэкране. «Самая печальная музыка на свете» (2003) — мюзикл из (условной) эпохи Великой депрессии: хозяйка бара со стеклянной ногой (Изабелла Росселлини) объявляет интернациональный конкурс на самую печальную песню (примерно то же самое регулярно делают организаторы международных фестивалей). «Архангел(ьск)» (1990) — оммаж советскому киноавангарду и «Золотому веку» Бунюэля, история влюбленных на русском Севере, не знающих, что Первая мировая война уже закончилась. «Сказки больницы Гимли» (1988) — первый полнометражный фильм Мэддина, рассказывающий про маленьких пациентов странной больницы. «Дракула: страницы из дневника девственницы» (2002) — фильм-балет по мотивам классического романа Брэма Стокера.