Бретт Андерсон: «Кобейну было тяжелей»

Лидер Suede о безликом мейнстриме, поддержке Боуи, ненавистном брит-попе и привязанности почище героиновой

Имена:  Бретт Андерсон

Раз в пять лет мне приходится общаться с лидером Suede Бреттом Андерсоном. В этот раз я набрал его домашний номер в 8:50 по лондонскому времени и услышал достаточно бодрый голос, который выразил готовность пройтись по истории Suede. Дать еще немного ретроспективы, так сказать. «Для этого все и затевалось, разве нет?» — говорит Андерсон, исполненный сознания долга.


— Практически с самого момента своего появления группа Suede шокировала публику и привлекала к себе внимание всеми возможными способами: захватывающие выступления на Brit Awards, женские блузки, заявления о бисексуальности… Нормально ли было проворачивать такие штуки в Британии в то время? Позволял ли социальный климат?

— Я не считал тогда, что мы делали что-то такое уж откровенно шокирующее. На тот момент я уже немало времени провел в Лондоне, играя в рок-группе. И то, о чем ты говоришь, мы видели вокруг нас каждый день. И то, как мы одевались… мы в таком виде ходили в магазин купить бутылку молока на самом деле. Так что все это очень, очень странно и наталкивает на мысли о том, насколько блеклой была тогда музыкантская тусовка. Мы никогда не пытались шокировать намеренно. Я всегда стремился только к реалистичности, понимаешь? Меня всегда приводили в уныние группы, которые не хотели говорить о реальной жизни. Они распевали слащавые поп-песенки: «ля-ля-ля, любовь-морковь». Поэтому меня очень удивляло, когда нас считали шокирующими или скандальными. Я-то думал, что эта битва уже давно была выиграна теми, на чьей стороне я был году этак в 1973-м, понимаешь? Ну и еще, думаю, была часть людей, которые возмущались только ради того, чтобы повозмущаться. Это те, кто счел нужным именно так отреагировать, ну что тут сделаешь. В то время люди не привыкли к тому, что кто-то поет просто об обычной, повседневной жизни в большом городе.

— Получается такая немного сюрреалистичная версия повседневности...

— Да-да, именно так — повседневная жизнь сама по себе сюрреалистична, и она может даже быть прекрасной. И конечно же, это был поиск этой красоты в ее бытовом, приземленном проявлении.

— В то же время в США Курт Кобейн занимался примерно теми же вещами — восхвалял феминистские группы, носил платья на сцене…

— Я думаю, что ему, конечно, было сложнее, потому что американский мейнстрим гораздо более мейнстримный, чем у нас. Британские традиции всегда тепло принимали эксцентричность, чудачества и аутсайдерство. Понимаешь, у нас тут в принципе довольно маленький остров, и все довольно быстро движется в мире моды и музыки. В Америке все куда сложнее, там мейнстрим — это такой алтарь безликости, который приемлет только слепое поклонение. Но вообще, да, определенно что-то такое витало в воздухе, какое-то общее настроение. Примерно то же самое случилось во времена панка, мне кажется. В какой-то момент дошло до того, что современная музыка оказалась крайне удалена от того, как люди видят и чувствуют мир вокруг себя, и появилась огромная потребность в чем-то, что было ближе к реальности.

Читать текст полностью

©  Corbis / Foto S.A.

Бретт Андерсон

— Да, до меня буквально только сейчас дошло, что брит-поп, который возник как ответ Кобейну, по сути дела, был очень реакционным движением, и рок довольно быстро под его влиянием вернулся к нехитрым мужским радостям — пиво, футбол и прочая мачистская лабуда.

— Большинство из того, что происходило вокруг брит-попа, я вроде как ненавидел — потому что все эти вещи, которые ты упомянул, были совершенно чужды Suede. Играть брит-поп стало довольно патриотичным занятием. Я с трудом могу себе представить, что кто-то послушает пластинку Suede и решит, что мы пели о том, как славно родиться в Британии. Большая часть наших песен — о въевшейся саже, убогости и невероятной скуке, которую несет в себе британская жизнь. Но да, так обычно и происходит… Ты вот упомянул Кобейна, и его Nirvana — это была невероятно волнующая, эмоциональная и раздристанная группа. Но из-за них произошел возврат к такому обычному тяжелому року 70-х. Группы, которые последовали за ним, а их было невероятное количество, упростили и выхолостили все то, что он пытался сказать. Но именно так всегда и происходит. Когда появляется что-то оригинальное, то копируют обычно смену аккордов, а не сам дух.

— Я, кстати, был весьма удивлен, когда узнал, что известный телекомик Рикки Жерве был вашим менеджером на раннем этапе группы.

— Да, он даже не менеджером был, мы играли концерты в Союзе Лондонского университета (ULU), и был такой парень, помог сделать нам пару гигов, все это длилось очень недолго.

— А у него уже тогда был такой злобный юмор?

©  Из личного архива Ильи Миллера

Бретт Андерсон и Дэвид Боуи

— Нет, он был очень милым парнем, если честно. Он был одним из таких парней, которые проводят массу времени, просто наблюдая за мимикой обычных людей, понимаешь, о чем я? На самом деле еще до того, как он помог нам со Suede, у него была группа Seona Dancing, можешь найти их клип на YouTube, он был тогда «новым романтиком», в 1980-х. Он был симпатичным молодым парнем, серьезно, чем-то похож на молодого Боуи, проверь сам.

— Обязательно посмотрю. Тот номер в сериале «Массовка» с Боуи у него получился дико смешной, конечно.

— Да, да. Я видел его недавно, лет семь назад, наверное. Это был, кажется, один из последних наших концертов до реюниона. Пожалуй, расскажу, думаю, он не будет против. В сериале «Офис», помнишь, он достает гитару и поет песню «Freelove Freeway», если ты помнишь. Я обсуждал с ним этот номер и сказал: «Это же не шутка была, а одна из твоих старых песен, не так ли?» Полагаю, что он здорово на меня обиделся тогда, потому что начал защищаться: «Нет, нет, эта песня была специально написана такой плохой, мои песни были не так ужасны!» (Смеется.)

— Говоря о Боуи — у вас же выходило совместное интервью с ним в 1993 году в NME? Майк Джойс из The Smiths играл на ударных в Suede одно время, и Моррисси сделал кавер-версию на «My Insatiable One». Каково было ощущать поддержку от людей, которые были кумирами вашей молодости?

— Это было изумительно. Особенно та штука с Боуи. Вообще странно — в Британии музыкальная пресса была на тот момент настолько важна, и вокруг музыки стоял такой ажиотаж, что просто невозможно было поверить во все то, что про тебя пишут — можно было легко двинуться умом. Для нас, конечно, гораздо важнее было то, что на наши концерты приходили тысячи людей, а не то, что про нас хорошо писали в рецензиях. Но сам факт, что Боуи послушал твои песни и они ему понравились, очень хорошо влиял на твое эго, на твою веру в себя. Если сам Боуи сказал тебе: «Так, мне нравится вот эта песня и вот эта» — ты мог подумать: «Ну что же, видимо, мы на правильном пути». Потому что даже тогда он отличался потрясающим вкусом, понимаешь?

— Продолжая тему осуществления тайных мечтаний: в одном из своих первых интервью вы сказали, что фантазировали о том, чтобы ваша песня о некоем причудливом сексуальном опыте попала бы в топ-10. А потом мы имеем «The Drowners» и «Animal Nitrate».

©  Getty Images / Fotobank

Бретт Андерсон. 1994 год

— (Смеется.) О господи, сдается мне, что ты настроен говорить на эту тему целую вечность. Мы просто были изгоями и аутсайдерами, не такими, как все остальные группы. И мы не стремились меняться и изменять себе, чтобы нас все полюбили неожиданно.

— Все-таки я считаю, что была группа, с которой у вас было некое духовное родство в этом плане, тоже непохожая на все остальные и шедшая против течения — Manic Street Preachers. У вас был ведь совместный тур, когда вы гастролировали с альбомом «Dog Man Star», а они со своим «The Holy Bible». Это лучшие альбомы гитарного рока 1990-х, многие согласятся здесь со мной.

— Да, ты прав, Manics — это великолепная группа. Удивительно то, сколько неправильных ходов они сделали за свою историю… Например, поехали на Кубу встречаться с Фиделем Кастро. Но в итоге вот из таких ошибочных решений складывается история великой поп-группы, и в этом мы с ними, конечно, схожи. Ты, наверное, знаешь, что мы с ними играли вместе недавно снова — год назад в брикстонской Академии O2.

— Конечно, знаю. После «Dog Man Star» у Suede вышел «Coming Up» , и его звук стал сюрпризом для всех — тотальная эйфория и гедонизм. С этого момента тема наркотиков в интервью стала обязательной. Вам не надоело в каждом интервью говорить о них?

— О, еще как надоело, аж скулы сводило. Но в Англии немного другое отношение к теме наркотиков — зачастую она нужна лишь для того, чтобы продавались газеты. И я был более чем готов играть по этим правилам.

©  Из личного архива Ильи Миллера

Бретт Андерсон и Моррисси

— Сравнительно недавно появилась группа, которая не устает говорить о наркотиках и их влиянии на свое творчество, я имею в виду The Horrors. У вас есть что-то общее?

— Я обожаю The Horrors, особенно их новый альбом. Могу сказать так — если бы мне было сейчас 15 лет, то я бы ездил за ними по всей стране и не пропускал бы ни одного концерта. Но мне не кажется, что у нас много общего — у них такой масштабный, атмосферный звук, который мне больше напоминает кого-то типа Simple Minds. Но это, безусловно, замечательная группа.

— Разве вы не говорили как-то в интервью, что Suede никогда не соберутся заново?

— (Смеется.) Да, говорил, и не один, а много-много раз. Дело в том, что если бы не прошел так удачно и великолепно первый концерт в Альберт-холле в 2007 году, то не было бы никакого реюниона и мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Мы довольно долго обсуждали с коллегами, как сделать так, чтобы все получилось как можно более естественно. Видел бы ты, где мы репетируем; нас только пятеро, играем на каких-то раздолбанных комбиках в помещении, которое меньше по размеру, чем моя кухня. И все потому, что играть, скажем, песню «Trash» живьем для нескольких тысяч человек — это привязанность почище героиновой. Я пока по крайней мере завязать с этим никак не могу.

16 декабря Suede выступят в питерском ГлавClub

18 декабря группа Suede выступит в Москве на фестивале BLASTFEST​​