«Инновация» под лупой

ЕКАТЕРИНА ДЁГОТЬ задала идеологам и руководителям конкурса «Инновация» ряд трудных вопросов — о конфликте интересов, лоббизме, мафиозности и ложных иностранцах

В разговоре участвовали:
Леонид Бажанов, художественный руководитель ГЦСИ, в прошлом член жюри конкурса «Инновация»;
Михаил Миндлин, генеральный директор ГЦСИ, заместитель председателя оргкомитета конкурса «Инновация»

Кто тут настоящий регионал?

Екатерина Дёготь: Как вы знаете, я в этом году впервые номинирована на «Инновацию», как куратор и как шеф-редактор раздела «Искусство» портала OPENSPACE.RU. Но вне зависимости от этого мне, как члену нашего сообщества, важно, чтобы с премиями у нас было все как-то правильно. И меня интересует, какие соображения принимаются в расчет при установлении регламента разных премий. Поэтому мой первый вопрос: за то время, что существует премия «Инновация», произошли ли какие-то изменения в регламенте и почему?

Леонид Бажанов: Увеличилось количество номинаций, прямо после первой «Инновации». Стало ясно, что региональный проект нужно отделить от кураторского.

Михаил Миндлин: Я вынужден тебя поправить: не только от кураторского. В любой номинации москвичи и питерцы забивали регионы. И продолжают забивать. А аксакалы — молодых. Поэтому мы сразу добавили номинации «Новая генерация» и «Региональный проект», который может быть и кураторским, и художественным, и каким угодно. Любая инициатива.

Л. Б.: Но не критика. Все-таки критика — это критика. Региональной она не может быть.

М. М.: У нас в положении нет ограничения, что критика не может быть номинирована [на региональный проект]. Другой вопрос, что, несмотря на то что мы сделали такую номинацию, нам кажется не совсем правильным, что туда попадают Пьер Броше, Марат Гельман. Цель номинации «Региональный проект» — в поддержке творческих людей в регионах, а москвичи продолжают вытеснять их оттуда.

Е. Д.: А вы уверены, что мы сейчас можем обсуждать текущие номинации, разве это о-кей?

М. М.: Да, да, можем. Мы не члены жюри.

Л. Б.: Жюри будет еще думать. Потому что одно дело — Гельман, который строит это там [музей в Перми], а другое дело — тур выставки из Москвы, возвращающийся в Москву. Это гастроли.

М. М.: Мне кажется, что даже если Гельман строит там, то все равно мы опять поддерживаем одного из лидеров Москвы. Жюри может, конечно, не принимать это во внимание, потому что однозначно это не прописано в Положении. Мы по результатам конкурса предполагаем собрать «круглый стол», чтобы откорректировать Положение.

Е. Д.: А в процедуре принятия решения какие-то изменения происходили начиная с первой Инновации?

М. М.: В первый раз мы с Игорем Макаревичем призывали экспертный совет к здравому смыслу. Но мы не справились, и шорт-лист номинации «Лучшее произведение» получился в 21 человек. Потом мы провели «круглый стол» и ввели ограничения. Теперь по пять в каждой номинации.

Е.Д.: Никогда не предлагалась идея открытого конкурса с самовыдвижением, как в премии Кандинского?

М. М.: Важно помнить, что это государственный конкурс, который обсуждался еще в бывшем Минкульте, а учрежден был Федеральным агентством. Были некие исходные условия. За основу был взят конкурс Чайковского, они на этом настаивали. По определенным внутренним правилам это должен был быть именно конкурс, а не премия. Дело в том, что премию учреждает правительство Российской Федерации, а Минкульт имел право учреждать конкурсы.

Е. Д.: Но почему же не открытый конкурс?

М. М.: Ты же можешь себе представить… столько непрофессионального материала, а ведь с этим приходится работать потом экспертному совету. Даже сейчас рвутся все подавать, у нас бесчисленное количество самовыдвижений.

Е. Д.: Но вы отвергаете эти заявки, по Положению?

М. М.: Мы вообще стараемся работать в точности в соответствии с Положением.