Андрей Монастырский о группе «Купидон»

«Темное пространство расползается по углам. Это русские дела»

Имена:  Андрей Монастырский · Андрей Филиппов · Виктор Скерсис · Юрий Альберт

ЕКАТЕРИНА ДЁГОТЬ вместе с классиком концептуализма подробно разобрала двойную выставку его товарищей – Юрия Альберта, Виктора Скерсиса и Андрея Филиппова

Екатерина Дёготь. Я была вчера на выставке на Мытной. И ты тоже был, как я понимаю. Как твои впечатления?

Андрей Монастырский. Просто прекрасные впечатления. Как только я это все увидел, особенно будки, такой восторг… Наконец-то я увидел настоящее современное искусство. Потому что то, что нам в последнее время показывают, за пределы развлечения, курьеза или дизайна не выходит.

Е. Д. Ну о-кей, то — плохое, а это — хорошее. Но можно как-то конкретизировать…

А. М. Да нет, я не считаю, что курьез, дизайн — это плохо. Наоборот, я всегда с интересом смотрю и то и другое. Например, я был на открытии «Гаража». Там же чистый курьез. Простые метафоры для народа, птички разные, ящерицы. Я с огромным удовольствием, как в зоопарке или балагане, смотрю такие вещи. Но это ложится совершенно на другой горизонт понимания. Не на тот, где находится искусство.

Е. Д. Но здесь же тоже все довольно курьезно. Плавают по воде палитры с газовыми горелками, какие-то стоят будочки, сиськи нарисованы.

А. М. То, как плавают палитры, — это как раз самый простой пласт этой выставки. Это на Клода Моне у него (Андрея Филиппова — OS) реминисценции. На «Кувшинки». Но будочки и вообще ощущение, что выстроено некое, как говорит Лейдерман, приращение смыслов, — это очень важно.Что значит приращение смыслов? Когда оно возможно? Только когда есть большая доля непонимания. Когда ты не понимаешь работу. Если тебе работа понятна сразу, на сто процентов, если это простая метафора — приращения не происходит. Никакой эстетической работы в твоем сознании, в твоих чувствах нет.

Е. Д. Так ты считаешь, что в этой инсталляции можно постараться, и смыслы прирастут, да? Но как это сделать? Где та дверь, через которую можно войти?

А. М. Когда тебе показывают что-то непонятное, ты, желая понять, становишься активным реципиентом. А когда тебе показывают ящерицу, ползающую по песку, ты не становишься активным реципиентом. Должна быть большая доля непонимания, иначе это не будет искусство.

Е. Д. Но про ящериц при желании можно что-то понять, а здесь — никогда и ничего. Я должна сказать, что смотрю на герметизм выставки на Мытной (которая мне тоже в принципе была очень приятна, мне было очень хорошо там находиться, потому что я понимаю, видимо, ровно столько, сколько нужно) с какой-то грустью. В этом есть некая отрешенность. Никто никогда не узнает, что фразы Альберта про то, чем он похож на «Витю и Вадика» и чем не похож, имеют какое-то конкретное содержание. Для всех это будет абстракция. Но мне захотелось уточнить, чем тебе так понравились именно будочки Скерсиса?

А. М. Это очень неожиданно. Они абсолютно никуда не влезают, ни в какой знакомый ряд. Ты не понимаешь их. Это не избушка на курьих ножках, не герменевтическая «ортодоксальная избушка» (термин группы «Медицинская герменевтика». — OS). Эта форма непонятна. Пластика сделана так, что она действительно нова.

Е. Д. А картина? (В торце зала висит картина Виктора Скерсиса. — OS)

А. М. Это дюшановский сюжет. И обрати внимание, что груди, которые нарисованы внутри будок, постепенно опускаются, но все зажато. А в картине происходит энергетическая вспышка, все разлетается. Композиционная динамика очень хорошо соблюдена. Мне очень понравилась эта вещь, и она там очень нужна. Так же, как если бы не было в другом торце альбертовского маленького видео (где Филиппов что-то танцует на своей выставке, это тоже вносит динамический момент), то болото с палитрами было бы очень стагнационным. А так это расширяет композицию.

{-page-}Е. Д. То есть главная задача — уйти от статичности законченного художественного объекта? Это твой критерий качества?

А. М. Нет, просто эту структуру я прочитал так. Почему мне это понравилось, почему композиция работала для меня, понимаешь? И так же мне понравилась выставка Скерсиса на Скарятинском, хотя там есть проблемы для меня. Две. Это уже хорошо, что есть проблемы. На обычных выставках нет никаких проблем, как мы в «Гараже» это видели. Кроме, кстати, одной работы, двух китайцев, «Инвалидный дом», ты видела? Это гениальная вещь, провокативная. И мало кто это понимает. Ты обратила внимание, что это два китайца сделали, а там, среди стариков на колясках, нет ни одного китайца, там только европейцы. Там ездит сенильный «палестинский канон», который, они считают, полностью в склерозе находится. То есть европейская культура вообще уже ничего не может. И во главе этих людей — архиепископ в черной сутане и с крестом. Христианская культура там подвергнута полному уничтожению, приведена в состояние дома престарелых. Это очень мощная провокативная вещь, пожалуй, единственная на всей выставке в «Гараже». Но что касается Скерсиса, у меня возникло две проблемы: первая — с ящиками, которые в центре лежали, потому что я эту работу видел раньше и на фотографии, это же старая работа 1979 года. Там были советские серые ящики, с занозами и гораздо большего размера. Здесь он сделал такие аккуратненькие, взял что было, не восстановил старую работу. И так же работа со стульями. Тоже были нормальные такие стулья пятидесятых годов на фотографии. А здесь они просто с металлическими ножками, первые попавшиеся. У меня возникла проблема с восприятием этих двух работ. Они совершенно по-другому сделаны. Их семантическое и эстетическое наполнение не соответствует той пластике, в которой они сейчас.

Е. Д. Ты считаешь, что он не точно попал с этими стульями? У Кабакова тоже такая проблема была, когда он не смог найти советские объекты для своих западных инсталляций.

А. М. Да-да-да. Я считаю, что Скерсис должен был найти такие же вещи, а если не найти, то выставить просто фотографии этих объектов, но не делать из того, что ему под руку попало.

Е. Д. А как ты считаешь, почему он это сделал?

А. М. Просто. Из-за простоты.

Е. Д.: А зачем он вообще эти работы делал?

А. М. Ему хотелось выставить эти две работы.

Е. Д. Думаешь, поэтому? Может, здесь какой-то коммерческий момент играет роль? Это же все-таки выставка в фонде Stella Art, который его таким образом как бы к себе в лоно принимает? Это экспозиция будущего музея, а он требует, чтобы был новый объект, а не какая-то дохлая черно-белая документация?

А. М. Я этого не увидел. Это он, и его ответственность. Но это тоже хорошо, потому что это создает проблему. Проблему восстановления работ в новом материале. Некоторые считают, что это хорошо как раз, а вот мне показалось, что это недостаточно.

Е. Д. Вернемся на Мытную…

А. М. Там создана замечательная инсталляция. Более того, у меня даже возникла такая мысль крамольная, что они вместе, как группа «Купидон», то есть Филиппов, Скерсис и Альберт, сильнее, чем они по отдельности. Они создают такое интересное пространство, что оно более проблемно, чем их отдельные работы. Для меня важна проблемность. Дело в том, что инсталляция на Мытной цельная. Она создает знак, создает пространство, углубление, которое скрывается где-то вдали, в темноте. Из-за этого там такое освещение, темные дали по краям расползаются, и это очень хорошо.

Е. Д. Эти зайцы снаружи в витрине, как ты думаешь, зачем они?

А. М. Как — зачем? Чистая пластика. Скерсис вообще такой человек, да и Филиппов тоже. Альберт более такой…

Е. Д. Дискурсивный.

А. М. Да-да-да, рассуждающий. Они настоящие художники, они же до конца не понимают, что делают, и это непонимание передается зрителю.

Е. Д. Но у Альберта по стенам тексты. Ты их воспринимаешь чисто графически или ты их все-таки читал?

А. М. Нет, и смыслово, и графически. Как раз это столкновение смыслов и пластики и дает результат, художественный и эстетический.

Е. Д. А какие смыслы дают эти его фрагменты? Что они здесь добавляют?

А. М. Я не помню конкретно, что там.

Е. Д. Тебе просто приятно было их читать?

А. М. Да-да. Они такие искренние, не придуманные, это очень редко встречается.

Е. Д. У меня возникают проблемы с витриной на улице: зайчики, гробы, плохо нарисованные фигуры. Я просто этого не понимаю, и ничего продуктивного из этого непонимания у меня не выходит.

А. М. У меня проблемы с тремя гробами, потому что они их не продумали, слишком много древесины как фактуры, цвет давит. Мне видео на улице очень понравилось (где авторы играют на книгах, как на гармошках. — OS). Здесь они живые, а с другой стороны — три гроба, то есть мертвые, жизнь и смерть, но слишком это грубо сделано. Пластически они должны были эти гробы покрасить в какой-то цвет, но они выпирают как деревянные и слишком новые. Но это чисто пластические, художественные дела. Вообще, эту выставку нужно соотносить с той, которую они делали в прошлом году на «Фабрике». Там же зайцы плавали в гробу, по бассейну. А здесь они выскочили из гроба, и их ведут куда-то музыканты, понимаешь?

{-page-} Е. Д. А зайцы, я забыла, это кто? Это художники?

А. М. «Дед Мазай и зайцы». Это евреи. Палестинский канон.

Е. Д. Канон иудео-христианской культуры?

А. М. Да. «Дед Мазай и зайцы» — у Некрасова Моисей имеется в виду, ты не знала, что ли? Мазай — это и есть Моисей. «Спасение евреев из Египта».

Е. Д. А эстетика картинок в витрине, этих человечков, которые зайцев ведут, она тебя устраивает?

А. М. Да, в этом контексте — вполне. Костя Звездочетов в семидесятые годы тоже вырезал какие-то такие фигуры. Для Альберта, с его «Кукрыниксами», журналом «Крокодил», это вполне нормальные вещи. Но вообще это не эстетика, ты имеешь в виду стиль. Эстетика — это другие дела, это соотношение пространства и времени, это абстракция, эстетические созерцания. А это просто образы в том или ином стиле.

Е. Д. Я должна сказать, что некоторые вещи тут царапают мои стилистические стандарты. Мне вот не нравится картина «Обнаженная, спускающаяся по лестнице».

А. М. Ха-ха-ха! Да она и не должна нравиться отдельно! Что ты говоришь? Это просто бред! Ты что же, смотришь ее отдельно?

Е. Д. Хочешь ты или не хочешь, в книжке-то (Екатерина Дёготь и Андрей Монастырский рассматривают каталог выставки Show and Tell. — OS) она напечатана отдельно. И потом, она у них в музее будет, может быть, отдельно висеть. Очень даже вероятно.

А. М. Ну, это глупость, я считаю. Хотя в ней и отдельно тоже можно покопаться. Это же интересная вещь, смотри: это вот та, что спускалась по лестнице, ты поняла?

Е. Д. Да, она развалилась на грудь, руки и все прочее.

А. М. А вот смотри, тут еще сапог, это же он ее ударил в жопу, понимаешь? И все отвалилось. Это мощная такая вещь. УДюшана она разваливалась кубистически, а тут очень грубо, ударом сапога. Здесь даже анекдотичность присутствует.

Е. Д. Это хорошо, с твоей точки зрения?

А. М. В данном случае — прекрасно, в случае с будками. Это единая инсталляция. Вот тут еще бревно лежит, ты что же, отдельно будешь его воспринимать? Это элемент инсталляции.

Е. Д. Инсталляция мне понравилась в пространственном отношении. Тут есть такая легкая неопределенная диагональ, не совсем понятная, которая не дает превратиться этому в прямое зрелище. Это замечательно.

А. М. Да, прекрасный акцент. И он как раз с этой картиной, где удар сапога, прямо связан. Потому что она с торца. Эта картина держит с одной стороны, а видео с танцующим Филипповым — с другой. Бассейн держит.

Е. Д. Не дает превратиться ему в болото, как ты говорил. То есть девиз этой выставки — «Вылезем из болота»?

А. М. Да, и взрыв. Картина взрыва у Скерсиса очень хороша. Вообще, важно понимать, что это все — русские дела. Недаром то видео, где они на книжках играют, называется «Братья Карамазовы», там есть титры. Это очень важно. Это как раз тоже эти русские дела. Русский дискурс, очень полноценный. Он всегда отличался темнотой некой, непонятностью. Потому что огромные территории, границы неясны, темно — и кто там и что там, непонятно. И в этом смысле гениальная вещь, потому что она очень точно описывает русскую ситуацию.

Е. Д. Но как ты считаешь, у зрителя, который не знает вас, есть возможность это все почувствовать?

А. М. А есть возможность у человека, который не знает деталей какого-нибудь там машиностроения, не знает, как устроены какие-нибудь штучки, что-то в них понять? Есть возможность у человека понять высшую математику, если он ее не знает?

Е. Д. Понять он не может, но он может ею воспользоваться.

А. М. А как он будет высшей математикой пользоваться?

Е. Д. Применит какую-нибудь формулу.

А. М. А я тебе скажу как. Вот зритель попадает, допустим, в темный сарай, где крысы какие-то… Понять он ничего не может, но ему страшно становится, понимаешь? То есть он пользуется страхом. Возникает страх. Вот так.

Е. Д. В этом смысле можно понять?

А. М. Понять тонкости, понять, что это дискурс какой-то, в подробностях, зритель не сможет. Но впечатление, конечно, он получит. Понимаешь, во всяком случае, эта выставка процессуальная, она — определенный этап в процессе, ступень. Какое-то движение через эту выставку идет, в отличие от множества выставок, которые вообще ничего собой не представляют. То есть тут Альберт, Скерсис и Филиппов куда-то едут, как те вот старики в инвалидных креслах. Движение есть, но не такое хаотичное, надо сказать. Там китайцы представили европейскую культуру как полный уже хаос, разваливающееся старье, которое ни на что не способно, только сидеть и спать. А здесь — нет. Движение есть, направление какое-то есть. Но куда — неизвестно.

Выставка Юрия Альберта, Виктора Скерсиса и Андрея Филиппова «Show and Tell. Художник и его модель» открыта в выставочном зале Stella Art Foundation (Мытная ул., д. 62) по 9 ноября

Выставка Виктора Скерсиса открыта в выставочном зале Stella Art Foundation (Скарятинский пер., д. 7) по 9 ноября

Ссылки

• Дмитрий Тимофеев. Юрий Альберт вручит премию, которую нельзя получить, 17.09.2009
• Вадим Захаров о своей коллекции русского искусства, 14.08.2009
• Дмитрий Тимофеев. Иван Чуйков и его раздвоения, 03.09.2009
• Илья Лагутенко, Эдуард Лимонов, Андрей Монастырский, Игорь Мухин, Илья Ценципер, Владимир Сорокин и Чулпан Хаматова, 24.12.2008
• Когда архивы опустели (Андрей Ковалев о Вадиме Захарове и Иване Чуйкове), 04.12.2008
• Илья Кабаков: «Сейчас экстраверты командуют парадом, но так будет не всегда», 15.09.2008
• Д. А. Пригов и его «безумная искренность», 24.05.2008
• Музеефикация московского концептуализма во Франкфурте, 01.07.2008