Дмитрий Булатов: будущее – в лабораториях технобиологического искусства

На анкету OPENSPACE.RU отвечает художник и куратор Дмитрий Булатов

Имена:  Дмитрий Булатов

1. Есть ли название у того направления/типа искусства, за которое вы выступаете и за которым, по-вашему, будущее?

С моей точки зрения, основной задачей современного искусства является привнесение новых смыслов. Кроме этой формы деятельности, могут быть и другие. Например, критическая (оценка смыслов, разоблачение ложных смыслов), сервисная (обслуживание политико-административных систем), внедренческая (технологизация ранее полученных знаний), рекламная (различные формы PR), бизнес-составляющая и т.д. Меня больше всего интересует производство новых смыслов и их оценка. Этим моим интересам отвечают те области, которые находятся на пересечении современного искусства, науки и технологий. Названий у этих областей много — science art, techno-biological art, new technology based art, bioart, roboart etc. Однако здесь важны не названия, а то, что стоит за ними…

2. Чему оно противостоит?

Для меня самое главное, что это искусство противостоит представлениям о пассивном «мертвом времени», вычисляемом через повторяющиеся события — времени, для которого нет и не может быть ничего нового. Все, что пытаются сделать эти направления, это дать зрителю опыт активного «живого времени», определяемого как мера инновационных процессов в его окружении. Это сложно и требует работы над собой. Такой тип каждодневной работы художника над собой я определяю как единство собаки и Павлова (иначе говоря, как продолжающийся эксперимент над своим собственным мышлением). Хладнокровное шизо, короче.

3. Где оно выставляется или где можно с ним познакомиться?

За рубежом существует масса институций, авторов, фестивалей, которые специализируются в области технологического искусства. Полную информацию предоставить сложно, ибо доступ к ней обеспечивается конкретными исследованиями и интересами. Скажу одно — наибольшая вероятность встретить интересные разработки существует не столько в музеях, сколько в экспериментальных лабораториях. Например, в лабораториях Центра искусства и медиатехнологий ZKM (Карлсруэ), Центра Ars Electronica (Линц), ICC-NTT Музея интеркоммуникаций (Токио), Института Hexagram (Монреаль), Центра искусства и геномики (Амстердам), Эксплораториума (Сан-Франциско), Центра новых медиа (Беркли), Лаборатории смешанной реальности (Сингапур) и пр.

4. Как вы лично получаете информацию об этом искусстве (назовите, пожалуйста, адреса в интернете, рассылки, фестивали и т.п.)?

Некоторые линки можно найти здесь. Но это далеко не полный список. Ведь информация не приходит просто так — с ней нужно работать. При подготовке кураторского проекта, например, больше половины времени у меня уходит на исследование. Это обыкновенная аналитика. Ее очень важно соотносить с работой зарубежных коллег, переосмыслять, наращивать, устраивать разбор стратегий, проектов, выставок, фестивалей. Что касается последних, я бы мог рекомендовать такие: Ars Electronica, Telefonica, ISEA, DEAF, SIGGRAPH, Japan Media Arts Festival, Transmediale и т.д.

5. Каковы его основные представители в наши дни?

Если серьезно, то я не очень обращаю внимание на имена и географию. В первую очередь мне интересны идеи. А они могут появиться у абсолютно неизвестных художников и где угодно — в Европе, Штатах, Австралии, Бразилии, Юго-Восточной Азии… В моем кураторском «кейсе» десятки замечательных проектов со всего мира. Если же говорить о художниках, чье творчество подвигает меня на размышления, я бы в первую очередь назвал Джо Дэвиса, Стеларка, Билла Ворна, Орона Каттса и Йонат Цурр, Наталью Еременко, Гая Бен-Ари; среди представителей критического направления — Ансамбль критического искусства (CAE), группу Subrosa, Риккардо Домингеса, ну и так далее.

6. А в России они есть?
На мой взгляд, нет. Знаете, в нашей стране сформировался своеобразный художественный рынок, оплачивающий только ту информацию, которая не является новым знанием. Поэтому мы имеем только то, что имеем. В области искусства новых технологий российские авторы, к сожалению, пока еще сильно отстают по отношению к их международным коллегам. Проблема заключается в том, что нельзя быть актуальными на территории постиндустриальных смыслов, оперируя в своих произведениях исключительно индустриальными смыслами. Но я надеюсь, что ситуация улучшится. Уже сейчас в России появляются молодые авторы, которые ставят себе весьма амбициозные задачи. Время покажет…

7. Где такому роду деятельности учат?
В принципе, существует целый ряд инновационных образовательных программ, где ведется обучение на стыке искусства, науки и технологий. Среди них я хотел бы отметить курс современного искусства и робототехники при Университете Огайо (Колумбус, США), программу по современному искусству и тканевой инженерии при Школе анатомии и биологии Университета Западной Австралии (Перт, Австралия), программу по искусству и генной инженерии при Научном институте Гулбенкяна (Оэйраш, Португалия), программу медиаарта в Высшей художественной школе Центра искусств и медиатехнологий ZKM (Карлсруэ, Германия) и так далее. Эти образовательные инициативы, безусловно, важны. Однако надо понимать, что нет прямой зависимости между обучением какой-то деятельности и самой деятельностью. Мы же знаем, что прорыв в искусстве случается не тогда, когда что-то меняется в головах художников или у них на полках, а когда меняются их повседневные практики.