Процесс

ВАЛЕРИЙ АЙЗЕНБЕРГ побывал в Таганском народном суде на процессе против «оскорбителей нравственности» — Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева

Имена:  Андрей Ерофеев · Юрий Самодуров

Перед судебным заседанием я навел справки. Оказалось, заявлено сто пятьдесят свидетелей, а выслушано — двадцать. Прошел год. Возникает вопрос: сколько времени займет судебный процесс? Если учесть, что свидетели часто не приходят на слушания и заседание откладывается, то лет десять. Напрашивается вывод: процесс вечный, но истцы уже победили — ответчики заперты в городе проживания (взята подписка о невыезде). Правда, в процессуальном кодексе есть пункт — срок давности. На длительность процесса также могут повлиять различные потрясения социума и смена ориентиров в обществе, а еще изменение обстоятельств жизни истцов, ответчиков и судебных работников. Например, истцы могут перейти в другую веру, судья и прокурор — поменяться местами, а Ерофеев — устроить новую выставку под другим названием и показать те же работы. Могут появиться новые иски, которые вытеснят прежние. Конфигурация процесса изменится, и у его участников появятся свежие силы. Я вспомнил, что отказался в свое время участвовать в выставке «Осторожно, религия!» и подумал, что есть вероятность невероятного — истцы откажутся от своих претензий и отзовут иски. Правда, это не всегда работает, как, например, в случае с Романом Полански. И начнется процесс в духе «Народ (читай — государство) против Ларри Флинта».

Потом я пошел на судебное заседание в Таганский районный суд.

В зале заседания сидели сопредседатель МАПО (Межрегиональная ассоциация правозащитных организаций. — OS) «Народная защита» В. Сергеев, десять мирян, дьякон — длинные волосы собраны в косичку. Косичка у человека мужского пола, как известно, символизирует ангелоподобие, всепрощение, аскезу и любовь.

Рядом со мной села пожилая женщина и тут же открыла Евангелие. Мимо проскочила мышкой вертлявая девушка (я засмотрелся), потом оказалось — свидетель. У другого свидетеля были пушистые усы. Я подумал, что у всех полярников должны быть пушистые усы, чтобы не замерзала губа на колючем морозном ветру, а ежели они не растут, то таким полярникам обязаны выдавать накладные, из меха северных хищников.

Ерофеев появился в зале заседаний последним и тут же попытался войти в контакт с народом. Он снял плащ и демонстративно повесил на клетку для преступников, потом начал открывать окна, фотографировать присутствующих и предлагать ехать на природу. В ответ народ стал лихорадочно креститься и проклинать его. Ерофеев быстро сник, вытащил из сумки книжку в цветастой обложке и стал читать. Кто-то информированный из мирян сделал замечание, что в суде нельзя креститься. Но остальные миряне пропустили это мимо ушей. Невдалеке сидевшая старушка пристально посмотрела на меня и тоже сделала замечание: «В зале суда надо снимать шапку». Я ответил, что мое вероисповедание запрещает быть без головного убора. Другая старушка, что помоложе, зло заметила: «Оно и видно». Все время заседания она что-то шипела за моей спиной. Одно шипение я услышал: «Вы (я так понял, иудеи. — В.А.) должны быть благодарны за то, что мы спасли вас». Я повернулся, хотел зашипеть в ответ, но у меня ничего не вышло. Интересно, что главный обвинитель задавал вопросы свидетелям тоже шипя. Трудно было разобрать отдельные слова. Он сидел сгорбившись, и, даже когда вставал, дуга спины сохранялась. Одет он был в синюю прокурорскую форму очень сложного оттенка. Все его вопросы были наводящие и однообразные. Да и судья не насиловала свои голосовые связки. Громко говорили только адвокат и Ерофеев. Акустика в зале была избирательной и отвратительной, подходила только для шипений. Трибуна для свидетелей имела приступку, покрытую линолеумом. Грязный линолеум по краям отстал и завернулся. Я видел Самодурова и Ерофеева сквозь арматуру клетки, и было непонятно, сидят они за ней или внутри.

На трибуне первый свидетель — Бояндрин Владимир Николаевич, помощник гендиректора по режиму какого-то предприятия. Ерофеев положил на трибуну рекордер, но это смущает Бояндрина. Ерофеев говорит, что такой маленький предмет мешать не может, а, наоборот, всем поможет при расшифровке. Но рекордер пришлось убрать подальше.

{-page-}Вопросы прокурора и ответы свидетеля:
— Как вы узнали о выставке?
— Из сайтов.
— Когда вы узнали, в период проведения выставки или после?
— Я не знаю, что было бы со мной, если бы я узнал во время выставки. Я офицер, а в армии нет времени на размышления, нужно сразу принимать решения. Я не смог бы сдержать эмоции. К счастью (для всех), я узнал только в августе.
— Какие экспонаты вы видели?
— Как верующему человеку… не знаю, как сказать, не могу… распятие… я прошу учесть, ваша честь, что не смогу полностью сказать… верующий человек утром просыпается — и к распятию... а тут распятие, а на нем Ленин… лик Богородицы и икра на золотом фоне… я обомлел. И теперь я утром, когда я обращаюсь к святыням Божиим… я в своей жизни не получал столь высокого оскорбления… как верующего человека, до глубины души, в чем я провинился? Второе, я — кадровый офицер… служил на дальнем севере. У меня сахарный диабет и болезнь щитовидной железы… север есть север… меня оскорбило как офицера… не при женщинах… мужчина со спущенной верхней одеждой, и они… не знаю, как сказать… напоминает половой акт.
— Данные работы разжигают либо нет чувство ненависти вражды по отношению к православию?
— Мое мнение — разжигают, потому что боятся православия. Если человек будет унижен, оскорблен, то с ним можно… Боятся, что слово Божие возродится. Это разжигание… чтобы уничтожить… хотя православная религия никогда не убивала…
И так далее.

Вопросы адвоката и ответы свидетеля:
— Что было на сайтах о выставке?
— Описание.
— Какие описания?
— Работ… и когда видишь воочию...
— Вы трогательно рассказывали, как это вас возмущает. Вас кто-то заставлял залезать на эти сайты?
— Нет.
— Не достаточно ли для понимания работ ограничиться одним сайтом, зачем вы себя мучили, разглядывая то, что вам не нравится?
— Так как я и гражданин, то я увидел, что «Запретное искусство» доступно для всех, и мне нужно было узнать размеры… результаты… вокруг мат и порнография.
— А до этой выставки в Москве никто не ругался и все раскланивались?
— Нет, не слышал.
— И в советское время?
— Нет, не слышал, не слышал. («Глухой», — заметил Ерофеев.)
— Вас возмущает работа «Слава России», а вы не слышали о дедовщине?
— Я, как кадровый человек, знаю больше, чем вы…
— Нет, я знаю больше — я адвокат по правам человека.
— Я не буду отвечать.
— Художник может отражать то, что происходит в современной действительности?
— Если это не противоречит законам и не под нажимом.
— Может в газете журналист написать о зверствах в армии?
— Он должен прийти в прокуратуру и показать факты. И тогда проверят и накажут.
— После просмотра выставки вы стали негативно относиться к православию?
— Я — нет.
— А ваши близкие?
— Я не буду отвечать.
— По процессуальному кодексу вы должны.
— Нет, не стали — они православные.
— С руководителем центра «Народная защита» В. Сергеевым вы знакомы?
— Нет, но я подошел к нему посоветоваться.
— Он вам дал телефон следователя?
— Не помню, или он, или там, в храме Николы на Пыжах.
— Вы сказали, что они сделали эту выставку, чтобы людей уничтожали. Приведите случай уничтожения православного после выставки.
— Бог уберег.
— Пример?!
— Я не знаю.
— Вы считаете, что правильно поняли смысл работ?
— Я считаю, что моя точка зрения приемлема для всех верующих.
— Вами говорит истина?
— Нет. Истина — это Бог!

{-page-}Последнее слово отвлекло Ерофеева от чтения книжки. А Самодуров попытался выяснить у свидетеля, знает ли он, какие цели ставили устроители выставки. Тот не знал. Тогда Самодуров попытался объяснить, что цель выставки — поставить вопрос цензуры. Но свидетель не понял, о чем идет речь.

Второй свидетель — Ковтуненко Мария Владимировна, у нее в руках листы бумаги. Ерофеев просит, чтобы не читали по бумажке. Свидетель оправдывается, говорит, что сама написала. Судья разрешает. Прокурор смог задать только один вопрос: «Что вам известно об обстоятельствах создания выставки?» Второй вопрос ему задать не удалось, так как та самая вертлявая девушка сама сыграла роль обвинителя — ее ответ был не чем иным, как обличительной речью какого-нибудь православного прокурора. И длилась речь долго.

Вот ее фрагменты: «На выставке я не была, а слышала по радио “Радонеж”, поэтому имею представление о содержании выставки и ее экспонатов. Эти экспонаты есть кощунство против христианской веры… (тут вступает Ерофеев и говорит, что она читает текст, а не факт, что он написан свидетелем, а не господином Сергеевым. Судья делает замечание Ерофееву, но тот настаивает, что в зале сидит бес — имеется в виду человек с косичкой — и всех подзуживает, дергает за веревочки. — В.А.) Эти экспонаты — кощунство против христианской веры, в частности православия, против России, ее армии и народа. Будучи верующей православной христианкой, я глубоко оскорблена и возмущена преступлением, происшедшим в Центре им. Сахарова, в центре города Москвы, столицы России, православной страны. Представленные на выставке предметы — орудия преступлений. Это пример глумления над христианскими святынями, рядом с которыми находились мерзкие, гнусные изображения из нецензурных слов, порнографические изображения. Меня глубоко потрясли данные экспонаты публичной выставки, были задеты мои религиозные чувства, мое человеческое достоинство… Особо хочу отметить экспонат «Икра». О нем я узнала уже после дачи показаний. Эта кощунственная работа настолько меня взволновала, потрясла, что мне трудно говорить. Поясню также, я работаю в магазине «Троицкая книга», в отделе «Утварь», где представлены предметы святыни христианской веры, в частности иконы, и сама я имею к этому отношение — я занимаюсь лицевым шитьем, вышиваю иконы. И когда я услышала описание экспонатов, я заплакала. Глумлению подверглись иконы Пресвятой Богородицы, под покровом которой находится Россия. Экспонат представляет изображение в иконографическом стиле образа Божьей Матери, где все изображение, кроме окладов, в виде черной икры… Очень оскорбила мои религиозные и гражданские чувства работа “Свет против тьмы”. Она является верхом кощунства по отношению к памяти невинно убиенных священников и мирян в годы богоборческой власти. Здесь предлагалось поиграть. Игра для юных атеистов. Из картона вырезать храм, священников, людей с винтовками, топорами, дубинками, которые попирают ногами крест, взрывчатку, факел. Потом поместить священников в храм, людей расставить вокруг и поджечь храм. То есть налицо подстрекательство к убиению священников, сожжению православных храмов… Распятие! Это страшное глумление совершили авторы в экспонате, где на изображении распятого Господа Иисуса Христа наложен орден Ленина. Господь наш безвинно пострадал за всех нас и своими страданиями искупил наши грехи. И его, Бога, приравняли к человеку, к человеку, который ненавидел Бога, боролся с ним, преследовал верующих, предавал их на мучения… Хочу отметить кощунственную работу из серии “Путешествие Микки-Мауса”, где на известных иконах “Нагорная проповедь”, “Предательство Иуды” на лик Спасителя наложен рисунок Микки-Мауса. Это есть надругательство над чувствами верующих, глумление над святынями христианства, иконами и, главное, над их первообразом, Господом Иисусом Христом… Не трогайте наши святыни!.. Авторы унизили образ Божий в человецех, свели нас до скотского положения. Я не скотина, чтобы в публичных выставках смотреть гнусное, мерзкое, дегенеративное искусство! Эти безобразные творения, как я предполагаю, являются плодом воображения психически больных людей либо ненавистников России и православной веры… Создатели выставки “Запретное искусство — 2006” оскорбили мои религиозные чувства, мое человеческое достоинство. Своими кощунственными работами вызвали у меня ненависть к ним, посеяв тем вражду между нами, верующими и собой. Поэтому прошу суд привлечь к уголовной ответственности создателей выставки “Запретное искусство — 2006” в соответствии с законом. Зло должно быть наказано. Хочется верить, что суду небезразлично будущее России!»

Самодуров опять попытался выяснить у свидетеля, понимает ли она, что выставка поднимала вопрос цензуры и была направлена на музейных работников и чиновников от культуры. Но и этот свидетель не мог понять, о чем идет речь. Самодуров очень огорчился.

Тут Ерофеев громко захлопнул книжку, вскочил и протянул ее трогательной свидетельнице в подарок. У меня дальнозоркость, и я сумел прочитать название — «Мойдодыр». Прокурор тут же отреагировал, еще больше согнулся дугой и зашипел еле слышно: «Пора, наверно, к порядку призывать Ерофеева, к денежному взысканию… раз человек не понимает… Может, начать выплачивать денежное взыскание… кому-то?» Самодуров спросил: «Кому?» Ерофеев ответил: «Кому-кому, свидетелю». Прокурор грустно добавил: «Пусть господин Ерофеев охладится». Адвокат задала пару вопросов: знает ли свидетель В. Сергеева и пользовалась ли она еще какими-нибудь источниками, кроме радио «Радонеж». Та ответила, что не знает и не пользовалась, так как у нее дома нет интернета. Да и компьютера вообще нет.

У меня на глаза навернулись слезы. Спектакль, в котором актеры играли сами себя, закончился. Все сжали кулаки и заплакали.

Судья, сдерживая рыдания, отметила высокий уровень обличительной речи, приобщила ее к материалам дела и назначила даты репетиций и следующего спектакля. Окна, открытые Ерофеевым, с треском захлопнулись. Сидевшие по четырем углам херувимы скрестили крылья и спланировали в центр зала судебных заседаний, выбирая, кого бы клюнуть. Из окон ударил яркий свет, и в нем был Бог. У присутствовавших открылся дар чтения по губам, и они поняли: «…не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (от Матфея, гл. 7, ст. 6). Когда Бог растворился в воздухе, на горизонте возник красный флаг, и Картавый громко произнес: «Богба, Товагищи, Непгегывная Богба!» («Подстрочник», эссе В. Сорокина). Все сразу стали истово креститься, потом надевать головные уборы и трястись, как перед стеной, потом опять истово креститься, потом снимать обувь, расстилать коврики и биться головой об пол.

Я, как в тумане, шел восвояси и таки заблудился в четырех «Ф». В Фарсе, Фантасмагории, Фатализме и Фанатизме.

P.S. Юрий Самодуров и Андрей Ерофеев обвиняются по пункту «б» части 2 статьи 282 УК РФ («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства по признаку религиозной принадлежности и с использованием служебного положения») за организацию и проведение в Сахаровском центре в марте 2007 года выставки «Запретное искусство — 2006».
Задачей выставки (по Ерофееву) была демонстрация и обсуждение вновь возникшего феномена самоцензуры, сужающего диапазон тематического и эстетического содержания искусства, а не показ самих работ. Произведения были закрыты сплошными фальш-стенами, в которых на значительной высоте от пола были просверлены небольшие отверстия-глазки. Возмущенные выставкой верующие написали сотни коллективных писем и заявлений в Таганскую прокуратуру. Главными зачинщиками скандала выступили руководители «Народной защиты» В. Сергеев и А. Сергеева, которые в 2004 году организовали погром выставки «Осторожно религия!», лидер «Народного собора», бывший руководитель РНЕ О. Кассин, а также М. Налимов, устроивший митинг православных активистов и чернорубашечников у дверей выставки в последний день ее работы. Режиссерами скандала стали политические организации с религиозным уклоном «Народная защита», «Народный собор», «Движение против нелегальной иммиграции», «Народный союз», «Союз православных граждан», «Союз русского народа».

Ссылки

• Екатерина Дёготь. Дело Ерофеева и Самодурова. Что делать и кто виноват? 17.06.2008