Письмо из Восточной Европы: битва за прошлое

Кто первым должен избавляться от предрассудков — бывший Запад или бывший Восток?

«На Западе все было возможно, но ничто не имело никакого значения». Услышала я это ошеломляюще категоричное описание эпохи холодной войны уже в первый день конференции, ради которой приехала в Братиславу. Сделанное одним из словацких искусствоведов, выросших еще при прежнем режиме, заявление обескуражило меня и запало в память. Наверное, было наивно, подумала я, надеяться на полное исчезновение черно-белого видения мира, которое вроде бы могло стать более чувствительным к реальной запутанности ситуации после появления новых связей между Востоком и Западом. Да и почему бывший Восток должен избавляться от своих предрассудков первым?

Реплика указывала на смешанные и внутренне противоречивые чувства. Получается, что на Востоке ничто не было возможно — и все имело значение. Но если ничто не было возможно, то зачем пытаться воссоздать ту историю? У меня возникло подозрение, что менее запутанной ситуация скоро не станет.

Так началась первая для меня международная искусствоведческая конференция на просторах бывшей Восточной Европы. Рецепт проведения подобного мероприятия примерно таков: к четырем десятилетиям в лучшем случае ограниченных связей между бывшими Востоком и Западом добавьте большую разницу в экономическом положении, долю взаимной подозрительности и несовершенное владение общим языком, замесите все это на дрожжах необходимости тесного общения, подсластите желанием найти точки соприкосновения и понимания, хорошо размешайте и оставьте в теплом месте — предпочтительно с хорошим питанием — на три дня.

По случайному стечению обстоятельств этой весной в течение двух месяцев мне довелось побывать на трех таких конференциях. Július Koller, U.F.O.-naut? в Братиславе была призвана понять и осмыслить художественное наследие умершего в 2007 году Юлиуса Коллера — авангардиста, концептуалиста и, судя по описаниям современников, очень яркой фигуры альтернативной художественной сцены бывшей Чехословакии на протяжении сорока лет. Учрежденное после его смерти Общество Юлиуса Коллера планирует крупную ретроспективу художника в следующем году, и участники конференции — художники, искусствоведы, кураторы — вместе обсуждали, в какой исторический контекст надо вписать коллажи и картины Коллера, фотодокументацию перформансов, уже не говоря о более чем ста коробках личного архива журнальных и газетных вырезок, который был обнаружен в подвале его дома после смерти.

В Любляне музейная деятельность была затронута на более глобальном уровне. На конференции, организованной Музеем современного искусства (Moderna Galerija), «следующий шаг» музейной практики обсуждали приехавшие из Восточной, Западной, Центральной и Южной Европы директора музеев, кураторы и современные художники. Последние полугорько-полушутливо констатировали, что музеи настолько оплошали, что и их обязанности художникам тоже приходится брать на себя. Кому, как не местным — группе, которая давно именно этим и занимается, — было делиться опытом на этот счет с коллегами?

Они, однако, могли жаловаться с позиции людей, чья деятельность все-таки может быть видна широкой общественности в крупных музеях. На третьем же симпозиуме в Будапеште участники раскрывали друг для друга «Невидимую историю выставок», которые, как выяснилось, являлись неотъемлемой частью мира неофициального искусства в странах бывшего соцлагеря. По очевидным практическим причинам, однако, они остались в памяти лишь небольших сообществ и теперь требуют весьма неординарных усилий от тех, кто эту память хочет сохранить, архивировать, не говоря уже о том, чтобы оживить. Конференция была одним из первых проектов долгосрочной инициативы «У искусства всегда есть последствия», которая надеется найти новую методику исследований и распространения информации в тех регионах Европы, что долго были отрезаны и друг от друга, и от международного художественного контекста.

Не хочу, чтобы меня поняли превратно, а для этого стоит пояснить, что я смотрела на все происходящее глазами человека, привыкшего к американской академической среде. Эта среда не часто отличается пылкими дебатами или накаленными ситуациями; хорошо быть испорченным отсутствием необходимости постоянно бороться за выживание... В целом aтмосфера всех трех конференций тоже была очень дружелюбной, а результаты, несомненно, продуктивными, однако они [конференции] — две первые в особенности — показались мне все же пропитанными весьма заметным взаимным недоверием.

Подозрительность «местных» была упреждающей, вызванной (небезосновательными) ожиданиями излишней покровительственности со стороны «пришлых» искусствоведов, критиков и кураторов, ездящих по миру в поисках новых «открытий». Краткий момент полного сюра настал, когда во время интервью-марафона хорват Младен Стилинович, ветеран-концептуалист, вместо того чтобы ответить на вопрос куратора Ханса Ульриха Обриста, предложил продать последнего любому из присутствующих, открывая торги с цены в 1 евро. «Я чувствую себя неудобно в этой ситуации», — пояснил он свое решение не следовать протоколу. Возможно, что реакция его была порождением издавна практикуемой анархичной эстетики и нежеланием свободолюбивого художника потакать пытливому куратору. Однако в данном контексте трудно было не прочитать в этом еще и неприязнь к большой западной шишке, приехавшей в Братиславу меньше чем на день, чтобы позадавать вопросы сразу всем собравшимся восточноевропейским художникам. Загребского куратора Стилинович вряд ли стал бы выставлять на продажу...