Письмо из Кронштадта: на резиденции

ВАЛЕРИЙ АЙЗЕНБЕРГ вкусил типично летних радостей художника: временного творчества в абсолютно чужом месте

                                            Над Кронштадтскою крепостью полночь темна.
                                            Соловьев-Седой — Матусовский — Утесов


С нами в купе ехала бледная девушка из российской глубинки. Она говорила тихо, бесцветным голосом, двигалась замедленно; казалось, что впервые на людях, а тут еще настоящий купейный вагон. Зато наш проводник был как на шарнирах. Аджер, увидев его, воскликнул: «Бенни Хилл! Вылитый Бенни Хилл!» Проводник был слегка разболтан, похоже, слегка пьян. Они приезжают утром — день в Москве, а вечером обратно. Или наоборот, но все равно после культурного отдыха. Бенни Хилл предупредил, чтобы мы на ночь закрыли купе — в этот вечер питерский «Зенит» на выезде проиграл ЦСКА, и в поезде ехали слегка разочарованные фанаты. Из тамбура был слышен мат.

Утром на перроне Московского вокзала нас ждал Лило. А возле вокзала — его маленький «пежо». Лило на «пежо» вез нас на остров Котлин.

Приморское шоссе. Проезжаем Дачи Бедные и дальше Лисий Нос — Дачи Богатые. Справа от шоссе заметили цветные пятна могилок — кладбище домашних животных. «Милому Барбосу от любящих родителей».

Выехали на дамбу. На другом конце ее, справа, показалась узкая коса, там виднелся хорошо сохранившийся форт. Лило свернул на косу. Каменистая дорога с выбоинами да колдобинами. Начало косы, пока позволяла ее ширина, занимали хилые земельные участки с телефонными будками-мутантами и редкие позвоночные — «дачники». Картошка, лук, чеснок, огурцы. Как будто из прежних семидесятых.

Форт впечатлил. Кажется, это «1-й Северный форт». Толстенные непробиваемые стены, казематы, пороховые погреба, огромные карусели для орудий. Граффити: I love you. Are you? Вокруг готовые раскрыться одуванчики. В Кронштадте они уже будут веселиться желтым цветом, а кое-где даже войдут в свою последнюю фазу. Жизнь одуванчиков неуловимо напоминает жизнь бабочек. С северной стороны вдоль косы тянулся вал-бруствер из камней. Мелководье все в камышах. Туда и сюда летали небольшие чайки. Головы у них были черные. Черные чепчики — ночные колпачки. Раньше я таких не видел — обычно чайки крупнее, полностью белые, чтобы сливаться с пеной волны.

Когда ехали обратно, мне показалось, что командир береговой артиллерии в прежние времена должен был кричать канонирам «Огонь!» с пеной у рта, а чайки разлетаться в разные стороны, срывая чепчики и путаясь с морской пеной. Аджер рассказал, что есть много разных видов чаек, больше пятидесяти: ласточкохвостые, толстоклювые, черноклювые, буроголовые, желтолапые… и еще хохотуны черноголовые.

«Пежо» на колдобинах и выбоинах стал попискивать, посвистывать и повизгивать. «Суппорт», — сказал Лило.

Наконец через проем в крепостной стене мы въехали в Кронштадт, миновали Петровский порт, деревянный маяк, в котором художник Вика Илюшкина делала звуковую инсталляцию, и подъехали к резиденции художников ГЦСИ, расположенную недалеко от Морского собора, что на Якорной площади.

Резиденция оказалась очень милой, очень комфортабельной, на берегу очень уютного обводного канала. Лило сообщил, что здесь жил военный хирург Пирогов. Мы вышли на балкон. По каналу туда и сюда медленно двигались гроздьями-плотами образования желто-коричневого камыша, сорванного балтийским ветром. Потом мы увидели, как специальная команда на старой моторной лодке собирала его. Мы так и не определили направление течения в канале — оно все время менялось и от ветра не зависело. Берега поросли кустами и деревьями. Здесь, на севере, листья еще полностью не распустились, и растения выглядели прозрачными зелеными пятнами. От этой прозрачности весь город-крепость просматривался насквозь и казался незащищенным. Но это не имело значения — со второй половины девятнадцатого века, когда стали использовать фугасные снаряды, пробивающие трехметровые бетонные стены, любая крепость потеряла смысл.

Аджер сказал, что мы из весны приехали в раннюю весну. «Да, — согласился я, — колодец времени: трава свежая, люди притихшие, кошки пушистые…» — «Не то что египетские в Израиле, длинноногие, поджарые и короткошерстые», — вспомнил Аджер. Прошлой весной мы с ним ездили в Тель-Авив делать проект.

Противоположный берег канала занимал бульвар. По нему сновали мамы и бабушки с детскими колясками. Колясок было много. Я предположил, что капитаны, боцманы, мичманы и матросы отправляются в поход, обрюхатив жен, чтобы тем не было скучно. Это единственный способ сохранить семью. Поэтому процент детского населения в портовых городах высок.

В резиденции были большие и малые комнаты, мастерская, компьютерная, кухня, спальни, душевые. Мы насчитали три туалета. Наше жилое и рабочее место на втором этаже. У нас новый персональный компьютер. Работает быстро. Лило загрузил в него разные программы. Перед тем как уехать, он выдал нам удостоверения для проведения съемок на острове.

Четкого плана у нас не было.

Позвонила директор филиала Марина Колдобская. Мы в восторженных тонах описали ей наши первые впечатления. Налегали на уникальность города и отсутствие у него гордыни и глупого самолюбования. Марина осталась довольна: «Ну, раз вам так нравится, то и живите там, делайте что хотите, лишь бы прочитали запланированную лекцию». Лекцию для Молодежного центра Эрмитажа, что в Главном штабе, я мучительно готовил в Москве. Темой ее было творчество программы ESCAPE с 1999 по 2009 год.

Компьютерщик с первого этажа посоветовал нам питаться в китайском ресторане на улице Коммунистической.

В Кронштадте два китайских ресторана с хорошей кухней. Второй — и главный — подальше, в Центре. А Центр — это проспект Ленина. На входе у первого — красный фонарь. Интерьер простой и чем-то напоминает пустынную корму. Официантки местные, миловидные и пугливые, осторожно улыбающиеся и похожие на диких чаек. Наверно, дочки военных моряков, давшие подписку.

Весь первый день, как и последний, было чистое небо и светило солнце. Остальные — шел дождь.

У нас было две видеокамеры. Одна (Sony) Аджера и вторая (Panasonic) моя. У Аджера был скотч; мы примотали им камеры к его ногам и пошли по маршруту ул. Советская — ул. Интернациональная — ул. Комсомола — Петровская — Макаровская — Карла Маркса — Советская.

Камеры с ног снимали наш путь. Мы хотели еще сделать полную съемку с рук, но поняли, что это лишнее.

Нам встретилось много достопримечательностей. Например, отличное здание в стиле модерн — бывший бассейн для тренировок водолазов, другое — медицинское учреждение с названием «Эвакогоспиталь № 2016». Еще дом, в котором жил капитан подлодки, — дебошир, пьяница и картежник Маринеско. Он потопил в 1945-м самый большой немецкий транспорт с беженцами, в том числе тремя тысячами детей. Герой Советского Союза.