ХУДОЖНИК В АВАНГАРДЕ КАПИТАЛИЗМА

— Что меня заинтересовало в вашей выставке, так это то, что коммерческий момент в ней не только не скрывается, но всячески выпячивается, хотя на практике в самом музее, как и полагается, ничего не продается. Дело в том, что вы же знаете: в современном искусстве это принято скрывать. Если у художника идет выставка в музее, в некоммерческом пространстве, — неприлично ляпать публично, сколько стоят его картины. Это как бы не о-кей считается, о деньгах можно говорить только в галерее, и то шепотом. Причем это соблюдают и сами художники, и даже галеристы, хотя им, казалось бы, нужна реклама. Принято делать вид, что художники коммерчески невинны, как младенцы. Вы нарушаете это табу.

А.Ш. Мы специально. Мы позиционируем наш «Электробутик» как компанию, которая функционирует по рыночным законам внутри капитализма. Мы исходим из того, что критика капитализма себя изжила. Любое критическое высказывание, если оно убедительное и яркое, очень быстро апроприируется капитализмом и начинает использоваться для его собственных целей. «Будь не как все». Купишь «Мак» — будешь по-другому думать якобы.

А.Ч. А они уже не могут по-другому. Или вообще...

А.Ш. «Креативный капитализм», как сказал Билл Гейтс, заменил собой то, что было искусством. Огромное количество людей с образованием художников работают в рекламе, на телевидении. Те самые ньюмедиаартисты 90-х именно там работают сейчас. Какой там видеоарт, там все гораздо профессиональнее. Реклама всепроникающая, у нее четкий таргет-групп, и туда шлется месседж. Если это делается продвинутыми интеллектуалами для продвинутых интеллектуалов, то они получают свой продвинутый рекламный продукт и кушают его.

А.Ч. Ну, вот вы именно этим занимаетесь на Openspace...


А.Ш. А наша задача — быть в авангарде креативного капитализма. Отобрать у капитализма всю креативную энергию, которую в него вложили художники, и вернуть ее в искусство. Мы видим сейчас единственный способ донести до зрителя критическое высказывание — действовать внутри капиталистического производства в форме коммерческого глянцевого продукта. Иначе весь протест будет находиться в маргинальной зоне. Мы критикуем капитализм, не пытаясь от него дистанцироваться и активно играя по его правилам. Мы не говорим, что мы такие чистенькие, то есть как раз грязные, оборванные и некоммерческие. А то меня умиляют эти антикапиталисты западные. Сидят себе на грантах, пользуются всеми благами капиталистического общества... Гранты — это вообще специальная такая капиталистическая система. Дают человеку грант, чтобы он вырабатывал новые технологии. Так бы он сидел бухал где-то, а так работает, делает искусство. «Лоу баджет ресерч лаб» для капитализма. Художники на грантах генерируют идеи для дальнейшего использования капиталистами. Ну вот, например, вся протестная эстетика, начиная с панка: зайди в любой магазин молодежной одежды, что там продается? Или техно-музыка — это был протест против института звезд, против поп-культуры, а сейчас в том же магазинчике модной одежды что играет? Не Бритни же Спирс, а диджеевский винил. Это происходит очень быстро, а с вебом 2.0 стало еще быстрее. Поэтому выступать критически можно только внутри рынка. А если нет альтернативы капитализму, то, значит, и капитализма в некотором роде нет.

— Вот это я не поняла.

А.Ш. Ну как. Если капитализм везде. Это лес, в котором мы живем. Нету другого.

— А как ты, кстати, относишься к практике дауншифтинга, деконсюмеризма и всякого экорадикализма?

А.Ш. А кредитная карточка в кармане-то лежит? Паспорт есть? Штаны-то он не сам себе шьет? За землю платит? Ну а если нет, то, значит, ему общество дало некий грант на ресерч на случай будущего выживания во время ядерной войны, без электричества. Мы, кстати, сейчас будем делать экологическое электронное искусство, которое не надо подключать к розетке. Оно будет работать на солнечной батарее даже в условиях глубочайшего экономического кризиса. Но вообще мы считаем, что, может, где-то в глубинке России еще можно прожить без капитализма, картошечку свою сажать, а так нет. Либо ты кого-то эксплуатируешь, либо тебя.

— Ага! То есть ты считаешь, что нужно не столько протестовать, сколько выискивать больше ниш при капитализме — что, кстати говоря, прекрасно умели делать советские люди про коммунизме... Дыры, как в Windows, надо искать?

А.Ш. Да, наверно, так можно сказать...


— И одной из таких дыр и является искусство с его очень-очень странной формой рынка. Вы ведь все время опираетесь именно на него. Чем арт-рынок отличается от всех остальных? Почему никто со стороны вообще не понимает, как этот рынок действует? Потому что он максимально защищен от диктата потребителя. Все остальные рынки построены на том, что победила в массах Бритни Спирс — ну так слушайте, товарищи, вашу Бритни Спирс. Но в современном искусстве при помощи сложных механизмов строго следят, чтобы это было не так. Например, специально уменьшается тираж или искусство делается, так сказать, искусственно недоступным. Плюс вся эта система, галереи... Художники не могут продавать себя сами, без посредничества галерей, потому что это будет просто рынок, как около ЦДХ, и спросом будут пользоваться только портреты девушек с кошками. Вся эта система построена на искусственном поддержании элитарности, и именно поэтому вы так за нее и держитесь. Так ответьте: демократы вы или нет?

А.Ш. А я скажу! Мы на эту тему сделали работу под названием «Де Лого». Работа интересна не только тем, что она очень красивая и ее сам Борис Гройс похвалил, но еще и тем, что мы с Аристархом являемся вторичными авторами. Это значит, что работу сделали не мы, а Роман Минаев. Он первичный автор, а мы у него выкупили право авторства. Что с точки зрения закона невозможно. Потому что тогда рухнет вся система звезд. В западной системе координат произведение искусства рассматривается как часть души художника, как его ребенок своего рода, имеет мистическую ауру, которая ни в коем случае не может быть отчуждена. Но на самом-то деле произведение искусства — это вовсе не то, что ты, поковыряв в носу, сделал. Это работа предыдущих поколений, всего общества, а часто просто ассистентов, как у Дэмиена Херста, например... Причем работы ассистентов, если бы они своей фамилией их подписали, стоили бы на порядок меньше... Конечно, авторство вообще появилось, когда возник рынок, и существует для него. А мы создаем прецедент. Если мы изменим закон и авторство будет легко переходить от одного человека к другому, автор произведения станет не важен. И люди будут говорить не про то, сколько там у Кабакова миллионов, а начнут анализировать, наконец, его произведения.

— Тогда рухнет арт-рынок.

А.Ч. Неизвестно! Например, если возьмем рынок древностей, то там всякие статуэтки, у них нет же автора. И они ценятся по другим критериям качества.

— Например, хорошо ли сохранилась левая нога...

А.Ч. Да! И называются эти объекты не по автору, а по признакам самого предмета. Каменная баба из станицы такой-то, например. А автора у них нет.


А.Ш. «Концептуальная инсталляция 2000-х годов из Лонг-Айленда». Нет, конечно, к современному искусству это неприменимо, потому что там аура, искусственно раздутая критиками система ценностей. Какая ценность в перевернутом писсуаре? Тем не менее он почему-то стоит миллионы. Почему Дэмиен Херст стоит дороже, чем Вася Пупкин? То, что мы сейчас с этой системой имен боремся, началось не вчера, это связано с кризисом гуманистического общества, идей гуманизма... Тем более вся ситуация в искусстве сейчас уже просто критическая. Если уже золотые черепа пошли... Люди покупают не произведения, а имена, и только для перепродажи...

А.Ч. И мы пускаем пробный шар... Кстати говоря, не надо весь рынок переводить на безавторский. Важно, чтобы хотя бы один процент функционировал так: работа как работа, в отрыве от авторства. Это будет интересный прецедент. Внутри рынка будет противовес системе имен — система образов.

А.Ш. А вообще, самое интересное в том, что креативный капитализм ставит знак равенства между потреблением и творчеством. Наши работы как раз об этом.

— Так вы с этим согласны или вы это критикуете?

А.Ч., А.Ш. Согласны! Но и критикуем.

— Мне кажется так: они это заявляют, а вы реализуете.

А.Ш. Вот именно! Критический месседж наших работ поступает в подсознание, минуя сознание. Человек думает, что смотрит красивые работы, а на самом деле напитывается критическими сообщениями!

— То есть то, чем вы занимаетесь, — это чистой воды реклама критики.

А.Ш. Нет, критика рекламы! Хотя вообще-то ты права.



ПОСТСКРИПТУМ ШУЛЬГИНА

А.Ш. Я еще вот что хотел сказать. Почему мы делаем такое искусство? Потому что мы живем в Москве и являемся, как и все художники, заложниками концептуального дискурса, идущего с советских еще времен. Кабаков, НОМА, литературоцентричность... Я думаю, что подсознательно мы стремились делать то, что максимально отличалось бы от московского большого стиля, то есть кабаковской традиции. Наши ведь работы абсолютно нелитературоцентричны. Это чистая визуальность. Но это не была самоцель. И свергать эту традицию мы совершенно не хотим!

Выставка «Крити-поп» (www.critipop.com) (Владислав Ефимов, Аристарх Чернышев, Алексей Шульгин и Electroboutique) открыта в Музее современного искусства (Ермолаевский переулок www.mmoma.ru) до 19 октября