Дневник Time/Food – 3: не только лайкать и репостить, но и отбивать своих

ВЛАД КРУЧИНСКИЙ слушал про мораль движения «Оккупай», про смехотворную «революцию кликов» и про то, как нам быть дальше

Имена:  Марта Рослер · Павел Арсеньев

23 мая. Марта Рослер. The Artistic Mode of Revolution: From Gentrification to Occupation

Марта Рослер по просьбе Антона Видокле прочла свою недавнюю статью про движение Occupy, опубликованную в журнале e-flux (это расширенная версия ее доклада на прошлогодней варшавской конференции «Labour of the Multitude? The Political Economy of Social Creativity»). С облегчением (все же Рослер — настолько серьезная фигура, что необходимость пересказывать ее идеи просто ставит в тупик) адресую читателя к этой статье.

Короче, Richard Florida says gentrify, we say Occupy.

В секции же реплик и комментариев было примерно так:

Зал: Что вы думаете о протестном потенциале креативного класса? И насколько он способен вступиться за права непривилегированных классов? И, кстати, считаете ли вы, что креативный класс действительно существует, но стряхнул с себя предписания Флориды, или это просто представители разных групп, зарабатывающие на хлеб своими мозгами?

Рослер: Креативный класс — буржуазный феномен, и даже если в него втягиваются люди из других классов, это все равно фрагмент среднего класса. Восстание креативного класса и художников — это, конечно, восстание среднего класса.

В моем понимании художники — точно не рабочий класс, но и не вполне средний класс, это скорее деклассированная группа людей, добровольно согласившаяся участвовать в прекаритетном производстве. Как богема, которая выступает и против мещан с их ценностями и всем прочим, и против рабочих с их склонностью к моральному авторитаризму.

Конечно, художники — почти поголовно прекаритетные работники, они чрезвычайно мало зарабатывают. Это похоже на гигантскую деформированную пирамиду — масса художников внизу, и единицы, действительно способные прокормиться своим искусством, наверху. Примерно как в спорте — миллионы детишек тратят все свое время на атлетику, а звездами становятся только сотни.

А к вопросу о том, что художники кого-то спасают или представители среднего класса кого-то спасают — если это так и если оккупай этим и закончится, это будет провал, потому что смысл всего оккупая — в строительстве кросс-классовых альянсов. И люди в оккупае, по крайней мере те, кого я знаю, очень хорошо отдают себе отчет в крайней опасности того, что в движении могут возобладать художники или бездомные, которые всегда присутствуют в оккупай-лагерях, или брокеры, которые пришли и сняли свои галстуки, или представители какого-то еще класса или сектора общества.

Всякий, кто считает, что участвует в демонстрации или в лагере в пользу кого-то другого, должен уйти.

Зал: Может быть, дадите какой-то совет? Что нам делать дальше?

Рослер: Если вас вынуждают использовать мобильные стратегии — используйте их, используйте баннеры, которые можно быстро разворачивать и сворачивать, а если их у вас отнимут — делайте еще! Но вообще я не могу что-то предлагать, ведь в Москве все еще функционирует ассамблея, и именно она должна принимать решения, но, может, нужны какие-то скайп-звонки в лагеря в других городах, в других странах.

Также у вас есть несколько линий протестного движения — есть антипутинские демонстрации, где люди пытаются понять, что значит жить с формальной демократией, когда по факту ее нет, а у оккупаев на повестке дня более насущные вопросы. Также у вас есть и националисты, и еще какие-то группы отчаянных людей совершенно, и есть «белые ленточки», которые хотят еще больше либерализовать рынки, что само по себе весьма комично, ведь никакого свободного рынка в принципе не существует, правительство всегда регулирует рынки, и думать иначе — просто абсурд...

Я думаю, что если вы хотите, чтобы решения принимались на принципах горизонтальности, нужны обсуждения разных групп, и в особенности перед следующим большим маршем, когда он, 12-го? В общем, скайп! Используйте скайп, звоните людям в других городах!

Зал: Вопрос, продиктованный действительностью: знаете ли вы о случаях, когда ассамблея отъединяется от лагеря? Это случилось в Москве два дня назад...

Рослер: Это то, что мы называем disfunctional... Это серьезная проблема. Знаете, всегда есть разрыв между теми, у кого есть работа, кто приходит в лагерь по вечерам, участвует в ассамблеях, а потом идет домой, и теми, кто в лагере постоянно. И те, кто в лагере живет, в принципе могут сказать: «Извините, вы здесь не спали, давайте, до свидания». Это можно понять, за этим стоит идея, что тебе что-то принадлежит, в данном случае — право принимать решения. Я думаю, лучше всего напоминать людям, что каждый может принимать участие в общей ассамблее, где у всех есть равное право на высказывание, но как исправить ситуацию этого принципиального разрыва, я не знаю.

Зал: Может ли ассамблея работать как самоинституционализированный механизм?

Рослер: Я не знаю. Надо быть твердыми, мы устанавливаем правила на ходу, и есть генеральные ассамблеи (general assembly), отделенные от народных (people’s assembly), так что, может, вам стоит начать с народных асамблей, которые включают всех, и на этих ассамблеях выработать правила, в том числе и для генеральной ассамблеи? У вас есть разделения в лагере, в том числе идеологические. Во всех лагерях есть такие идеологические моменты, но в Москве они представляются неразрешимыми...