Современное искусство как идеология

Стремление к преодолению «человеческого» ставит современное искусство в один ряд с техникой и капиталом

Автор опубликованного на OPENSPACE.RU текста «Неприятие современного искусства — это неприятие гуманизма» Глеб Напреенко пишет: «Можно приводить еще много примеров, но общее у них одно: все странное и болезненное в современном искусстве отсылает в конечном счете к современным представлениям о человеческой природе, — например, в том виде, в котором они явлены в психоанализе. Именно из этого тревожащего и неприятного складывается новый гуманизм. Не сентиментальный гуманизм Руссо и не самообожествление Ренессанса, а тот гуманизм, который родился из постановки под вопрос всех чувств, ценностей и божеств. И современное искусство — плод и образ этого нового гуманизма».

Этот абзац ясно дает нам понять: автор придерживается мнения, что человеческий разум есть некая абсолютная ценность. Что, несмотря на отсутствие ценностей моральных, эстетических представлений и жизненных установок, тот факт, что человек смог поставить их под сомнение и освободиться от них, свидетельствует о высоком развитии человеческого интеллекта и самосознания.

Очень важно понять, что же это такое, новый гуманизм. На чем он построен? Во что верит современный человек, читавший Сартра, Миллера, Сорокина, Пелевина, идущий в кино на «Шапито-шоу» и «Опасный метод»? Мы вообще во что-нибудь верим?

Предположим, что мы все думаем, как Глеб Напреенко, что современное искусство в каком-то смысле тождественно гуманизму. Тогда что же это за гуманизм? Это гуманизм любви, сострадания? Нет, это скорее гуманизм ‒ ода человеческому разуму. Следуя этой установке, мы тонем в самолюбовании, не верим ни во что, считаем все относительным; мы достаточно умны, чтобы понять, почему совершили тот или иной безнравственный поступок, и всегда можем найти себе научное оправдание. Мы верим в собственные мыслительные процессы. Удалось что-то понять ‒ молодец. Усомнился в правильности своего отношения к чему-то, подумал об этом, остался или не остался при своем мнении, уже не важно, главное ‒ процесс. Получается, что единственное, во что мы теперь верим, ‒ это интеллектуальные процессы, ведущие к постоянному развитию человеческого разума и расширению наших познаний.

Читать текст полностью Так как мы ни во что не верим, кроме своего разума, единственное, что нам остается, ‒ это находиться в постоянном движении, постоянно узнавать что-то новое, подчас ставящее под сомнение наши прошлые воззрения, так как это заменяет нам все ценности. Точнее, это стало им тождественно.

©  Agnes Martin / Courtesy Piter Blum gallery

Агнес Мартин. Стремление. 1960

Новому гуманизму в понимании Глеба Напреенко свойственны освобождение человеческого сознания от оков религиозных, нравственных предрассудков, от пут материального мира, социальных, экономических и политических условностей. То есть суть нового гуманизма можно сформулировать так: возможность сознания постоянно освобождаться, не поддаваться никаким оковам, все время сомневаться и относиться критически к действительности и к существующим формам жизни. Таким образом, новый гуманизм ‒ это возможность освобождения сознания, взятая сама по себе. Это освобождение идет через разум, через рефлексию. И именно это является тем, что определяет современное искусство как идеологию.

Язык старого европейского искусства соответствовал ценностному мировоззрению — мировоззрению, которое включало в себя моральные установки и жизненные идеалы, христианские ценности, национальное самосознание и т.д.

Современное искусство есть выразитель мировоззрения и мироощущения западного человека нашего времени. Мы живем в мире непрерывного становления. Главная характеристика этого мира — скорость, движение и постоянное обновление. Каждый год окружающая нас реальность обновляется, появляются технологические новинки, происходят катастрофы, делаются открытия. Каждый новый год мир уже не тот, что был в предыдущем. В таком мире человек не может чувствовать себя твердо. Он сам часть этого непрекращающегося потока; как только он случайно из него выпадет, ему придет конец. Он может пропустить что-то важное и потерпеть неудачу на работе. Чтобы нормально функционировать как социальная единица, ему необходимо постоянно быть «в теме», следить за новостями и новинками. За прошедшие сто лет были пересмотрены многие фундаментальные для прошлых столетий положения европейской культуры ‒ о расах, полах, о семье, сексе, морали. В подобном постоянно становящемся обществе человек не может чувствовать себя стабильно, фоном для него всегда являются тревога и опустошенность.

©  Estate of Ellsworth Kelly

Эльсуорт Келли. Цвета для большой стены. 1951

В основе фундамента нашего мира лежат техника, наука и капитализм. Научное открытие ‒ обновление материально-технической базы и внедрение в производство — это насаждение нового товара потребителю. За ХХ век произошло несколько революций в промышленном производстве и, соответственно, в рабочем процессе. Именно эта черта ‒ постоянное изменение и ускользание жизни от нас самих — свойство нашего времени. Мы все время вынуждены приспосабливаться к окружающему миру, который находится в постоянной погоне за обновлением самого себя.

Современное искусство, таким образом, лишь наиболее соответствует этому постоянно становящемуся бытию.

Не принимать современное искусство не означает «не принимать гуманизм». Это означает не принимать гегемонию западноевропейской цивилизации, в которой через современное искусство навязывается модель восприятия мира, описываемая словами «понять», «расшифровать», «интерпретировать». Восприятия «красиво — некрасиво», «хорошо — плохо» отходят на второй план. На первый же выходит рациональное осмысление явлений. Как только запускается этот механизм, следом за ним идет беспрекословное принятие веры в прогресс и цивилизацию, привязанные к троице наука — техника — капитализм.

Прежде чем описать это поподробнее, хочу заметить, что я не говорю о творчестве всех художников, произведения которых называют современным искусством, — но все же о большинстве.

©  Agnes Martin / Courtesy Piter Blum gallery

Агнес Мартин. Drift of Summer. 1964

С приходом современного искусства художники старались лишить свои произведения какой-либо связанности с человеческими темами, которые могли бы вызвать в зрителе эмоции. Необходимо было очиститься от наслоений человеческого опыта и традиционных художественных приемов. Главной целью стала чистая художественность. Реакция на произведение уже не была возможна в чувственном ключе — единственным уровнем восприятия работ стал разум. Никаких катарсисов и переживаний. Удовольствие, получаемое от искусства, теперь может быть лишь интеллектуальным. Для понимания произведения необходимо совершить мыслительное усилие, которое и должно приносить удовольствие ‒ радость думать!

Спустя какое-то время в зрителе вырабатывается почти машинальная реакция на произведение искусства ‒ интеллектуальная рефлексия. Если раньше человек в первую очередь испытывал некие эмоции, произведение ему нравилось или не нравилось, то в новой культуре эти категории не имеют никакого смысла, полностью сменился модус восприятия.

После того как разум был поставлен на пьедестал, современный художник идет дальше: ему хочется отказаться от собственной субъектности, она мешает развитию разума и мысли. Он хочет в своем произведении выразить некую объективную художественность ‒ вспомним хотя бы модернистские «решетки». Речь идет о преодолении субъекта, о поиске каких-то художественных объективностей, отказе от личностного в искусстве. Эти поиски можно охарактеризовать как стремление к формализации художественного опыта. К искусству подошли как к науке, художник задавался примерно таким вопросом: где же тут у нас базовые структуры восприятия художественного? И принимался за поиск.

©  Piet Mondriaan

Пит Модриан. Композиция № 10. 1939-42

Только наш разум является некой инстанцией, которая нерушима, возможности которой зависят только от нас. Единственное, во что мы можем верить, это наш разум. Поэтому любое столкновение с новым влечет за собой осмысление этого нового, включение рационального подхода. Человеческие чувства могут нас обмануть, моральные установки уже давно не работают после Ницше и двух мировых войн, и человек верит, что разум может дать ему верный ответ, что на него можно положиться. При любых бедах, горестях, неизвестных безднах мы опираемся на свой разум, у нас не остается выхода, мы не можем не верить в него.

Соответственно, человеческие чувства, привычки могут лишь повредить развитию разума и сознания. От них необходимо избавляться. И искусство подчиняется логике этого рассуждения. Необходимо найти художественное как таковое, а для этого необходимо быть холодным, как хирург; необходимо перешагнуть через человеческое и сделать искусство пространством игр интеллекта.

Стремление к преодолению человеческого, преодолению субъекта ‒ это стремление тут же ставить искусство в один ряд с техникой и капиталом в их желании приспособить человека под себя, сделать его придатком и слепить нужным образом. Двигателем современного искусства является машина разума, та же самая машина, которая двигает развитием техники-науки-капитализма.

©  Agnes Martin

Агнес Мартин. Звезды. 1963

Другим негативным следствием разумности современного искусства стали воцарившиеся цинизм и релятивизм, образ мысли, предполагающий интеллектуальную оценку событий, вещей, людей, действий. Нового человека очень сложно ввести в состояние ужаса, его сложно вообще ввести в какое-либо состояние, так как основной модус восприятия мира ‒ дистанцированное созерцание и осмысление.

Теперь наш глаз цинично и релятивистски устроен по самой своей сути. Мы смотрим на что-то и еще перед тем, как увидеть, настроены на принятие. Мы никогда, увидев, не испытываем порицания или одобрения, мы готовы ко всему.

Человек с разумом циническим, с сознанием, ко всему относящимся одинаково, преспокойно себе будет продолжать поддерживать существующий социально-экономический порядок. Ведь по факту для него все одинаково, его ничто не выводит из состояния стороннего наблюдателя. Для него не важно, продавать свой интеллект в Кремль, в школу или на «Первый канал».

Когда-то современное искусство было эмансипаторным по своей сути, независимо от содержания произведений. Сама форма, визуальные образы подвергали слому все старые оптики, освобождали глаза и сознание от оков. Но с того момента, когда постмодернизм стал главенствующей {-tsr-}культурной парадигмой, современное искусство превратилось не более чем в язык. Само по себе оно перестало нести эмансипаторный заряд. Та оптика восприятия мира, которая была свойственна лишь немногим личностям век назад, стала повсеместной в наше время; все те установки, которые были выработаны внутри новой культуры, оказались прибраны к рукам мейнстримом и переняты массовым сознанием через СМИ, сериалы, голливудские фильмы и даже маркетинговые стратегии крупных компаний. Вырабатываемые современным искусством схемы стали апроприироваться социально-политической системой, новые образы — массовой культурой. Искусство превратилось в кузницу новых концептов, схем, образов для политической и экономической реальности.