Искусство и давление власти: белорусский вариант

Как быть искусству, когда оно является единственно возможной в обществе формой протеста?

Имена:  Александр Колесников · Алексей Лунев · Альмира Усманова · Андрей Горных · Денис Лимонов · Илья Син · Ирина Соломатина · Михаил Гулин · Ольга Шпарага · Сергей Кирющенко · Сергей Шабохин

8 января в минской галерее современного искусства «Ў» прошел круглый стол с участием белорусских экспертов, собравшихся по поводу письма

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

Дениса Лимонова, которое он называет «Преступление совести». Активист могилевской арт-группы «Липовый цвет» обратился с письмом к генеральному прокурору Белоруссии Александру Конюку, в котором признался в своей причастности к терактам, заявил о готовности «дать признательные показания и предоставить новую информацию по этим уголовным делам», а также назвал преступления «художественным произведением».

В круглом столе приняли участие:

Альмира УСМАНОВА, философ
Ирина СОЛОМАТИНА, независимый менеджер арт-проектов, инициатор проекта «Гендерный маршрут»
Сергей ШАБОХИН, художник, главный редактор портала о современном искусстве Art Aktivist
Илья СИН, литератор, перформансист
Михаил ГУЛИН, художник
Сергей КИРЮЩЕНКО, художник
Андрей ГОРНЫХ, философ
Алексей ЛУНЕВ, художник
Ольга ШПАРАГА, философ, редактор сайта «Новая Европа»
Александр КОЛЕСНИКОВ, журналист, модератор дискуссии

В начале дискуссии были показаны акции группы «Липовый цвет»: «Карусель», «Оргия вандализма», «Кипиш в автобусе № 23», «Преступление совести». Их можно посмотреть здесь.


Художественный акт как форма гражданского протеста

Александр Колесников: Активистов группы «Липовый цвет» на этом круглом столе, к сожалению, нет. Денис Лимонов сейчас в Москве и занимается вопросами личной безопасности. Другая часть группы — в Белоруссии, в подполье. Они не отвечают на звонки, на письма по интернету. Как нам известно, в одной из своих последних акций Денис Лимонов взял на себя ответственность за взрыв в минском метро (см. также текст Павла Митенко. — OS). Именно об этой акции — «Преступление совести» — и хотелось бы поговорить. Меня интересует эта форма девиантного поведения, благодаря которой ситуация с Коноваловым и Ковалевым (люди, обвинявшиеся во взрыве в метро. — OS) может стать видимой. Почему в современной Белоруссии для того, чтобы поднять дискуссию, нужно совершить радикальный поступок?

Ирина Соломатина: Мне сейчас трудно давать интерпретацию, но если художник или арт-группа сознательно идет на то, чтобы присутствовать в публичности в таком плане, это очень интересное явление. Для Белоруссии это новая форма. Понятно, что дело о смертной казни и вынесенный приговор — факт политический, и здесь любопытно противостояние художника и белорусской юридической системы. Он не просто делает заявление, он идет до конца: пишет официальное письмо, претендуя на то, что дело может быть приостановлено. Но возникает вопрос: почему другие участники группы остаются анонимными? Одно дело, когда мы видим коллективный проект, внутри которого нам сложно кого-то выделить, и совсем другое, когда мы видим проект, написанный от лица группы, где внизу страницы стоит только одна фамилия. И мы понимаем, что именно этот человек и понесет ответственность, если дело дойдет до суда.

В этой ситуации, на мой взгляд, важно собирать документацию: это важно для художественного высказывания, так как мы, зрители, только в этом случае можем за ним наблюдать в развитии. Что касается других акций, то я видела документальную хронику, home video Кима Хадеева. Это почти то же самое. Но особенно важно то, что «Липовый цвет» из Могилева, а не из столичного Минска. Однако я, например, не слышала, чтобы кто-то из художников присоединился к акции или солидаризировался с этим высказыванием. Будет очень печально, если на этом письме все и закончится.

Илья Син: Я хочу напомнить, что была очень интересная индивидуальная акция поэта Димы Строцева. Он написал письмо президенту с просьбой расстрелять его вместе с этими ребятами. Она произвела лично на меня гораздо большее впечатление именно из-за отсутствия медиафактора, который тут на виду. Так что похожие заявления есть.

Соломатина: Да, но это совершенно другой тип высказывания. Светлана Алексиевич в прошлом году писала президенту. Писем нашему президенту написано уже очень много. Только одно дело — писать такое письмо, а другое дело — писать в прокуратуру о том, что есть дополнительные факты и мы просим их рассмотреть. Судебная система должна как-то на них отреагировать.

Михаил Гулин: Сейчас нам показывают электронный вариант письма. А есть настоящее письмо, отправленное не в СМИ, а через почтовый ящик? Если да, то, судя по времени, уже должен быть ответ.

Колесников: Денис Лимонов сообщил, что 19 декабря бросил это письмо в почтовый ящик. И пятнадцать дней, положенных для ответа, уже прошли. Но Денис физически не может получить ответ, так как находится в Москве.

Альмира Усманова: Очень хорошо, что мы заговорили об этом письме после того, как посмотрели три другие акции. Мне пришло в голову, что два ключевых слова, две идеи, которые звучали лейтмотивом и проходили через все предыдущие видео, — это были идеи культурной, политической войны и гражданственности. Это письмо явилось если не финальным аккордом, то логическим продолжением двух этих тем. С одной стороны, это письмо должно было появиться как акт личного мужества, личного понимания Денисом Лимоновым того, что такое гражданственность. Оно появилось вопреки интересам группы, вопреки мнению окружающих. С другой стороны, это объявление войны. Причем объявление войны не по правилам. Я тут, например, подумала: каким будет лицо у прокурора, когда он прочтет это письмо? Его первым порывом может быть отправка письма на экспертизу психической вменяемости, а возможно, понадобится литературная экспертиза. Потому что письмо представляет собой еще и литературный жест.

Это письмо появилось в ситуации, когда никакие другие формы протеста, будь то жалобы, подписание коллективных петиций, хождение на демонстрации, не работают. И может так оказаться, что это чуть ли не самая действенная форма протеста — из ниоткуда. Пока мы читали и обсуждали это письмо, я думала о предсказании, послании к 2012 году от Хардта и Негри. В нем они, в частности, говорят, что большинство массовых протестов 2011 года, начиная от событий на Востоке до «Occupy Wall Street», связано с массовым отказом или с попыткой массового протеста против неолиберальных ценностей, против неолиберальных принципов. Мы, конечно, с трудом можем говорить о том, что Хардт и Негри обозначают как кризис институтов неолиберальной демократии применительно к Белоруссии, однако мне кажется, что акция Дениса Лимонова стоит в том же тематическом ряду. Это попытка нахождения формы протеста в ситуации, когда никакие легальные, бюрократические каналы коммуникации с властью не работают. Я думаю, что здесь имеет место художественный акт как форма гражданского протеста, и, может быть, в условиях Белоруссии это единственно возможная форма протеста.


Эффективность стратегии Дениса Лимонова

Гулин: К художественной стратегии Дениса Лимонова никаких претензий у меня нет. У меня вопрос об эффективности такой стратегии применительно к делу Коновалова и Ковалева. Почему искусство, а не политика? Ведь можно назвать это гражданским актом и, допустим, подписаться не одному человеку. Может быть, это будет эффективнее в данном случае? Эффективнее — как стратегия вытащить ребят или хотя бы приостановить процесс по этому делу.

Сергей Шабохин: Но арт-активизм как раз и характеризуется тем, что художники пытаются создать образец, который может использоваться в каких-то других сферах жизни.

Усманова: Мне кажется, есть очень интересный момент, который связан с такой формой сдачи себя в заложники. Действительно, можно попытаться каждому, кто найдет в себе силы, принять участие в таком акте самопожертвования. Но при этом мы все окажемся в позиции слабого перед государством. Мы признаем, что был теракт. Денис Лимонов, принимая на себя ответственность, пусть даже в такой символической форме, сдает себя в заложники вместо кого-то другого. И то же будет с тем, кто пожелает разделить эту ответственность. Он будет играть роль слабого, играть по правилам государства.

Андрей Горных: Мы хотим говорить об эффективности социальных действий, а сводим все к такой недополитике в терминах «пройдет — не пройдет», «помилуют — не помилуют». Эту машину, которая уже провернулась, ничто не остановит. Эффективность — это дело для профессиональных политиков, мы же говорим об искусстве. Очевидно, что это письмо не было изначально рассчитано на какой-то эффект.

Алексей Лунев: Но в письме говорится о некой новой информации для прокурора. По крайней мере, у нас есть еще один повод критиковать власть, потому что она ничего не предпринимает для проверки новых фактов. Власть считает, что раскрыла дело: вот виновные, мы их казним и публично в новостях об этом скажем. А это письмо не позволяет им дело замять.

Гулин: Мне кажется, что арт-активисты в действительности не решают проблем. Высказывание есть, но нет результатов. Безусловно, своей фигурой Денис Лимонов может заменить фигуру политика, но проблему решать не будет. Получается такая имитация политических действий. Мы говорим о связи гражданского поступка и художественного акта, но обсуждаем не письмо Дмитрия Строцева, а письмо Дениса Лимонова. Мне лично кажется, что в последнее время активизм уводит нас от решения проблем. Активизм становится похожим на самопиар. Я ни в чем не хочу обвинить лично Дениса, потому что чувствуется, что это художник. Но те проблемы, которые поднимают что российские, что белорусские активисты, ими не решаются.

{-page-}

 

Искусство в медиапространстве

Колесников: Я бы хотел сместить дискуссию в немного другое поле. В поле политики. Мне представляется важным поговорить о политической позиции художников. Участники группы «Липовый цвет» позиционируют себя как левые художники. И мне кажется, что сейчас арт-группу могут «прибрать к рукам» политические силы, к которым художники относятся враждебно.

Ольга Шпарага: Это не белорусский случай. Политическое поле настолько фрагментированно и зачищено, что их просто некому подбирать.

Усманова: Я могу привести такой пример. В 2006 году флешмоберов пытались подобрать под свое крыло практически все белорусские оппозиционные политические партии. Пытались даже создать штаб, который бы координировал организацию флешмобов. Тогда у них это сделать не получилось. Но такого рода стратегия может быть опять, на этот раз успешно, ими апроприирована.

Шабохин: Я бы хотел привести пример связки левых политических взглядов и искусства. Ги Дебор говорил об «обществе спектакля» как об отчуждении в капиталистическом обществе, левые художники до сих пор используют этот термин. Рассматривать «Липовый цвет» вне практик ситуационистов, мне кажется, практически невозможно, потому что человек в автобусе, играя роль городского сумасшедшего, пытается создать новую ситуацию. Мы можем считать акцию «Кипиш в автобусе» программной для группы, поскольку именно она демонстрирует наше общество, его ритм. Блондинка с мобильным телефоном — это представитель позднего капитализма, носитель отчуждения в капиталистическом обществе, а старый рабочий — это носитель отчуждения постсоветского. Но постсоветского отчуждения в белорусском обществе гораздо больше.

Син: Проблема, мне кажется, в другом. Мы только что увидели художественную стратегию, которая декларативно борется с институционализмом в искусстве. Эти художники выносят свои акции за пределы всех возможных художественных институций — на улицы, в какие-то коммуналки и так далее. Но даже формат нашей сегодняшней встречи демонстрирует зависимость таких стратегий от музеев и галерей. Именно попадая в поле внимания художественных институций, любые действия и жесты людей рассматриваются нами как некий артефакт, как социокультурное явление. Это пример влияния институций на территорию, где институций не должно быть вообще.

Колесников: Мне кажется важным поговорить о стратегии безопасности для группы, потому что ее нет. Как мы можем выручить художников, попавших в такую сложную ситуацию?

Горных: Мы сводим нашу дискуссию к пиару художников. Мы обсуждаем человека, а не то, что он сделал. Он написал письмо генпрокурору, а мы ставим вопрос: что ему делать? Этот вопрос связан с пиаром личности Дениса Лимонова. Мы даже говорим не о группе, а только о нем.

Гражданская позиция — это публичное высказывание своего мнения по какому-либо вопросу. У нас есть ребята, которых обвиняют во взрывах в метро. И если кто-то высказывается по этому поводу, как это, например, сделал Денис Лимонов, это гражданский акт. Искусство же работает с типами, оно не реагирует на повседневность. Искусство — не журналистика, оно придает форму выражения целому социальному слою, классу. Искусство дает нам память, чтобы мы не забыли о каком-то важном случае. А эта группа художников пытается встроиться в медийную карусель сиюминутности. Пускай они дадут нам типы и формы, тогда они будут художниками.

Сергей Кирющенко: Мне кажется, что мы в Белоруссии слишком часто смотрим в сторону России, но российская ситуация и белорусская совершенно разные. В России активизм уже существует в художественных рамках. Его страшно много. Все дело в том, что в России есть политика. Какая-никакая, но есть. Прямо сейчас она привела и, я уверен, еще приведет к очень большим изменениям в стране. У нас же поле политики абсолютно зачищено. А если остались какие-то политики на виду, то их уже никто не слушает: они старые, они всем надоели. Поэтому я думаю, что в нашей ситуации заострять какие-то социально-политические моменты могут только художники. И художник, конечно, может использовать такой образ городского сумасшедшего. К нему могут прислушиваться, на него обратят внимание. Но я хочу сказать, что сейчас гораздо эффективнее выступать на каких-то локальных пространствах, например, против нашего Министерства культуры, против Академии искусств.

На мой взгляд, минус ролика «Кипиш в автобусе» в том, что оператор мало внимания уделил другим пассажирам. Потому что Денис Лимонов еще не тянет на серьезный акционизм. Он не трибун, а литератор. Например, у Алексея Навального получилось стать таким трибуном, а у Дениса Лимонова в его словах, в его выступлениях пока еще не хватает энергетики политика.


Искусство в отсутствие публичной сферы

Усманова: Я хочу сказать, что выход каждого из нас в публичную сферу независимо от того, что мы хотели сказать, является формой самопиара. Но я не уверена, что каждый из нас ради самопиара оказался бы в такой дискомфортной ситуации, как герой ролика «Кипиш в автобусе». И как раз очень важно, что нам не показывают лиц других пассажиров. Благодаря этому Денис Лимонов оказывается центральным субъектом речи и главным или единственным гражданином в автобусе. Это ставит не в лучшее положение его потенциальных собеседников. Поэтому важно сохранение этической дистанции, когда камера достаточно аккуратно обращается с остальными пассажирами, ведь им не нравится, что их снимают. Это попытка установить коммуникацию с людьми в ситуации, которая крайне дискомфортна для человека, ведь он осмелился заговорить в автобусе с людьми разных социальных категорий. Я бы все-таки не считала это самопиаром.

Еще мне было очень интересно посмотреть «Оргию вандализма». Там есть какие-то моменты funny home video, видеоарта начала 1970-х годов, когда техника съемки была еще несовершенна. Я думаю, мы все с интересом рассматривали монтажные вставки, которые выполняли функцию кинематографической пунктуации, когда надрывный монолог героя о невозможности культуры в современной ситуации перемежался с кадрами народных гуляний с пляшущими тетками и китайским ширпотребом. В этом монтаже обнаруживается чувство современности. Эти монтажные вставки для меня означают современность видения героя этого видеоролика. В этом видеоперформансе перед нами трагический персонаж, который пытается возобновить свою внутреннюю интеллектуальную связь с высоким авангардом через Ахматову, через отсылки к Модильяни, через имитацию Вацлава Нижинского. Но сам он скорее из паракультурного пространства, в котором есть, скажем, Генри Миллер, Жене, Шнур. Он ни с теми, ни с другими. Плюс к этому добавляется чудовищная реальность — народное празднество с пошлым обществом спектакля. В результате у нас получается драматическая форма home video.

Горных: Я уже видел ролик «Кипиш в автобусе» в интернете, и он меня сильно впечатлил. Среди тех роликов, что были нам представлены, именно в нем я вижу надежду. Искусство в этом случае очень здорово работает с отсутствием публичной сферы в Белоруссии. Эта акция в автобусе мне понравилась из-за реакции пассажиров. Это такой театр абсурда, в котором они превращаются в персонажей Аверченко или Хармса прямо на глазах. Вокруг Дениса Лимонова даже образуется такая публичная сцена. Он ставит вопросы, от которых просто невозможно уклониться: «Ты гражданин? Что для тебя это значит?»

Шпарага: Я считаю, что медиализация сегодня приводит к тому, что каждый наш жест, который попадает в пространство медиа, получает элемент пиара. И в данном случае он, конечно, есть, но, сводя только к нему эту акцию, мы перечеркиваем гражданское мужество, изобретательность художника, работу с городским пространством. Тут много других элементов, которые позволяют нам говорить, что это не только пиар. Но тогда что это такое? В Германии в таком случае используют понятие «притязание». Денис Лимонов притязает быть художником. В пространстве обсуждения мы можем решить — художник он или нет, но где притязание на искусство переходит в искусство, мы не решим никогда. И мне кажется, что притязание на искусство сегодня важнее самого искусства. Возможно, сегодня назначение культуры заключается в том, чтобы искать новые способы критики. Прежние политические, юридические средства уже не работают, и только культура позволяет наметить новые способы и виды критики.

Материал подготовил Александр Колесников

Ссылки

• Павел Митенко. Когда не остается ничего другого, 17.01.2012