Глядя из коммунизма

Фильм Фила Коллинза «Марксизм сегодня» смотрит на капитализм глазами рядовых преподавателей научного коммунизма. Что они могут сказать современному Западу?

Имена:  Фил Коллинз

​Документальный фильм известного британского художника и кинематографиста Фила Коллинза «Марксизм сегодня» (2010), который в последние годы активно показывался на выставках (например, на прошлой Берлинской биеннале и на выставке «Остальгия» в Новом музее Нью-Йорка, он также — что беспрецедентно для нашей страны — был приобретен в коллекцию российского фонда «Виктория»), ‒ необычайно трогательное человеческое свидетельство о конце Германской Демократической Республики. В то же время это острая и умная постановка вопроса о том, как соотносятся между собой марксизм в стране, где он победил на государственном уровне (и стал идеологией), и критический марксистский подход при капитализме, где он своего рода норма университетской мысли, только не поддержанная (во всяком случае, не прямо) государственным ресурсом. Иначе говоря, могут ли понять друг друга советский рядовой преподаватель обществоведения и современный критический художник?

В фильме три преподавателя марксистско-ленинских дисциплин — случайно или неслучайно, но все они женщины — рассказывают, как сложилась их судьба в момент и после перехода к капитализму. Первая была замужем за студентом из Африки, у нее был на руках грудной ребенок, и она особенно остро пережила колониальную несправедливость того агрессивного поглощения ГДР Западной Германией, которое сегодня принято называть «воссоединением». Воспоминание об унижении от раздаваемых бананов и кока-колы навсегда отбило у этой женщины, чей брак пошел на дно вместе с ее родиной, желание интегрироваться в «банановую республику ФРГ». Ей был предоставлен выбор — стать банковским работником или работником социальной сферы, и она пошла по второму пути, для нее это форма политической эмиграции. Вторая женщина вместе с мужем использовала свои знания политэкономии для того, чтобы заняться бизнесом, вполне преуспела, но чего-то ей все же недостает, и она постоянно задумывается: неужели это все? И третья, самая на первый взгляд жалкая и нелепая, на старости лет открыла брачное агентство и робко надеется и сама обрести свое счастье, а ее взрослая дочь со смешанными чувствами вспоминает, как была известной в ГДР гимнасткой и представляла страну на Олимпиаде…

Диалоги с героинями перемежаются кадрами гэдээровской пропагандистской хроники, которая даже по сравнению с СССР поражает степенью своего идеализма, искреннего или фальшивого, — и фотографиями журналов, книг и прочих элементов социалистической визуальной культуры. Фильм снят энергично, трезво и без всякой ностальгии, но с ясным ощущением того, что в той даже школярской критике капитализма, которую воспроизводили в свое время героини, была своя правда, а в их образе жизни — своя свобода. И что доступ к этой правде и этой свободе сегодня по историческим причинам закрыт.

Однако если в Великобритании, да и в Германии, где сегодня работает Фил Коллинз, «западный» университетский марксизм вполне легитимен и даже престижен (правда, это марксизм, отказавшийся от идеи диктатуры пролетариата, а порой и классовой борьбы и сосредоточившийся на менее «фундаментальных» темах вроде культурных и национальных вопросов), то в России, где в течение последних двадцати лет шло активное антимарксистское запугивание, дело обстоит совершенно иначе. Любая попытка анализировать феномены через их экономические корни, любая попытка связать искусство с социальным и классовым контекстом в основном вызывает в интеллектуальной среде протест настолько немедленный, что становится ясно, что в основе его лежит болезненное вытеснение. Многие у нас искренне думают, что марксизм есть преступление перед человечеством — хотя Маркса они не читали. Это неприятие и непонимание марксизма является сейчас, пожалуй, главным фактором, провинциализирующим русскую мысль и отделяющую ее от всего остального мира — университетского прежде всего, но не только. В конце концов, именно университеты на так называемом Западе воспитывают и политиков, и экономистов, и журналистов, и художников.



Фильм Фила Коллинза был показан в рамках проекта «Аудитория Москва», кураторами которого были Иоанна Мытковска, Давид Рифф и я. В дискуссии о фильме мы попросили высказать свое мнение людей, внимательно исследующих наследие Маркса в своей профессиональной деятельности.




Участники дискуссии:
Дмитрий ГУТОВ, художник
Фил КОЛЛИНЗ, художник (Берлин), автор фильма «Марксизм сегодня»
Влад СОФРОНОВ, философ

Вопросы из публики задавали:
Екатерина ДЁГОТЬ, искусствовед и куратор
Хаим СОКОЛ, художник
Сара УИЛСОН, искусствовед (Лондон)

Вел дискуссию Давид РИФФ, эссеист и художник


Давид Рифф: Мы обсуждаем фильм о преподавателях марксизма, и у меня классический марксистский вопрос к Филу: о твоем методе при создании этого фильма. Такой вопрос Влад Софронов однажды кому-то из нас задал: «Каков твой метод?» Теперь я переадресую этот вопрос Филу.

Фил Коллинз: Начну с личных моментов. Сам я с северо-запада Англии, где началась индустриальная революция, там в свое время жил Энгельс, его отец там управлял заводом. Это место является точкой рождения как профсоюзов, так и одной из самых жестоких форм капитализма. «Условия рабочего класса в Англии» Энгельс написал в возрасте 24 лет, он смог предоставить важный внутренний взгляд на фабричную систему для Маркса. Второй момент: сейчас я живу в Берлине, примерно через двадцать лет после падения Берлинской стены. Сегодня это время переосмысляется, историзируется, в основном говорится о панках, диссидентах, о роли гэдээровской протестантской церкви в истории падения Берлинской стены. Но я хотел исследовать неуслышанный голос. Я хотел увидеть ситуацию глазами преподавателей четырех дисциплин: научного коммунизма, истории Компартии, политэкономии и обществоведения. Я хотел тем самым осмыслить свое собственное идеологическое воспитание, которое было основано на поклонении монархии, колониализме и классовой системе. Так что мой подход был скорее с биографической точки зрения.

Рифф: Какое исследование тебе пришлось провести для фильма?

Коллинз: Большинство людей, когда я начал этим интересоваться, путали преподавателей марксизма со Штази. Я на эту тему говорил с профессором Тилманом Граммисом, который разъяснил мне ошибки западного восприятия ГДР. Не было никакой обязательной связи между преподаванием марксизма-ленинизма и сотрудничеством с «органами». Чтобы найти своих героев, я опубликовал в женских журналах и социалистических газетах смешное такое объявление «Фил Коллинз ищет бывших преподавателей обществоведения». Помогло, что меня зовут как поп-звезду. Мы пообщались с шестьюдесятью преподавателями, отсняли десятерых, и в итоге для фильма я отобрал трех. Это стало частью более общего проекта, где мы пытаемся собрать бывших преподавателей марксизма-ленинизма, привезти в Манчестер и дать им там возможность преподавать в течение года. Так сказать, протестировать систему в Манчестере, посмотреть, что из такой встречи выйдет.

Рифф: У меня также эстетический вопрос касательно фильма. Мне очень интересен твой прием — как ты историзируешь опыт ГДР. Ты перебиваешь биографическое повествование документальной съемкой, графиками, артефактами. Что ты думаешь об этом материале? У тебя показан трогательный школьный урок, в котором дозволены открытая критика и сомнение. Такая «искренняя» ГДР: атмосфера десталинизации, новое ощущение открытости, идеализм. И полная противоположность — профессор Пиппих, очень забавная фигура. Он как бы репрезентирует всю сонную реальность ГДР. Ты это подчеркиваешь музыкой. И мой вопрос: как это наслоение работает? Ты как бы расклеиваешь хронологию ГДР, показывая ощущение процесса и различных его результатов. Как ты работал с готовым материалом?

Коллинз: Я использовал разные источники, главным были ресурсы восточногерманской студии DEFA. Первый фильм был образовательный, для преподавателей, он назывался «Контакт». Меня потрясло качество производства. Там были совершенно годаровские моменты. Я просто влюбился в этот материал. Мы потом нашли актера, который играл этого преподавателя. В Британии тоже, естественно, в школах такое было, но потом эта открытость становится эластичным термином, который, наоборот, закрывает некоторые вопросы: например, важный вопрос о том, как формируется идеологическое гражданство. В Британии нет специальных молодежных групп по пропаганде капитализма, типа комсомола, и мы не распространяем капитализм на Ирак или Афганистан — разумеется, только свободу и демократию, ничего другого! Социализм всегда себя объявляет как бы уже в своем заглавии: «Социалистическая Федерация Единства и Братства». А капитализм всегда себя впитывает прямо в товары, предметные объекты, в фетиши. И это было важно для работы с архивом: как восстановить ткань и фактуру языка, который уже перестал быть артикулированным в период 1989‒1992 годов?

Я нашел остатки архива у кого-то в гараже, этот человек был очень рад показать мне профессора Пиппиха. У нас такое тоже было, если посмотреть на Открытые университеты в Англии 70-х, можно там увидеть схожие фигуры. Меня в нем интересовал взгляд на то, какая часть материала является обязательной, а в чем ученик свободен принять самостоятельное решение. Самый яркий пример — как младенец вырывает ложку у мамы, чтобы есть самому, мне это очень понравилось. Но мы его «приглушили» музыкой, потому что его повествование очень густо, насыщенно и было очень сложно следовать за ним.

Рифф: Меня еще интересует выбор трех героинь. Это три возможных результата перехода от коммунизма к капитализму, и марксизм-ленинизм тут делает то, что и обещал: не остается мертвой буквой и пустой фразой, но входит в плоть и кровь. Вот эти три результата. Первый — судьба разочарованного политика, в тот последний исторический момент, когда кто-то в ГДР мог вообще себе вообразить антиимпериалистическую политику. Второй вариант — использовать марксистские знания, чтобы обогатиться: вероятно, самый успешный сценарий. Наконец, история, когда человек странным образом становится каким-то неосознанным марксистом-ленинистом: происходит полное прекращение прежней деятельности, но одновременно ее сублимация в другую, в область агентства брачных знакомств. Напоминаю всем, что у Маркса были очень интересные мысли про человеческие отношения — он считал, что товары могут быть всего лишь сгустком человеческих отношений. И мне как раз такой переход кажется очень осмысленным, это вовсе не старческий маразм с ее стороны. А в конце, как бонус, материалы про дочь этой героини, про Олимпийские игры. Она такая своего рода Катарина Витт. Это уже даже не брачное агентство, тут марксизм-ленинизм становится прямо-таки телесным опытом. Я хочу спросить, в чем ты видишь в этих персонажах типичность? Как бы Энгельс сказал, «являются ли они типическими характерами в типических обстоятельствах?»