На наших глазах художественный мир идет ко дну, а мы молчим
«Дилеры пересовывают из русских рук в эмиратские карманы то, что они оставили бы себе, будь они хоть чуть-чуть уверены в ценности этого барахла». Французская галеристка обвиняет
Читать!
Эти перегибы в мире современного искусства заставляют меня прервать молчание. У меня вот уже больше тридцати лет галерея в Париже и Нью-Йорке, я была куратором нескольких выставок в музеях и выставочных залах во Франции и за ее пределами, и я просто теряю дар речи. Деньги стали сегодня единственным критерием суждения. Пресса пишет только о «локомотивах» рынка, раздувая имена сверхмощных маршанов, которые правят настоящими коммерческими империями. Эти распиаренные персонажи оказываются в верхних строчках любых рейтингов. Но вводить рейтинги в искусство — это само по себе скандал! Многие газеты и журналы публикуют списки: пятьдесят или сто самых важных художественных деятелей. У «самых влиятельных людей в мире современного искусства» есть своя табель о рангах, как если бы это были богатые наследники или выгодные биржевые продукты. Но роль прессы состоит не в том, чтобы гнаться за сенсациями.
Все реже можно встретить тексты, в которых речь идет об историческом или культурном значении того или иного явления. Разумеется, рынок искусства существует, и вполне нормально сообщить о том, сколько стоит то, что на нем представлено, но речь ведь все же не о нефти! Искусство — не обычный товар, не биржевой продукт. Но цены достигают таких высот, что это загрязняет информационное поле.
Владеть произведениями современного искусства — это стало признаком принадлежности к классу великих мира сего, все нувориши к этому стремятся. Профессиональная пресса представляет нам людей, которые, быстро сколотив состояние, покупают произведения искусства в поражающих воображение количествах. Методы у них ошеломляюще простые: покупать все подряд, у всех подряд и по какой угодно цене. А потом избавляться от всего этого, как только появится какая-нибудь новая идея. И в процессе срубать неплохую прибавочную стоимость в ущерб более наивному коллекционеру.
Рискуя показаться смешной, я скажу, что коллекция — это дело всей жизни, это история чувств, она работает как своего рода психоанализ, она сопутствует коллекционеру и открывает ему его самого. Самое страшное — это то, что именно эти новые коллекционеры, люди, которые не трудятся ни посмотреть на произведение искусства, ни подумать о нем, создают сегодня «вкус времени». Горстка так называемых меценатов, пользуясь налоговыми льготами (за которые мы боролись в 1980-е годы), диктует моду. К этому прибавляется и мафиозное измерение — все знают, что покупка и продажа произведений искусства стала одним из самых быстрых и надежных способов отмыть грязные деньги. Возник тотальный, невыносимый хаос! Многие профессионалы, подобно мне, ждут и надеются, что самозванцы, которые искусственно раздувают цены на несколько художников-звезд, будут разоблачены. Потому что вся эта шаткая конструкция базируется на невежестве и бескультурье новых покупателей.
Те, чьи имена у всех на устах, потому что они финансируют крупные выставки, не обманываются: для своих личных собраний они покупают нечто действительно ценное, а громкие имена используют только для пиара в медиа. Иные цари от искусства платят, и очень много, своим придворным, чтобы те сновали по всему свету в поисках миллионеров, не знающих, что делать со своими деньгами. Русские олигархи покупают аукционные дома, куда приводят клиентов, еще более необразованных, чем они сами, готовых купить невесть что, закрыв глаза, лишь бы только это стоило несметных денег! Миллиардеры Катара хватают все на лету. Князьки арт-мира этим пользуются, чтобы избавиться от всего того, что они втридорога купили. Миром искусства правит кучка Мейдоффов, которые, не веря в свой собственный товар, продают все с налету, пересовывают из русских рук в эмиратские карманы то, что они оставили бы себе, будь они хоть чуть-чуть уверены в ценности этого барахла. Перед нами сцена «спасайся кто может», где каждый торопится избавиться от того, что следовало бы назвать токсичными финансовыми продуктами, и не спрашивает, что будет завтра. На наших глазах художественный мир идет ко дну, а мы молчим.
Некоторые кричат о своем негодовании, как историк искусства и куратор Жан Клер (Jean Clair), который восстает против «искусства трейдеров» и раскрывает порочный механизм, который ведет «от культуры к культурности (culturel), от культурности к культу денег». [Социолог] Натали Эйниш (Nathalie Heinich) ставит вопрос о совершенно безвозмездном финансировании государством произведений и институций, которые остаются при этом частной собственностью (во Франции. — OS).
Прессе пора предоставить слово тем, кто еще верит в искусство и художников, она должна выполнять свой долг, информируя читателя не только о том, что сколько стоит. Пришло время поговорить о художниках, о том, что они делают и выставляют, и не только о тех, кто чудом привлек внимание миллионера, который, не будучи даже в силах запомнить их имена, хвалится, что купил три кило китайцев и пять кило индусов. Мне глубоко отвратительно все это, и многие, как и я, чувствуют, что стали жертвой диктатуры вкуса и денег. Поскольку ценность работы сводится теперь к ее цене, прежние любители искусства совершенно дезориентированы. Когда уши подменяют глаза, спекуляция душит интуицию и чувство, которые являются все-таки самым важным критерием выбора. Пришло время профессионалам искусства выйти из своей резервации. Молчаливое большинство должно быть наконец услышано. Многие из нас разделяют это недовольство и это чувство бессилия перед лицом агрессивного меньшинства. Ветер истории сметет этих учеников чародея, которые превратили рынок современного искусства в страну дураков! Нам следует сегодня со всей силой защищать другие лица художественного рынка — того, настоящего, который работает в тени, вдали от огней рампы!
Фариде Кадо — французский галерист и куратор выставок современного искусства с 1976 года
Опубликовано на французском языке в газете Liberation 2 июня 2011 года. Перепечатка только с разрешения газеты Liberation
Перевод с французского Екатерины Дёготь
Комментарий Екатерины Дёготь
Без некоторых пояснений пафос этого письма будет не вполне понятен российскому читателю — непрофессионалу. Этот непрофессионал, наверное, слышал о том, что художники и кураторы критически относятся к рынку искусства, и, возможно, считает, что это у них такая странная (и не вполне честная) фанаберия — кусать руку, которая их кормит. Но тут против рынка в его современном виде выступает сам деятель этого рынка — владелица галереи, причем отнюдь не маргинальной, а известной. Что это значит?
Российский зритель про современное искусство обычно знает мало, но зато ему много (слишком много) сообщают про рынок современного искусства. Все издания, для любых социальных групп, почти каждую неделю рассказывают о рекордах аукционов или ярмарок, хотя эта информация для непрофессионала совершенно бесполезна. Рекорды бокс-офиса еще могут сообщить, что фильм нравится многим (хорошо это или плохо, каждый решит сам), но рекорд аукциона говорит лишь о том, что картину возжелали два покупателя, которые к тому же остаются обычно анонимными. Это не говорит ни о качестве работы, ни о таланте художника, ни о том, где эту работу можно будет увидеть (скорее всего теперь нигде).
Тем не менее магия цифр делает свое дело, и в глазах читателя современное искусство все больше превращается в возгонку огромных денег из ничего, причем некоторых это раздражает, а некоторых именно это и завораживает. Смею предположить, что в России эта завороженность связана с безграничной верой в свободный нерегулируемый рынок, которая была нам внушена неолиберальной промывкой мозгов в 1990-е годы. Наш зритель наивно предполагает, что если работа была продана за огромные деньги, то это: 1) отражает реальность, то есть соотношение спроса и предложения, и, следовательно, статус автора; 2) очень хорошо для художника; 3) косвенным образом хорошо для его галериста и всего мира искусства, как и для нас всех. Как нас учили, рынок всегда прав; деньги — это главное; если богатые богатеют, то и бедным станет лучше. Некоторые из нас все еще верят в это.
Но российский зритель плохо осведомлен о том, как работает рынок искусства. Все вышеперечисленное вообще неверно. От продажи на аукционе художник обычно не получает вообще ничего, кроме небольших процентов — на аукционе продается вещь, полностью отчужденная от автора. Если автор уже умер, это не так страшно, но если он еще жив и работает, тут может возникнуть проблема: поскольку цены на аукционах действительно абсолютно свободны, эта цена может оказаться ниже обычной (и тогда это признак падения репутации художника) или сильно выше обычной (и тогда это неизбежно вызовет последующее падение, а это — см. выше). Люди и институции, действующие на вторичном рынке, то есть перепродающие по второму и третьему разу, — аукционные дома, дилеры, галереи перепродажи (например, галерея Гагосяна), те коллекционеры, что покупают, чтобы потом спустить с рук (например, Чарльз Саатчи), инвесторы, — не имеют никакой ответственности перед художником и его репутацией и поэтому являются не то чтобы прямо врагами, но головной болью для профессионального галериста, которым мыслит себя, например, Фариде Кадо, поддерживающая прежде всего инновативных авторов.
Ответственный галерист в отличие от спекулянта работает не с произведением, а с художником. Такой галерист часто растит талант с юных лет и выступает как продюсер, который должен следить прежде всего за развитием карьеры своего художника — вывозить его или ее работы на международные ярмарки, продавать их в музеи пусть даже и по более низкой цене, не отдавать их неизвестно кому и уж тем более не спекулянту и не инвестору. Профессиональная галерея не отдаст работу художника первому попавшемуся клиенту, особенно если он (или она) одет дорого и предлагает слишком высокую цену.
Рынок современного искусства, таким образом, включает в свой собственный механизм довольно интересное самоограничение или, можно сказать, самокритику. Он не только не является прозрачным и саморегулируемым, он постоянно сдерживает сам себя ради сохранения внерыночных ценностей. Это идет совершенно вразрез с тем идеалом свободного капитализма, который нам внушали или который мы внушили сами себе.
Поэтому в нашей стране галерей, которые подпадали бы под описание выше, очень мало. Покупатели искусства (коллекционеров у нас пока что нет) предпочитают театральную и адреналиновую атмосферу аукционов, хотя цены там выше, а качество часто ниже, чем в галерее. Аукционы создают у них впечатление, что выбросить надоевшую вещь (на рынок) будет так же просто и весело. Вся остальная художественная жизнь в нашей стране во многом выстраивается в том же стиле, и неслучайно перечисленные мною персонажи арт-рынка (которых Кадо не называет по имени) оказались у нас особенно популярны, хотя во всем остальном арт-мире они на грани рукопожатности. Достаточно вспомнить о том, что выставочная политика «Гаража», по крайней мере до недавнего времени, во многом воспроизводила список «топов» крупных коммерческих галерей (а, например, Пинчук-центр в Киеве продолжает это и сейчас), что Чарльзу Саатчи неизвестным образом удалось организовать выставку своей коллекции (и тем самым повысить ее капитализацию) в Эрмитаже, да и многое другое.
У новичка создается впечатление, что только эти огромные цифры и только художники этого круга (как выразился Борис Гройс, «изготовители дорогих ковров») и есть художественный рынок, а все остальное искусство (которое не находится в мегаколлекциях типа коллекции Франсуа Пино) является каким-то «некоммерческим», «маргинальным» или «левым», во всех смыслах этого слова. Меж тем начиная с определенной стадии своей карьеры абсолютно все художники — сухие концептуалисты и горячие троцкистские активисты, авторы исследовательских инсталляций и авторы перформансов, арт-кинематографисты и видеохудожники, художники авторской книги и мейл-арта, — все они в той или иной мере работают с галереями, их работы, даже самые мелкие бумажки и нематериальные инициативы, порой приобретают музеи и серьезные частные коллекции. Все они участвуют в рынке современного искусства (без которого это не могло бы существовать), но только в реальном, не зрелищном, не «голливудском». На этом рынке есть деньги, но отнюдь не миллиарды. Художники с этого рынка живут, но не становятся богачами. Это нормальная схема функционирования искусства в обществе, где деньги, разумеется, существуют, но держатся в узде. Может быть, этот рынок стоит назвать, по аналогии с кино, «независимым»? Может быть даже, это некий, по современным меркам, «некоммерческий рынок»? «Рынок бедных»? Может быть — неслучайно в России такой рынок мало кого интересует.
Читать!
КомментарииВсего:21
Комментарии
- 29.06Московская биеннале молодого искусства откроется 11 июля
- 28.06«Райские врата» Гиберти вновь откроются взору публики
- 27.06Гостем «Архстояния» будет Дзюнья Исигами
- 26.06Берлинской биеннале управляет ассамблея
- 25.06Объявлен шорт-лист Future Generation Art Prize
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3438059
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2338321
- 3. Норильск. Май 1268294
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 897611
- 5. Закоротило 822014
- 6. Не может прожить без ирисок 781642
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 758039
- 8. Коблы и малолетки 740656
- 9. Затворник. Но пятипалый 470781
- 10. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 402770
- 11. «Рок-клуб твой неправильно живет» 370266
- 12. Винтаж на Болотной 343158
с другой стороны, если Кадо не хочет называть имена (по понятным, видимо, только ей причинам), то какое она имеет моральное право упрекать общественность в молчаливом согласии? или я не права?
Но в нашем случае дело не в этом. Крик души Кадо основан на представлении, что существует единое искусство и, соответственно, единый рынок искусства, действующий по единым правилам. На самом деле с визуальным искусством давно произошло то же самое, что и с музыкой - оно разделилось на множество сегментов, по аналогии с академической современной музыкой и, например, поп-музыкой (которая тоже разная). И коммерческое существование этих сегментов, естественно, строится по разным правилам. Есть замечательные художники, которыми невозможно торговать "по-гагосяновски" и наоборот, есть не менее замечательные художники, которые "не смотрятся" в университетских галереях. Хотя, конечно, эти сегменты не разделены непроницаемыми стенами.
и конечно же очень справедливо замечание юрия, что в музыке (ну и в кино) уже давно нет единого рынка. и это никому не мешает.
А вот универсальных критериев оценки качества, действительно, нет, потому что само понятие качества в современном искусстве проблематизировано.
Yuri: Farideh Cadot говорит «самозванцы… искусственно раздувают цены». Вы говорите «цены не раздуты». Мне тоже кажется, что относительно представителей индустрии спорта, шоу-бизнеса, кинематографа и т.д., художники, даже самые известные, получают просто копейки.
А вот попытки аукционных домов Christie's, Philips de Pury и Sotheby's выйти на первичный рынок (в первом случае - галерея Haunch Of Venison, во втором - куча аукционов с вещами от художников, в третьем - легендарная распродажа Херста) выглядят очень опасно. Слава богу, у Haunch Of Venison проблемы, как я слышал. Подмять под себя арт-рынок вообще и сделать его подобием скачек на торгах - это чудовищно с точки зрения этики. И с этим надо бороться изо всех сил. Каждая галерея хочет интеллектуальной легитимности, даже в России. Аукционам она не нужна: провенанс хороший, и поехали. Главное, товар расхвалить и выдумать для пост-релиза формулировку позаковыристее: "Это рекорд для работ художника, созданных после 1966 года акрилом на бумаге и выставленных на торгах в Европе (исключая Лондон)".
Впрочем, тут дело даже не в первичном рынке. Еще более опасная история - когда первичный рынок сливается с вторичным, и работы 2000 года, купленные на аукционе 2001 и перепроданные в 2006, вырастают в цене раза в три. Ужасно, когда ценообразование зависит от количества свободных денег у коллекционера и наличии в крови адреналина.
Поделать с этим, однако, ничего нельзя, поскольку деньги крутятся громадные. Надо честно и четко комментировать торги именно с художественной точки зрения. Если покопаться в каталогах, заметно, что многие работы - не более, чем марки на конвертах, унылые вариации авторов на их известные темы. Относительно торгов старых мастеров это эффектно делает Сурен Меликян. Но и post-war, и contemporary не должны быть исключены из критического поля. Не надо считать такого рода работу ниже своего достоинства. Без внешней оценки аукционы вольны делать все, что угодно.
А мы не молчим - я давно на капу нажал. ( да и некоторые мои товарищи).
Ещё в середине 90х открыто многие говорили ( да кто слушал?) , что , например - Джеф Кунс - пустышка и жулик.
Что новые "коллекционеры" в России - мещане во дворянстве - пусть тренируются на кошках.
Что среди художников идёт "отрицательная селекция" - и с новыми институциями работают очень специальные люди - что профессионалы уходят в подполье.
Что кураторская система - это попытка заменить "идеальное" - "рациональным".
Ну и , наконец - что концептуализм - дерьмо.
Мало?
Тогда скажу , что пока вы - люди внутри арт сообщества - не поймёте - что Россия - это не "плохой" - а "альтернативный" Запад - вы не сдвинетесь с места.
Андерстанд или не очень?
А мы не молчим - я давно на капу нажал. ( да и некоторые мои товарищи).
Ещё в середине 90х открыто многие говорили ( да кто слушал?) , что , например - Джеф Кунс - пустышка и жулик.
Что новые "коллекционеры" в России - мещане во дворянстве - пусть тренируются на кошках.
Что среди художников идёт "отрицательная селекция" - и с новыми институциями работают очень специальные люди - что профессионалы уходят в подполье.
Что кураторская система - это попытка заменить "идеальное" - "рациональным".
Ну и , наконец - что концептуализм - дерьмо.
Мало?
Тогда скажу , что пока вы - люди внутри арт сообщества - не поймёте - что Россия - это не "плохой" - а "альтернативный" Запад - вы не сдвинетесь с места.
Андерстанд или не очень?
За какие заслуги перед Отечеством?
И еще, создается впечатление, что статья Кадо ничего никому нигде сказать не может, так как это - междометие, а вот комментарий имеет свое, независимое и конкретное, значение.