Навязать свои вкусы некой элите или буржуазии – это одна из важных целей, и мы стоим на пути ее достижения.
Страницы:
Дмитрий Гутов
Читать!
Осмоловский. Вне всякого сомнения. И Гринберг находился. Но я задаю вопрос: есть ли в мысли Гринберга, Лифшица или еще какого-нибудь автора что-то, что не полностью затрагивается контекстом?
Дёготь. Разумеется. Но в этом случае ты должен был бы сделать антологию разных идей, взять цитаты, куски мыслей человечества. Но ты используешь журнал как боевое оружие, прикрываясь тем, что в этой книге якобы вечные и внеконтекстуальные идеи.
Шурипа. Я бы хотел внести маленькую техническую поправку, раз уж зашел такой разговор о том, чем дышит и живет современный художественный мир. Катя согласится, что художественный мир живет сегодня полной оппозицией теориям наподобие теории Гринберга. Он живет сегодня текстами если не Розалинды Краусс, то других теоретиков, которые строят все на отрицании этого гринбергианского высокого модернизма. И для того чтобы принять участие в живой актуальной дискуссии о проблемах, которые поднимают журналы October, Parkett или Texte zur Kunst, нужно ориентироваться в классической, морально устаревшей, но тем не менее фундаментальной теории Гринберга.
Дёготь. Но в книге заявлено не это. У вас, наверное, с Толей разные подходы.
Гутов. Скажу пару слов по поводу актуальности. Те западные молодые художники, с которыми я беседую, последние десять лет цитируют исключительно Агамбена, а менее продвинутые до сих пор считают актуальным Негри. У нас есть фронт, который отвечает за этот сектор обстрела. Это газета «Что делать?» и вся эта группа. Прекрасно, что это существует, что это переводится. При этом остается еще 320 градусов обстрела, которые вообще никто не прикрывает. И чем будет больше разных таких групп и газет, тем лучше. Екатерина сказала, что здесь Гринберг привлекается не просветительски, а для оправдания совершенно конкретного рода деятельности. Это, безусловно, так. В центре наших дискуссий стоит вопрос «Что такое произведение искусства?». Это может звучать наивно, но мы живем в условиях, когда вопрос, не проясненный на уровне слов, определяется другими механизмами. Вот несколько дней назад была дискуссия о премии Кандинского. Я совершенно доброжелательно высказал мысль, что любая премия является реакционной, и ничего, кроме вреда для искусства, ни такие выставки, ни такие премии принести не могут. На мой взгляд, я высказал теоретическую мысль, предлагая ее для обсуждения. На что я услышал от Жени Барабанова, что я занимаюсь инсинуациями. Вопрос был переведен из теоретической плоскости в плоскость бытовой драки, и на этом дискуссия закончилась.
Перед нами стоит огромное количество нерешенных вопросов, и самые актуальные связаны с тем, что делается на последнем вдохе постмодернизма. Здесь может пригодиться не только Гринберг, но и Дионисий Ареопагит, Федор Студит, Гегель и кто угодно другой. Все это будет актуальным, если будет использовано по назначению. Когда мы начинали нашу деятельность в конце 80-х, постмодернизмом было захвачено все. Эти коды уже тогда казались немножко поднадоевшими, а сейчас кажутся просто гниющими. А на смену толком ничего не пришло, не выдумано никакого серьезного термина, никаких серьезных разработок. Что в этих условиях делать: продолжать работать в рамках «эстетики взаимодействия» или заниматься акционизмом; с какими работать медиа? Существует точка зрения, что медиа неравноценны. Кто-то считает, что нужен объект, а видео не искусство, а кто-то думает наоборот, что объект заражен консюмеризмом, а вот видео продолжает держаться на плаву. Все эти вопросы надо решать. Если мы, то есть профессиональное художественное сообщество, их не решаем, то их будут решать другие ребята, создавая иерархии, пробивая их количеством денег, толщиной каталогов и так далее. По-моему, речь об этом.
Самое главное, мы все прекрасно понимаем, что российское искусство в мировом контексте — ноль. Здесь открывается необыкновенный простор для деятельности. А то, что вызывает у Кати негативную реакцию, по-моему, провокационно и неверно названо ею «эстетикой», возвращением формы. В искусстве не существует формы, искусство — мир идей, который находит себе то или иное воплощение. Но сказано так, что, конечно, возбуждает. В том числе слово «формализм», смаковавшееся последние пять лет.
Я обращаюсь ко всем. Надо разобраться, в какой точке мы находимся. Тем более все понимают, что сейчас в переходе к следующему десятилетию заканчивается очень важная эпоха. Точно то же самое происходило ровно десять лет назад, когда наступала путинская стагнация. Сейчас происходит очень важный сдвиг, на который надо реагировать. Друзья, кто хочет, поднимайте руки, высказывайтесь. Давид, у тебя, я знаю, были довольно жесткие соображения на этот сюжет.
Гилейские чтения. 12 октября 2010 года
Осмоловский. У меня тоже есть определенная история. В девяностые годы я занимался политизацией искусства. Я обчитался этих текстов, напереводил их такое количество, что сейчас, когда я вижу или слышу слово «политизация», меня начинает трясти. У нас просто произошло непопадание по фазе. Ты, Давид, пришел из эстетики в политику, а я, наоборот, иду из политики в эстетику. Все наши кураторы, критики сейчас идут в политику. Екатерина Дёготь считает острополитические темы самыми важными, Виктор Мизиано так считает, группа «Что делать?» и т.д. А меня от этого воротит. Я досконально знаю всю эту проблематику, хоть она и развивается. Я знаю немецкую политико-художественную сцену девяностых годов, журнал «Бойте», Марка Теркессидиса, издателя журнала «Шпекс» Тома Холерта — всё это круг Дидриха Дидерихсена. Теркессидис даже текст-листовку написал для кампании «Против всех партий».
На протяжении двадцати лет российское искусство не получило серьезного рассмотрения. Речь не об успехе, не о коммерческой состоятельности, а хотя бы о внимании. Значит, мы делаем что-то не так. Значит, нужно экспериментировать. Политический аспект мне не представляется продуктивным. Да и на Западе, надо сказать, плотный политический контекст давно разрушился. Потому интересны проблемы «формы». В кавычках она потому, что, я согласен с Гутовым, нет никакой формы, есть мир идей. Нужно экспериментировать, пытаться уходить от методов, которыми пользовались российские художники и кураторы в девяностые и нулевые годы. Хотя бы потому, что эти подходы не работают. Хотя никто не исключает, что долбление, как дятел в одну дырку, в течение еще двадцати или сорока лет даст какой-то результат. Всякое может быть. Но я являюсь сторонником пластичной, мобильной, экспериментальной позиции. Для меня это является экспериментом, если для вас нет, то о-кей. Такое тоже может быть, непопадание по фазе.
Гутов. Давид, насчет канона. Ты же понимаешь, что журнал делается художниками. Да, Осмоловский всегда все, что он делал, чем бы ни занимался, выдавал в виде непререкаемого канона. Примем это за данность. В этом смысле журнал ушел недалеко от «Радека». В этом я с тобой согласен, только к этому надо отнестись как к художественной игре. Друзья, ваши вопросы, реплики.
Артем. Меня зовут Артем, я студент философского факультета МГУ. У меня вопрос к Екатерине Дёготь. Когда вы комментировали Стаса Шурипу, вы сказали, что все вокруг образованны…
Дёготь. Я такого не говорила, я сказала, что тексты публикуются.
Читать!
Страницы:
КомментарииВсего:12
Комментарии
- 29.06Московская биеннале молодого искусства откроется 11 июля
- 28.06«Райские врата» Гиберти вновь откроются взору публики
- 27.06Гостем «Архстояния» будет Дзюнья Исигами
- 26.06Берлинской биеннале управляет ассамблея
- 25.06Объявлен шорт-лист Future Generation Art Prize
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3451728
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2343360
- 3. Норильск. Май 1268590
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 897670
- 5. Закоротило 822097
- 6. Не может прожить без ирисок 782243
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 758693
- 8. Коблы и малолетки 740856
- 9. Затворник. Но пятипалый 471246
- 10. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 403061
- 11. «Рок-клуб твой неправильно живет» 370463
- 12. ЖП и крепостное право 358895
Почему не было обсуждений Индустриального биеннале? А что обсуждать, собственно, с людьми, которым все "очевидно"?
смог бы диагностировать даже прокариот, при помощи одной только базовой раздражительности.
Именовать все, что не полностью по твоему сценарию "фашистским" или "реакционным" - старая добрая традиция советской риторики.
Я один слышу запах серы ?- аууу , господин Сурков... Вы Михалкову и Базе одновременно тексты писали ( или много чести)? После этой салонной вампуки - АХРР тихо плачет в своей советской могиле. Когда ждать выставки "Дегенеративного искусства"?
Эти строчки написал человек , заплативший за свою правоту жизнью.
Ещё более омерзительно словосочетание - "властные структуры".
Видимо - карма - долбить в одну точку:
"Государство - это не ОНИ. Государство - это МЫ." - ну загляните вы в нашу соседку Европу.
Запомните это и передайте другим. И перестанте лизать жопы - там давно очередь.
Всё создавать надо. Странно, правда, что Медведев до сих пор не знает о возможности существования культурной политики - но с вашей помощью...
А консервировать лучше огурцы.
А жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Короче это инфантилизм говорят. Кстати как и считать смерть платой.
Публицистика
А если хочется поубивать отцов-командиров - это эдипов комплекс?
Про царя Никиту
01.11.2010
Чем дальше идет по избранному им жизненному пути Никита Сергеевич Михалков, тем больше симпатий вызывает его покойный отец.
Циник и царедворец, тот твердо отдавал себе отчет в допустимом ареале обитания. Казну пилил уверенно (и ген распила передал по наследству), но про православие, кажется, помалкивал и руками с налипшим процентом не мацал русскую философскую школу… Понимал границы жанра.
Манифест кинорежиссера, торжественно переданный им на прошлой неделе "руководителям российского государства", задуман был как эпикриз России, а вышел диагнозом автору.
Одного взгляда на текст достаточно, чтобы понять стилистику. Перед парадным подъездом пестрит толпа важных слов, все с плюмажами прописных букв - Право и Правда, Нация и Государство, Россия - разумеется, Великая… Все это великолепие - верная примета интеллектуальной пустоты. Обычный гипноз для умственно отсталых, которым размер букв способен заменить содержание.
Не сомневаюсь, что среди высочайших адресатов Манифеста такие найдутся, но сосать эту пустышку среди читателей "The New Times" - увольте. Продираться через нагроможденные Михалковым горы патриотического вторсырья - невыносимо; всерьез анализировать пассажи об особой природе и роли российской государственности - неловко: все это было пошлостью еще в позапрошлом веке, об эту дрянь вытирал ноги князь Вяземский…
"Лояльность власти" и "почитание ранга" как национальная ценность - тоже, конечно, открытие огромной силы: эту нацию описывал Сальтыков-Щедрин и называл ее "господа ташкентцы"; почему бы Михалкову не переехать в Узбекистан?
Но он хочет узбекистана здесь. Не для себя, разумеется, - для нас. А для себя…
Тут-то и начинается самое интересное. Личная эволюция Никиты Сергеевича - вот где спрятан подлинный драматизм! Это тебе не силос дежурных слов о социальной справедливости, - тут у пациента болит по-настоящему.
Оставим же в покое "божественный порядок" и "евразийство", поглядим на текст глазами доктора Фрейда - о чем невзначай проговаривается апологет "сверхнационального сознания"? Что там в подкорке и подоплеке? Где выходит наружу? А вот где.
"Просвещенно-консервативное движение должно стать кузницей кадров для руководителей Нации и Государства, которые в XXI веке смогут взять на себя ответственность за жизнь и судьбу нашего Отечества - России".
Словно это писал Павел Петрович Щербук, помещик-идиот из "Механического пианино", не правда ли? Да, но кто же, кто будет этот Просвещенный Консерватор, готовый взять на себя ответственность за судьбу Отечества? Имя, сестра, имя! Знатоки даже не берут минуту на обдумывание - все слишком банально...
Первым делом вспоминается тут "Сибирский цирюльник", - снятый, кажется, только для того, чтобы на битюге, в портретном гриме Александра Третьего, лично выехать под громовое "ура". Стоп, снято. А он все едет и едет, и не хочет слезать с коня, и не желает разгримировываться…
Уж не пародия ли он? Кажется, уже да.
Дух дышит, где хочет. А где хочет, - перестает дышать. И природа, не терпящая пустоты, заполняет место, в котором перестал дышать дух, - чем попало. Иногда - скукой и трехразовым питанием. Иногда - какой-нибудь безопасной для окружающих ерундой… Но иногда все бывает гораздо хуже: пустота заполняется протухшими идеологемами и вселенскими амбициями.
(Шендерович о Михалкове)