Просмотров: 29119
Музыкальные десятилетки: история вопроса
Марина Аршинова ·
09/02/2011
МАРИНА АРШИНОВА считает, что у специального детского образования в России есть только великое прошлое и фарсовое настоящее
© Олег Макаров / РИА Новости
Не у нас
Организация музыкального образования детей в России до последнего времени была одной из немногих областей магического слова
education, где с нами трудно было поспорить. Но сейчас российское ноу-хау отлично усвоено в Азии: Южная Корея и Китай полны школ, повторяющих принципы наших
школ-десятилеток при консерваториях. Понятно уже, что там нас догонят и перегонят. Этому способствует легендарное трудолюбие и целеустремленность азиатов, обеспечиваемые узаконенной практикой сильного давления на детей и традициями конфуцианства, где основой воспитания считается послушание и точное следование ритуалу.
Что касается Европы и Америки, то профессиональное обучение музыке там начинается тогда, когда, по нашим меркам, делать это уже бесполезно, то есть в глубокой юности. Некоторые известные в мире школы открывают детские отделения, но скорее с целью увеличить свою прибыль, нежели растить профессиональных музыкантов. Например, в Джульярдской школе родителям предлагается курс, состоящий из одного, максимум двух занятий в неделю, по стоимости около десяти тысяч долларов в год. Примерно тот же набор услуг предлагает Королевская академия музыки в Лондоне.
Есть считаные места, где детей начинают профессионально обучать музыке с детства. Одна такая школа приютилась в деревушке графства Суррей, что к юго-западу от Лондона; она была основана Иегуди Менухиным и носит его имя. Там живут и учатся дети от 8 до 18 лет.
Читать текст полностью
© Courtesy Curtis Institute of Music
Интерьер Curtis Institute of Music в Филадельфии
И, пожалуй, самой серьезной заявкой на звание музыкального Хогвардса можно назвать Кёртисовский институт музыки (Curtis Institute of Music) в Филадельфии, основанный в 1924 году. Контингент студентов не превышает 165 человек, строго отобранных по принципу несомненности дарования. Обучение бесплатное, «иногородним предоставляется общежитие», часто в виде субсидии на аренду квартиры в центре Филадельфии, недалеко от школы. Чтобы было понятно, о чем и о ком идет речь, назовем некоторые имена выпускников Кёртиса. Это Сэмюэл Барбер, Леонард Бернстайн, Анна Моффо, Нино Рота, Ефим Бронфман, Гарри Граффман, Хилари Хан, Пааво Ярви; это квартет Гварнери, более половины артистов Филадельфийского симфонического оркестра и многие, многие другие.
У нас. Начало
История музыкальных школ-десятилеток начинается с решения правительства Советов в 1935 году организовать на базе Детской группы при Московской консерватории особую школу, получившую впоследствии звонкое имя ЦМШ. Строго через год подобная школа появилась в Ленинграде, ее возглавил Самарий Савшинский.
Кажется, однако, что самой первой школой-десятилеткой стала в 1933 году знаменитая «школа имене мене» в Одессе, как называл ее основатель — великий скрипичный педагог Петр Столярский. Еще до Второй мировой войны появились десятилетки при Киевской и Тбилисской консерваториях.
Постепенно такие школы открывались во многих крупных городах страны.
© РИА Новости
Скрипичный педагог Петр Столярский. Одесса, 1939
Наверное, предками этих новых образовательных институций, дающих музыкальное ремесло детям, можно назвать школы танца, которые готовили балетных артистов. Здесь история уводит нас в глубь веков, так как одна из первых таких школ возникла еще в 1713 году при Парижской опере. Ее появление определялось актуальным запросом: театру требовались актеры и танцовщики, а танцу нужно учиться с детства. Профессия эта передавалась, как правило, по наследству, так, как сейчас это продолжает происходить с цирковыми артистами, чужие здесь не ходят.
На службе идеологии
Однако в случае со специальными музыкальными школами в СССР принцип актуального запроса сводился к нуждам идеологии (кстати, сегодня здесь уместно провести прямую историческую параллель с Китаем). Чтобы представить неопровержимые доказательства победы советского строя, необходимо было найти простые и эффектные аргументы.
Власть и раньше готова была вкладывать средства, и немалые, в развитие культуры и искусства в стране. В 20-х в Петрограде выступали немецкие оркестры и дирижеры. Целью этих беспрецедентных усилий было не дать голодающей и раздираемой Гражданской войной стране выпасть из культурного контекста Европы, а также подхватить знамя немалых музыкальных традиций, накопленных в России к тому времени.
Первейшей же целью создания спецшкол была демонстрация всему миру непревзойденной советской исполнительской школы. Юные дарования действительно нужны были правящей верхушке, их практически приравняли к верхнему эшелону партийной номенклатуры. Лазарь Берман, один из тех, кто занимался в привилегированной Детской группе, вспоминает, что, когда он серьезно заболел, его наблюдал личный врач Сталина.
Вторая задача проецировалась на внутренний рынок: подобные школы выполняли функцию социальных лифтов, способных эффектно, буквально на глазах реализовать концепцию «кто был никем...». Дети рабочих и крестьян становились музыкантами, иллюстрируя тренд «не боги горшки обжигают».
Особое внимание в этой связи отводилось организации интернатов для детей из отдаленных уголков страны. Эта была, конечно, совершенно пропагандистская история. И тем не менее даже после того как урожай талантов из черты оседлости в виде вундеркиндов с их фанатичными мамашами был собран, интернаты редко, но метко давали выдающиеся результаты. Это удивительно, ибо воспитание юного виртуоза дело хлопотное, кроме педагога здесь нужны еще репетиторы, мамки-няньки, хорошее питание, забота о здоровье и прочих нуждах вундеркинда, что в условиях интерната — утопия.
В истории музыки и раньше были исполнительские школы. Пансион Зверева в Москве, где учились игре на фортепиано Рахманинов, Зилоти, Скрябин. Скрипичная школа Леопольда Ауэра в Петербурге, давшая миру Яшу Хейфеца, Мирона Полякина и многих других. Но это были, скорее, мастерские, где вокруг мастера группировались ученики, и каждый брал от этой науки столько, сколько мог и хотел. Школы-десятилетки отличались от школ старых мастеров так же, как маленькие частные производства от индустриальных гигантов.
Расцвет
© Яков Берлинер / РИА Новости
В соответствии с поставленной задачей появились методики, позволяющие в кратчайшие сроки массово обучать на высоком качественном уровне. Появились и в музыке гениальные педагоги, подобные Агриппине Вагановой, способной, по словам Плисецкой, «обучить танцу табуретку». Неизмеримо возрос средний уровень профессионального музыкального обучения, без преувеличения можно сказать, что в 30—50-х годах в музыкальной педагогике руками потрясающих учителей было создано обыкновенное чудо. Год за годом в десятилетках штамповались кадры, на выпуске готовые к концертной деятельности.
Готовые-то готовые, да только уже к 60-м годам много их больно стало. Перепроизводство музыкантов в плановой экономике шло опережающими темпами, первоклассные кадры, пережив крах надежд на концертную карьеру, бодро шли преподавать. Преподавали они не менее, а более ожесточенно, нежели их собственные педагоги, потому что сильно увеличилась конкуренция. Ситуация накалялась.
Школы-десятилетки, демонстрировавшие поначалу равные возможности, превратились в элитарные учебные заведения, куда отдавали своих чад партийные бонзы. Профессия музыканта не только считалась престижной, но и — главное — давала призрачный шанс на возможность выезда из страны, что в 70-е ценилось неимоверно. Протягивались цепочки семейных кланов, сообщество музыкантов в СССР приобрело черты понятийной среды, со своей мифологией, иерархией, условиями и правилами. И формировались эти понятия в школах-десятилетках, давно уже ставших основой, на которую опиралась вся система профессионального музыкального образования в стране.
Собственно, главные принципы системы сводились к необходимости каторжного труда, диктатуры учителя и полного подчинения жизни всей семьи делу взращивания юного дарования. Систему подпирали непомерные амбиции одних родителей и трезвый расчет на верный кусок хлеба других.
© Олег Макаров / РИА Новости
Крах
В начале девяностых бессмысленно и беспощадно отлаженную систему музыкальных спецшкол поразил смертельный недуг. Причем тогда казалось, что поразил он ее «тело»: здания рушились, инструменты приходили в негодность, педагогам не платили зарплату. Смена поколений учителей, раньше проходившая бережно и гладко, в эти годы грозила катастрофой: многие молодые музыканты, вместо того чтобы после очередного строгого отбора встать в педагогический строй, уезжали из страны. Кругом зияли дыры, прорехи.
Однако традиции были еще очень сильны, и школы героически продолжали работать, производя штучный товар. Как-то все еще надеялись, что это временно, что все наладится. И действительно, постепенно наладилось. Здания отреставрировали, зарплаты педагогам повысили, инструментов прикупили.
Только время ушло вперед. Тут и обнажился истинный масштаб катастрофы. Профессия музыканта к началу 2000-х вдруг оказалась непрестижной, ненадежной и, главное, до обидного малооплачиваемой. Неадекватной в плане соотношения затраченных усилий и полученного результата. Из суммы «непомерных амбиций» и «трезвого расчета» ушло второе слагаемое. Успешные родители из нарождающегося среднего класса больше не стремятся сужать круг возможностей своим детям, отдавая их в музыкальную спецшколу.
Контингент десятилеток все больше состоит либо из детей «успешных» музыкантов, отданных туда по инерции; либо из отпрысков их неудачливых коллег — оказавшихся в социальных низах, отчаявшихся, бедных, униженных; видящих луч света там, где его давно уже нет; вопреки логике и здравому смыслу мечтающих восстановить статус за счет блестящих карьер своих одаренных детей.
© Олег Макаров / РИА Новости
Большая перемена в ЦМШ. 1969
Жизнь после жизни
Эра интернета открыла большие возможности для этой живописной группы, достойной пера Людмилы Петрушевской. Матери и отцы активно размещают ролики с записями игры своих чад в YouTube; ведут полные отчаянных воплей блоги; бьются на форумах, дабы поведать миру о своих страданиях, назвать имена обидчиков. Лучший исход для них — со временем пристроить учиться подросшего ребенка в Hochschule Германии или Швейцарии или в американский университет.
То есть тот самый социальный лифт и сегодня работает — правда, только на экспорт. Центробежная сила действует и на выпускников консерваторий, считающих удачей найти преподавательское место в Китае или Корее. Потому что в России сегодня может выжить лишь небольшой процент профессиональных музыкантов.
Итак, пена схлынула, и остались на берегу обломки некогда прекрасного фрегата. Музыкальное сообщество обсуждает малопристойные фарсы в ЦМШ, убожество и «шариковость» десятилетки в Питере. Остались еще, конечно, среди педагогов и легендарные имена, и прекрасные музыканты, отдающие {-tsr-}все силы работе с детьми. Поклонимся им еще раз, встав спиной к руинам, на которых восседают функционеры, искусственно взбивающие мастер-классами да конкурсами пену страстей. Оглядим прощальным взглядом родителей, чьи ожидания всегда выше конечного результата, и музыкально одаренных детей, которые никому сегодня, в общем, не интересны и не нужны. Потому что этот поезд ушел, а нового нам не подогнали.
Автор - ведущий редактор отдела по связям с общественностью Санкт-Петербургской академической филармонии имени Д.Д. Шостаковича
Другое дело, что там - огромный частный рынок, который, у нас, по сути, не сформировался.
В остальном - ну хорошо, поставили диагноз в сотый раз, а лечить то как?
Вообще, я так вижу, что лечить надо наше уже неумение жить ради идеи, довольствоваться крохами, но упрямо идти к заветной мечте. Забыли, что это такое. Перестали мы Богу доверять, что будет так, как молимся: "Хлеб наш насущный дай нам на сей(!) день...". Жизнь идет вперед, а мы все сидим у разбитого корыта и вспоминаем как было хорошо в дни жизни наших отцов и отцов наших отцов, сколько было рабочих мест, какие зарплаты были и тп. Приспосабливаемся к условиям нового времени, засучиваем рукава и трудимся дальше, идем к мечте, исполняем свое жизненное предназначение!
"Если деньги - это все, что вы хотите получить от жизни, это все, что вы получите".