Ботаники и психотики

Страшные, игривые или трагичные книги волнуют детей до дрожи – но издатель не хочет рисковать

Страшные, игривые или трагичные книги волнуют детей до дрожи – но издатель не хочет рисковать

Любой человек, который предложил бы нам прочесть, или издать, или отрецензировать книжку, сказав при этом: «Знаете, вот у меня тут взрослая книжка», показался бы нам слегка имбецилом. Нет такого жанра — «взрослая литература», нет целевой аудитории — «взрослые». Есть тонкое дробление, которое учитывается всеми и всегда, от автора и до читателя, вдоль всей цепочки вовлеченных инстанций. Нельзя написать «взрослую книжку», нет понятия «взрослый писатель». Когда автора спрашивают: «Кто, как вы думаете, является потенциальным читателем вашей книги?» — он тем или иным способом довольно точно описывает некоторую социологическую группу, порой очень широкую, порой довольно узкую, но никогда, если он не шарлатан, не скажет — «все взрослые люди».

Но когда речь идет о литературе, читатель которой по формальным параметрам относится к младшей возрастной группе, у нас случается коллапс здравого мышления. Максимум социального разделения целевой аудитории, которое мы тут допускаем, — это ее дробление на еще более мелкие, еще более жестко формализированные возрастные группы. От года до двух, от трех до пяти, от пяти до восьми... Но всякий человек, хоть раз в жизни имевший дело с настоящим, живым ребенком, отлично знает, что дети, как и взрослые, — совершенно разные люди. Среди них есть вербалы и визуалы, пассионарии и последователи, интраверты и экстраверты, невротики и психотики, «ботаники» и социоманы. И для всех них предлагаются одни и те же книжки — детские. В категориях «года до двух», «от трех до пяти», «от пяти до восьми».

Причины этого феномена вполне, кажется, ясны. Вкратце: чаще всего потенциальный читатель и потенциальный покупатель «детской» литературы — два разных лица. Книжный рынок, таким образом, действует здесь не как книжный рынок, а как западный рынок игрушек примерно пятьдесят лет назад, когда ребенок был не самостоятельным покупателем, а благодарным (или втайне глубоко разочарованным) потребителем того, что ему изволили преподнести взрослые. Однако магазины игрушек за эти пятьдесят лет превратились в забитые товарами филиалы рая, где ребенок является требовательным распорядителем, приходящим самостоятельно тратить деньги. Детские же отделы книжных магазинов по-прежнему представляют собой унылые монотонные пространства, где отчаявшиеся взрослые бродят в поисках чего-нибудь занимательного для своих чад. Таким образом, условная «детская» книга должна понравиться в первую очередь не конечному «пользователю», а взрослому, осуществляющему процесс выбора, принятия решения и покупки, причем понравиться, заметим, опять же усредненному родителю усредненного ребенка в усредненном понимании усредненного книготорговца. Что волей-неволей ведет к опасному усреднению детских книг.

Другой болезненной проблемой оказывается унаследованное нами из последних трех веков нашей истории убеждение, что литература должна воспитывать. И если мы (не без мук) преодолели эту установку применительно к литературе для взрослых, то дети (и авторы детских книг!) по-прежнему остаются заложниками этого лицемерно-снисходительного убеждения. Автор (а особенно издатель, и уж совсем особенно — в России) не без оснований опасается иметь дело со страшной, или игривой, или трагичной, или еще каким-нибудь способом нестандартной детской книгой, отлично зная при этом, что страшные, игривые или трагичные детские книги интересуют детей до дрожи. Но издателю придется иметь дело не с детьми, а с родителями. А с родителями, полагает издатель, рисковать не следует.

Конечно, эти и другие проблемы уходят корнями совершенно не в книжные причины, а в то, как мы в качестве общества моделируем конструкт детства — и как взаимодействуем с ним. Но, к счастью, находятся отважные авторы и отважные издатели, создающие книги не для «какого-то ребенка», а для разных детей, и говорящие с ребенком не на детском языке, а на человеческом. Книги, существующие не для того, чтобы сделать ребенка лучше, а для того, чтобы сделать лучше ребенку.

Вот о таких книгах в этой колонке я и попытаюсь вести речь.