Случай Рейна

Припоминание глядит в упор и крайне внимательно к деталям. Что-то кроется, что-то стоит за этой воспаленной наблюдательностью

Имена:  Евгений Рейн

Общественное сознание прямо связывает между собой два обстоятельства: возраст пишущего и актуальность написанного. Словно луч прожектора перемещается с одной возрастной группы на другую, оставляя в тени одних и потихоньку доходя до других. И действительно: кое-кто из «старших» уже в тени, но это их личная заслуга, а не действие прожектора литературной перестройки. В целом такой поворотный круг удобен только для постороннего — для случайного зрителя, сидящего в своем кресле. В действительности все обстоит иначе, и «случай Рейна» в этом смысле показателен.

В официальной печати имя Евгения Рейна стало регулярно появляться только во второй половине восьмидесятых, но в свою полную силу этот автор вошел почти на четверть века раньше. Случай нередкий, только сохранить свою «полную силу» на срок в несколько десятилетий удается не каждому.

Видимо, в противовес осторожной негромкости, чиновничьей скромности советской лирики ранние шестидесятые полюбили хлесткую взрывчатую поэтическую фразу. К такой поэзии, понятой как «красное словцо», стихи Рейна отношения не имеют, шестидесятником его не назовешь. Но в них есть лучшее, что было в шестидесятых: внезапная свежесть, когда от стиховой строчки вздрагиваешь, как от случайно налетевшего запаха — знакомого, забытого, родного. Свежесть подлинная, не омраченная обычной для того времени завиральной «новизной». В лучших его вещах слышен глубокий и раскатистый затягивающий ритм, делающий стихи очень живым лирическим речитативом.

Что за актеры? Это не актеры.
Значит, это хроника? Нет, это правда.
Сколько можно? Полфильма идут повторы.
Ах, упрячьте всю эту муру обратно.
Но составьте мне кадрик на память, ладно?
Как оборванный ящеркой хвост судьбины,
вечный призрак, светлеющий ненаглядно,
место встречи истины и картины.

(«Забытый фильм»)

Уже замечено, что Рейн — один из немногих поэтов нового времени, не миновавший влияния тех авторов, что шли за Серебряным веком, но не по его следу: Багрицкого, Луговского, Сельвинского. Таких предшественников немного стесняются и без особой нужды не упоминают. Но именно их читали в самой ранней юности, когда прочитанное необратимо входит в мелодический состав собственного стиха. И поэзия Рейна, похоже, впитала что-то из того романтического и конструктивистского арсенала: ритмическую раскачку, прозаическое зрение, сюжетность, внимание к бытовой фактуре.

Ну, а ты, делегированная Краснодаром,
прилетевшая к морю по горящей путевке,
вот увидишь — все сбудется, ведь недаром
точно пурпур богини твои обновки.

(«Перед солнцеворотом»)

Есть у него и особая, неожиданная в стиховом ряду лексическая ухватка рассказчика: меткие и беспощадные характеристики, присущие устной речи испытанного острослова. «Вольнонаемники поэзии московской, / исполненные хамства и азарта». Стихи для Рейна — естественная форма выражения, он умеет ставить задачу и уверенно ее решать. Вероятно, этому у него и учился молодой Бродский, но такой урок актуален и сейчас, когда внимание новых авторов к стиху-истории, стиху-рассказу как будто готово выделить их в отдельное поэтическое производство.

В вещах Рейна всегда есть определенная тема и ее активная, внятная разработка, а некоторая размытость изображения искупается непредвзятостью и достоверностью общего впечатления. Это впечатление хорошо выразил Бахыт Кенжеев: «Почти каждое стихотворение… — не столько новелла, сколько конспект романа». «Конспект романа» здесь присутствует как набросок или, точнее, полуслепой мгновенный снимок какого-то сложного переживания или внезапной смуты, который можно бы при желании развить в романный сюжет. Сюжет затягивающий, едва ли не авантюрный, но по характеру, скорее, дневниковый. Так получается, что не на шутку увлечь может просто трезвый взгляд на вещи.

В частотном словаре нашего автора слово «помню» занимает одно из первых мест. «Позволь припомнить ясно все, что было. / И ничего уже не обещая, / без веры, без сомнения, без пыла / взглянуть назад, вовеки не прощая». Припоминание глядит в упор и крайне внимательно к деталям. Что-то кроется, что-то стоит за этой воспаленной наблюдательностью. Ее тщательность напоминает натасканную, профессиональную пристальность детектива, угадывающего в любой мелочи материал для своего расследования. Каждая подробность способна навести на след, привести к решению загадки. Действительно ли здесь произошло что-то криминальное? Или наоборот — вполне банальное: просто идет жизнь и, как всегда, с преступной поспешностью.

Ссылки

• Речь Евгения Рейна на вручении премии «Поэт» 24 мая 2012 года, 25.05.2012