Мы любили его

Умер Василий Аксенов

Имена:  Василий Аксенов

Героями Василия Аксенова всегда были знаковые персонажи, ходячие мифологемы его поколения: шоферы и стюардессы, скульпторы и врачи, ученые и журналисты. Велик соблазн увидеть и его самого таким же знаковым героем: репрессированные родители, магаданское отрочество, журнал «Юность», ранняя слава, богемные похождения, фронда, неприкрытый бунт, «Метрополь» и, наконец, эмиграция. Впрочем, дело не только в биографии: Аксенов был «голосом своего поколения», писателем не то зафиксировавшим, не то создавшим язык шестидесятников, живым олицетворением пижонства и стиляжничества, эстетики двух десятилетий. И если, вслед за «Британникой», поставить здесь точку, то Аксенов и в самом деле окажется почти неотличим от героев «Ожога» или «Скажи изюм».

Однако каким бы жизнестроителем ни был писатель, его биография — это прежде всего написанные им книги.

Жанр, с которого Аксенов начал, сегодня хочется назвать «новой искренностью»: «Коллеги», «Звездный билет» и «Пора, мой друг, пора» сделаны демонстративно просто, это «простой рассказ о простых людях». Впрочем, и искренность, и простота здесь оказываются дискурсивным конструктом: современный читатель, хорошо знакомый с биографией Аксенова, понимает, какой зазор зияет между автором и его персонажами. Историк литературы, в свою очередь, укажет на очевидное влияние американской прозы, главным образом — Хемингуэя и Сэлинджера.

Аксенов и в самом деле был внимательным читателем — неудивительно, что стилистические поиски шестидесятых-семидесятых привели его к «Ожогу» и «Острову Крым», произведениям не только оказавшим огромное влияние на литературное поколение восьмидесятых-девяностых, но и прицельно попавшим в постмодернистскую эстетику, сформировавшуюся в этот момент в Европе и США. Полифонический «Ожог» стоит в одном ряду с романами Хулио Кортасара, Воле Шойинки или Томаса Пинчона — авторов, которых сам Аксенов либо не читал, либо не любил. «Остров Крым» выглядит образцовой иллюстрацией к теории «слоеного пирога» — альтернативная фантастика маскирует рассказ о собственном поколении, а под детективно-политическим сюжетом скрыта история одиночества и поражения.

Разумеется, оба романа были с восторгом приняты в Европе и Америке. Вероятно, в момент эмиграции Аксенову казалось, что впереди его ждет успешная карьера американского литератора — почти такая же, как у знаменитого младшего коллеги по «Ардису» и будущего нобелевского лауреата.

Однако не случилось: каждый новый роман Аксенова американская критика встречала все более и более прохладно, продажи падали, издатели переставали заказывать переводы. Иногда кажется, что возвращение Аксенова в Европу (с 2004 года он жил между Биаррицем и Москвой) помимо личных причин связано с некой разочарованностью в Америке, когда-то бывшей для его поколения символом свободы.

Сам Аксенов говорил, что американцев не устраивает в его романах отказ от «истории», сознательное разрушение нарратива и нарастающая карнавальность. Одна из рецензий так и называлась: «Прекратите этот карнавал!» То, что было фирменным знаком постмодернизма семидесятых, окончательно вышло из моды: Умберто Эко и иже с ним приучили читателя, что образцовая книга должна сочетать высоколобый интеллектуализм с масскультурной развлекательностью. Именно такими книгами были «Остров Крым» и «Скажи изюм», но чем дальше, тем менее интересно становилось Аксенову играть на этом поле. Все романы, написанные после «Московской саги» (1994), демонстрируют сознательный отказ от жесткой сюжетной схемы и рассыпающуюся структуру повествования. Увлекательная история, которую начинает рассказывать автор, в последней трети книги неизбежно превращается в бурлеск, фантасмагорию, в столь не любимый американской критикой карнавал.

Такой же предстает сегодня перед нами биография самого Аксенова: блистательный сюжет с Магаданом, славой, «Метрополем» и эмиграцией ближе к концу превращается в набор бессвязных фактов: прохладные рецензии в Америке и на родине, переезд в Европу, экранизация «Московской саги» и «Русский Букер» никак не тянут ни на хеппи-энд, ни на трагическую развязку.

Было бы символично, если бы последним романом Аксенова стали «Редкие земли» — итоговая книга, где встречаются герои всех его произведений: однако библиография прижизненных публикаций завершается недоделанным романом «Таинственная страсть», издаваемым по частям в — стыдно сказать — «Коллекции. Караван историй». И уж каким-то совсем непристойным карнавалом выглядит то, что почти все некрологи, вышедшие на Западе, цитируют Путина, назвавшего Аксенова «bright, brave and freedom-loving writer».

В пятидесятых-семидесятых годах Аксенов не только превращал в литературу жизнь своего поколения — он конструировал, как литературу, и собственную жизнь. В начале девяностых, увидев, что жизнь богаче и неожиданней литературы, он стал разрушать привычный нарратив. Фантасмагорические финалы его поздних романов — это прорыв настоящей жизни в замкнутый литературный мир, который он так хорошо умел создавать.

Вчера Василия Аксенова не стало. Все то, что происходило последние годы, позволяет увидеть эту смерть не как трагический символ или финальный аккорд в биографии «голоса поколения», а просто как смерть человека, который писал прекрасные книги, встречался с читателями и журналистами, рассказывал смешные истории из жизни и походил скорее на доброго дедушку, чем на бронзовый памятник.

Мы любили его.

Как жаль, что его больше нет с нами.