Кто вас спрашивал, кто вас за язык тянул, психи вы ненормальные!
Страницы:
Хорошо бы помнить, что за чтение, хранение и распространение, а уж тем более за передачу на Запад того, что изучают теперь в российских школах, людей арестовывали. Солженицын, Пастернак, Мандельштам, Набоков, Булгаков, Платонов, Хармс, Венедикт Ерофеев — весь этот золотой фонд русской культуры, который теперь российский потребитель поглощает наряду с прочими «элитными» товарами, — все это кто-то должен был в те годы спасать.
Читать!
Диссидентство и инакомыслие были совершенно равнозначными и взаимозаменяемыми терминами. Но «инакомыслие» — более осмысленное слово, так как имеет русские корни, которые можно разобрать, и остановиться, и немножко подумать. Инакомыслием называлась упорная и неисправимая потребность мыслить иначе. Иначе, чем авторитеты. Иначе, чем начальство. То есть мыслить вообще.
Быть инакомыслящим, думать иначе, чем думала советская власть, — предосудительно? От этого надо было спасаться?
Теперь часто говорят, что такой-то «не боролся с советской властью», и говорят с неким загадочным одобрением. Это чушь. С советской властью боролись все, день нельзя было прожить с утра до вечера без этой борьбы. При абсурдной экономической системе эта борьба состояла в основном из преступлений экономических. Иначе нельзя было поесть, одеться, выпить, производить что-либо на заводах или в редакциях, доехать из одного места в другое. Именно эта борьба и расшатала в конце концов систему.
Но осуждают и презирают теперь именно тех, кто боролся с советской властью не только для удовлетворения потребностей бытовых и экономических, но и потребностей духовных, умственных и нравственных.
Вот и про о. Александра Меня в недавнем фильме говорится, что он и его последователи, новообращенные христиане, «не боролись с советской властью». Утверждать такое, притом в похвалу о. Александру, можно, только если принимать советскую власть как один из вариантов политического управления со своими отдельными недостатками и своими достоинствами.
Если же понимать и помнить, что тоталитарная система была не просто политической системой, но огромной, могущественной псевдорелигией, загубившей жизни и отравившей души сотен миллионов, более того, продолжающей и в данный момент отравлять души их потомков, то каким образом о. Александр Мень мог быть поборником веры и не бороться тем самым с советской властью? Неужели истинно религиозные люди могли сосуществовать с абсолютной мерзостью и не противостоять ей?
Вот журналист говорит в интервью, что значимость Аверинцева определяется не тем, «подписал ли он письмо в защиту кого-нибудь из религиозно-гонимых или не подписал, а... тем, что он сделал с Философской энциклопедией». Как будто и не слыхал человек никогда про книжников и фарисеев.
Сам Аверинцев вряд ли был так непоколебимо уверен, что написание статей для энциклопедий важнее защиты невинно преследуемых. Но это рассуждение — что профессиональная деятельность важнее морали и честности, — это слово в слово то, чем оправдывались, отказываясь подписать письмо в защиту Бродского, или Сахарова, или Пастернака. Однако ведь этим дело не кончалось: подписание писем в осуждение, голосование на собраниях и вообще всякие виды побивания камнями тоже приходилось объяснять своей преданностью науке и искусству.
И какую же ненависть вызывали все эти инакомыслящие, из-за которых серьезным профессиональным людям приходилось лишний раз унижаться и пачкаться! Ведь мораль и честность все равно не приводили ни к каким конкретным результатам, ничего в окружающем мире не меняли. Но отсутствие морали и нравственности многое меняло во внутреннем мире, так что хорошего выхода у людей не было.
В рассуждениях о тщеславии диссидентов, о том, что не было у них талантов, призвания, собственного дела, о стремлении их в грязную и пошлую политику — в этих рассуждениях нет ничего нового. Именно об этом и практически в тех же словах говорили и в семидесятые годы. Сахарова осуждали не только в советских газетах и на собраниях. Интеллигенты осуждали его и в частном порядке, очень охотно и искренне, именно с тем раздражением, которое встречаешь и сегодня.
Члены различных творческих союзов, мучимые постоянной самоцензурой, пытались убедить себя, что самоцензура, постоянное лавирование — необходимая часть профессионализма, и должны были как-то объяснять себе существование рядом такого феномена, как свобода. Всякий творческий человек знает в глубине души, что без свободы, причем абсолютной свободы, все, что он делает, — имитация.
Конечно, интеллигенты не называли распространителей и авторов самиздата антисоветчиками. Это было бы неприлично. Они называли их тщеславными графоманами. Безответственными хулиганами. Они их называли провокаторами. «Солженицыну хорошо, — жаловалась молодая писательница, — он правду пишет. А мы должны работать над формой».
«А зачем было Галичу сочинять эти неосторожные песенки? Кто его за язык тянул?» — говорили бывшие друзья. Потому что, если называть вещи своими именами, без постмодернистских сложностей, то отличались мы от них, диссидентов, прежде всего степенью внутренней свободы. У нас внутренней свободы было меньше, а трусости больше.
И это очень неприятно. И это хочется отрицать.
Самый главный выбор люди обычно делают со словами: «У меня нет выбора». Одни говорят: «Я не могу ничего делать, у меня дети». А другие говорят: «Я не могу ничего не делать, у меня дети, в каком мире они будут жить?» Но нельзя же из трусости своей делать добродетель и из разных оттенков шкурничества ризы себе белые шить? Цинизм не зря называют «грязным цинизмом», и не зря у Чехова освобождение от внутреннего рабства связывается с понятием физической чистоплотности.
Зачем, зачем? Зачем вам было писать неосторожные песенки, портить окружающим жизнь, серьезных людей подводить, провоцировать неприятности, лезть в политику, лезть на рожон, делать волну? Кто вас спрашивал, кто вас за язык тянул, психи вы ненормальные! Зачем вы на площадь-то поперлись?
«Зачем была исковеркана ваша жизнь?»
Это телевизионная журналистка спрашивает в 2010 году у Натальи Горбаневской, поэта, редактора «Хроники текущих событий», участницы известной демонстрации 1968 года. Ну, будем надеяться, что не от своего лица она спрашивает, а от лица своей аудитории. Предполагается, значит, аудитория, которая считает, что вести себя как свободный человек — исковерканная жизнь, а быть исправным рабом — жизнь благополучная.
Журналистка объясняет Горбаневской, что в результате ее действий окружающий мир не изменился к лучшему, и никто даже не помнит, что... А Горбаневская ведь знает эту нехитрую истину, и не только сейчас, а еще и за пять лет до демонстрации знала, написав в 63-м году:
Все равно потом
нипочем не вспомнят,
был ли Данте гвельф
или гибеллин,
и какого цвета
флаг,
и был ли поднят,
и в каком огне
себя он погубил.
Сорок семь лет между стихотворением и вопросом на интервью. Отвечает Горбаневская на вопрос очень просто и понятно:
«Когда человек поступает по совести, его жизнь не может быть исковеркана. Мои дети так гордятся, как будто они сами это сделали».
Наиболее политическая акция того времени — демонстрация на Красной площади — была акцией прежде всего моральной. Во всяком случае, никаких политических задач — в отличие от, например, декабристов — ее участники не ставили. Они создавали свободу в своей отдельно взятой жизни. Они были узниками совести в том смысле, что им необходимо было следовать своей собственной совести.
И, конечно, они часто вели себя безответственно, они отрекались (правда, отрекались редко), у них с мозгами было не в порядке, они выпивали, брали деньги взаймы, и их личная жизнь часто была достойна всяческого порицания.
Но вовсе не этим отличались они от нас.
Отличались они тем, что не хотели быть идиотами. В первоначальном, древнегреческом значении этого
Читать!
Теперь, видимо, считают наоборот.
Страницы:
КомментарииВсего:10
Комментарии
- 29.06Стипендия Бродского присуждена Александру Белякову
- 27.06В Бразилии книгочеев освобождают из тюрьмы
- 27.06Названы главные книги Америки
- 26.06В Испании появилась премия для электронных книг
- 22.06Вручена премия Стругацких
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3451862
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2343449
- 3. Норильск. Май 1268806
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 897730
- 5. Закоротило 822202
- 6. Не может прожить без ирисок 782701
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 759629
- 8. Коблы и малолетки 741070
- 9. Затворник. Но пятипалый 471685
- 10. ЖП и крепостное право 407992
- 11. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 403300
- 12. «Рок-клуб твой неправильно живет» 370684
1) Узурпация совести. Вот были диссиденты - у них была совесть, а у не-диссидентов ее не было. Поэтому те, которые диссидентов не любят, тоже совести не имеют. Поэтому и не любят.
2) Изолированность от влияния государства, "власти". Есть какое-то совершенно независимое от нас государство, черный ящик. А есть абсолютно независимые от государства мы. Мы тут живем по совести или не по совести, а государство нам мешает или помогает, но при этом наша совесть, она сформирована независимо от государства. Т.е., грубо говоря, совесть у всех людей в принципе одинаковая, только одни ею пользуются, другие - когда как, а третьи вообще атрофируют (долго думал откуда я взял такое слово, потом вспомнил - из затоваренной бочкотары). Разных совестей не бывает и видоизменяться под внешним воздействием совесть тоже не умеет, кроме как исчезать.
Черно-белая картинка "хорошие диссиденты - плохие все остальные" держится, по-моему, в основном как раз на этих принципах. Если их расшатать, то контраст сразу сильно уменьшится. Не знаю, стоит ли расшатывать, но убежден, что эти принципы ложны.
мне кажется, Вы совершенно зря не прочитали материал - и столько пишете. Все впустую :-)
Потому что картинку "хорошие диссиденты - плохие все остальные" Вы придумали. В тексте же ясно написано: хороших диссидентов нет, вообще диссидентов нет (как той ложки).
Диссидентами людей делали события и другие люди. Постфактум. И в своей формуле Вы - видимо, страшно спеша перейти таки к заявленной критике - перепутали причину и следствие: просто только глобально хорошие люди могли в итоге ОКАЗАТЬСЯ диссидентами. Неудивительно совпадение этих множеств.
И да - есть независимые мы. Каждый из нас. Потому что свои решения каждый - в каких бы обстоятельствах ни очутился - принимает сам. А государство - это всего лишь удобное для кого-то образование, в котором - в зависимости от его устройства - некоторые независимые из нас проявляют свою независимость определенным образом, фактически от нее отказываясь за те или иные блага (прошу Вас, не толкуйте это слово слишком буквально!)
Автор статьи прямо указывает на мораль как на объективную категорию "мораль — не поэтический образ, не метафора. Это название инфраструктуры, столь же практически необходимой, как водопровод, канализация, дорожные знаки и мосты." Действия диссидентов - действия людей, которые поступают в соответствии с моралью, действия конформных членов общества - аморальны. Это как раз то, о чем я писал в первом пункте. Мораль - это нечто объективное и вот именно диссиденты ею, так сказать, обладали. Не знаю, может я чего не так понял, но я из статьи ясно вычитал, что диссидентов нет только в том смысле, что есть люди с моралью, которые из-за своей морали не могут поступать плохо и которых называют диссидентами, а есть остальные, у которых с моралью чего-то не в порядке. Обычные члены советского общества, не знаю как назвать, конформисты. Люди, для которых советская власть если и не ОК, то во всяком случае терпима. И это делает их аморальными, поскольку советская власть настолько плоха, что терпеть ее никак нельзя. Это как раз и есть та самая черно-белая картинка. Когда именно и кто назвал назвал кого-то диссидентами - не суть важно, главное - объективность и единственность морали. И наличие тех самых "глобально хороших людей", о которых Вы пишите. Удачно сказано, кстати.
Ну а со вторым моим пунктом Вы сами согласились. Фактически, Вы рассуждаете как раз опираясь на те принципы, которые я примерно описал, и для Вас они вполне естественны. Вот. А к критике я, собственно, и не переходил, хоть и очень спешил :). Просто обозначил некоторые пункты, которые мне показались важными в свете возможной будущей критики.
P.S. Кстати, может я неправ, но у меня ощущение, что под критикой Вы понимаете "осуждение" или "опровержение". Это неверно. Критика - это аргументированное обсуждение, т.е. совсем необязательно что-то "против", а просто не принятие на веру.
Все же диссидентство - это не столько о морали, сколько о свободе. Если не указать этого, то немедленно последуют возражения типа двух пунктов vantz'а. Между тем, уважаемый vantz, в те времена имело место стремление отнюдь не к узурпации совести, но к свободе совести. Возможно, кое-кто не видит тут разницы, а зря.
Свобода совести - самая, пожалуй, важная характеристика диссидентского движения: хорошо известно, что оно напоминало универмаг, где можно было приобрести буквально все - от любой религиозной до любой идеологической модели, включая марксистскую (да, за свободу толкования карла виссарионыча ленина тоже сажали).
Моральная составляющая, на которую упирает автор статьи, тут все же вторична, ибо является следствием момента свободы, момента экзистенциального выбора.
Жить в советском обществе было унизительно не потому, что оно выдавливало из своей прямой кишки недостаточно колбасы, а потому, что оно не предоставляло свободы. Любой свободы - в том числе и свободы жить по своим (общества) собственным правилам (г-жа Червинская очень точно пишет о том, что диссидентством могло стать любое действие повседневного бытия). Поэтому советская система именовалась тоталитарной - странно, что приходится напоминать о такой азбучной истине. Из нее, кстати, следует и ответ на второе замечание vantz'а - о неприятии государства, принципиальной враждебности к нему: может ли быть иное отношение к тоталитарной власти? Нет, не может, - тоталитаризм имманентно враждебен всем без исключения - даже тем, кто его насаждает в какой-либо конкретный момент (ибо в следующий момент насаждающий сам становится жертвой несвободы).
Наверное, в современном контексте особенно интересно обсуждение именно этого качества российской ментальности: ее встроенной враждебности к власти, к государству. Понятна ли она? Безусловно, да - формы российской государственности всегда характеризовались высокой степенью тоталитарности. Плодотворна ли она при любой погоде - в том числе и при наличии беспрецедентной (в сравнении с прежними временами) свободы? Не уверен.
Я тоже обратил внимание на то, что понятие свободы, ключевое для диссидентского движения, в статье практически не затронуто. Предполагаю причина в том, что свобода - дело в большой степени личное, а целью статьи было показать именно большое общественное значение диссидентства. Понятно, что в стране, где каждый второй считает целесообразным отказаться от гражданских и в большой степени личных свобод в пользу спокойной жизни, что-то не так с государственной властью, но все-таки это в меньшей степени открывает именно общественное значение диссидентского движения, чем такой своеобразный патент на совесть - "диссидент - это человек, которые не поступился совестью" (соответственно НЕ диссиденты по всей видимости поступились совестью). Таким образом и возникает эта самая узурпация совести, о которой я писал выше. Ведь человек, ратующий за свободу совести, должен допускать эту самую свободу и для других людей, в том числе и людей противоположных убеждений. У советских диссидентов я такого не наблюдал (естественно, я далеко не все читал, далеко не все знаю, это мое мнение на основе, того, что я знаю и т.д.). Напротив, все что я видел и продолжаю видеть - это то, что диссидентское движение и преемственное ему "(ультра)либеральное" движение в России порождены системой, с которой боролись, и унаследовали все ее худшие черты, включая патент на совесть, патент на истину, нетерпимость к противоположным мнениям и т.д. Это меня очень тревожит и именно поэтому я здесь призываю не делать из диссидентства икону совести и морали, а тщательно разобрать смысл и идеологию этого движения, чтобы понять насколько мы ещё все советские люди и что нам с этим делать.
Вы совершенно правы. "Профессиональное диссидентство" - это такой же оксюморон, как "профессиональная плакальщица" или "жрица любви". Верно и то, что в СССР (тьфу, написал, как выругался) многие участники диссидентского "движения" были именно "профессионалами" - особенно, на позднем этапе.
Вообще, "движение" предполагает организацию, администрирование и прочие занятия, к коим диссидентский склад души и ума не очень склонен. А из этого прямо следует некая catch 22, которую можно сформулировать так: "диссидентскую организацию могут создать и поддерживать лишь недиссиденты".
Но г-жа Червинская все же пишет не совсем о таком диссидентстве. Она смотрит на дело куда шире, утверждая, что диссидентами, по сути, были ВСЕ советские граждане. Неважно, что они несли чушь на политинформациях, - важно, что они несли с работы украденный гвоздь. И это, думаю, верный взгляд на вещи. Система распалась не потому, что бодался теленок с дубом, и не потому, что сотня столичных диссидентов сотрясала основы (в лучшем случае они сотрясали стаканы на кухне). Система распалась потому, что на работе кончились гвозди, а без гвоздей, как известно, никакой барак не устоит.
Поэтому, будь я на Вашем месте, меня не слишком волновали бы такие мелочи, как "профессиональные диссиденты", "профессиональные либералы" и пр. бр-р-р. Нехай себе патентуют свои истины и свою нетерпимость - Вам-то что? Запатентуйте свои - только и всего. Да, в России, по меткому замечанию проф. Пивоварова, общество традиционно управляется силой, а не конвенцией. И пока это так, остается сотрясать стаканы на кухне. Но российские общественные традиции отнюдь не высечены в камне. Осознание обществом закономерностей меняет их. Видимо, в этом направлении и стоит работать. Главное, чтобы конвенция была, - а уж запатентована она или нет - не столь важно.
> происходящее в том месте и времени, где он живет.
Автор говорит: так называемые диссиденты должны взять на себя ответственность за происшедшее в 90х, за все стороны процесса запущенного как "Перестройка", не минуя и обратных. А ведь этого не произошло, от ответственности так называемые диссиденты успешно открестились. Так, по праву, и пребывают в идиотах ныне. И в этом я с автором соглашусь.