Клаудия Скандура: «Современная русская поэзия гораздо интереснее прозы»

Лауреат премии «Леричи Пеа – Москва» — об интересе итальянцев к России, романах Пелевина, эпигонах Набокова и о современных русских поэтах

Имена:  Владимир Набоков · Клаудиа Скандура · Михаил Айзенберг · Тимур Кибиров

25 марта в Москве в третий раз была вручена российская премия «Леричи Пеа — Москва». «Идея учредить “филиал” одной из старейших литературных премий Италии в России принадлежит профессору Евгению Солоновичу, — говорит председатель оргкомитета итальянской «Леричи Пеа» Пиа Спаджари. — Город Леричи связан с именем лауреата Нобелевской премии по литературе Эудженио Монтале, которого много переводил Солонович». В Италии «Леричи Пеа» имеет несколько номинаций. В первой премию вручают крупным поэтам вне зависимости от того, на каком языке они пишут. В частности, лауреатами ее становились Шеймус Хини, Лоуренс Ферлингетти и Белла Ахмадулина. Вторая номинация — премия лучшему молодому итальянскому поэту (поощряются те, кто занят выработкой новых поэтических языков). «Похожая формула была принесена в Москву, — говорит Пиа Спаджари, — нам показалось интересным находить молодых русских поэтов, не слишком известных и никогда не переводившихся на итальянский. Кроме того, мы даем премию переводчику русской поэзии на итальянский язык». Русский поэт, получивший премию, будет переведен на итальянский и издан в Италии. В позапрошлом году премию в поэтической номинации получила Ирина Ермакова, в прошлом — Виктор Куллэ. Лауреатами «Леричи Пеа — Москва» в 2010 году стали поэт Иван Волков (в собственно поэтической номинации) и переводчица, филолог, профессор русского языка и литературы римского университета La Sapienza Клаудия Скандура — за перевод поэмы Тимура Кибирова «Сортиры». Кроме того, специальная премия была присуждена Татьяне Бек (посмертно).

СТАНИСЛАВ ЛЬВОВСКИЙ задал КЛАУДИИ СКАНДУРE несколько вопросов — о премии «Леричи Пеа», современной русской поэзии и ее итальянских читателях.


— Расскажите, пожалуйста, немного о премии «Леричи Пеа».

— Это очень старая премия, она существует с 1952 года, то есть уже почти шестьдесят лет. Ее придумали Ренато Ригетти, Джованни Петронилли и Марко Карпена, к которым впоследствии присоединился Энрико Пеа. Собственно, Леричи — «бухта поэтов» неподалеку от города, который тоже называется Леричи, это в Лигурии. И вот уже третий год по инициативе Евгения Солоновича и Джованни Перрино, поэта, работавшего в итальянском посольстве в Москве, премия вручается в России. Когда Перрино приехал в Москву, ему показалось, что было бы правильно создать такую премию для русского поэта, который никогда не был переведен на итальянский. И в дополнение была введена номинация для переводчика, познакомившего итальянского читателя с ранее неизвестным ему русским поэтом.

— Вы получили премию за какой-то конкретный перевод?

— Да, за перевод поэмы Тимура Кибирова «Сортиры», которая была издана отдельной книгой флорентийским издательством Le Lettere в позапрошлом году, с параллельным русским текстом. Я очень рада этой премии, потому что работа над поэмой Кибирова была долгой и непростой (я занималась этим почти два года с перерывами), но чрезвычайно интересной. А сама поэма представляется мне очень важной.

— Каких еще поэтов вы переводили, кроме Кибирова?

— В прошлом году для сборника премии «Леричи Пеа» я перевела несколько стихотворений Виктора Куллэ. Еще переводила Михаила Айзенберга — стихи об Италии. Вообще современной русской поэзией я заинтересовалась, когда стала сотрудничать с Мемориальным фондом стипендий памяти Иосифа Бродского. Кибиров был первым стипендиатом — именно тогда я впервые познакомилась и с ним, и с его текстами. Потом стала читать произведения остальных стипендиатов.

— Кого вы читаете сейчас из современных русских поэтов?

— Сергея Стратановского, Владимира Строчкова, Елену Шварц, Николая Звягинцева. Сергея Гандлевского, разумеется; Бориса Херсонского и Сергея Круглова. Вообще, мне кажется, что современная русская поэзия гораздо интереснее современной русской прозы.

— Почему?

— Вы знаете, с одной стороны, она более сжата. С другой — она связана с традицией классической русской прозы и в большой степени повествовательна, нарративна. Современные русские поэты ищут новый язык, новые приемы, но говорят лаконично, смыслы в их стихах, как бы сказать, плотно упакованы — и мне это очень нравится. Что же касается современной русской прозы, то она лишена этой лаконичности, а без лаконичности она рассыпается. Поэзия гораздо интереснее. Поэты все разные, каждый ищет свой путь.

— Некоторое время назад мы публиковали статью критика Ильи Кукулина, в которой высказывалась мысль о том, что современная русская поэзия взяла на себя те функции, которые, вообще говоря, должна была бы выполнять проза. Мне кажется, это как-то перекликается с тем, что вы говорите.

— Да, пожалуй.

— Вы занимались русской литературой в довольно широком временном диапазоне — и Кавериным, и берлинской эмиграцией 20-х годов, и Блоком. Как вам кажется, почему с современной прозой произошло то, что произошло, почему она сдала позиции без боя?

— Мне кажется, что отчасти это связано вот с чем: было время в России, когда писатели не имели доступа к определенному корпусу текстов, а потом прочли его весь и сразу, в частности Набокова. И испытали не то что шок, но чрезмерно сильное влияние. Некоторые современные русские прозаики подражают Набокову без конца. Кроме того, в каких-то случаях я не вижу развития. Когда-то я читала первые романы Пелевина, скажем, и они мне нравились. А потом возникло ощущение, что он повторяется. Это заметно не только в рамках творчества одного писателя, но и в целом в русской прозе: вместо того чтобы искать свой собственный язык (как это делают поэты), прозаики пытаются подражать своим американским или европейским коллегам, а эти языки не подходят для того типа повествования, который является преобладающим в русской литературе.

— Давайте вернемся к стихам. Все поэты, которых вы перечислили, за вычетом, возможно, Сергея Круглова, работают в рамках традиционной просодии, что для мировой современной поэзии некоторым образом редкость. И английская просодия, и другие за последние сорок лет в этом смысле претерпели существенные изменения. Русская — в меньшей степени. Почему так получилось? Хорошо это для русской поэзии, плохо?

— Трудно сказать. Во-первых, русская поэзия очень молода, так что, возможно, всё впереди. Во-вторых, это, конечно, связано с преимуществами русского языка в виде гибкого синтаксиса и свободного ударения. Мне не кажется, что работа в традиционной просодии мешает новаторству. Современная же итальянская поэзия, по сравнению с русской, больше работает со свободным стихом.

— Здесь, в России, создается впечатление, что из всех европейских стран в Италии больше всего интересуются современной русской поэзией. Это так?

— Похоже на то. У нас выходят и индивидуальные сборники, и коллективные. За последние десять лет появилось три антологии современной русской поэзии — мне кажется, это довольно много. Выходят номера поэтических журналов, например Poesia, целиком посвященные ныне пишущим русским поэтам. Почему именно в Италии? Не знаю. В Италии всегда очень интересовались современной русской литературой. Даже в том, что касается прозы, переводят не только Акунина и Пелевина — в частности, сейчас перевели и издали Пригова, «Живите в Москве». Конечно, сейчас интерес меньше, чем двадцать лет назад, но все равно он остается стабильно высоким. Если вернуться к стихам, то вот только что вышел сборник Сергея Стратановского.

— А в целом интерес к поэзии в Италии выше, чем в России, как вам кажется?

— Не уверена. Конечно, широкая публика не очень часто обращается к современной поэзии — переводной или итальянской. С другой стороны, только что прошел Всемирный День поэзии — и на нескольких итальянских телеканалах и радиостанциях передачи и новостные выпуски вели исключительно поэты. Но это, конечно, ради праздника.

— Кого из русских поэтов вы планируете переводить следующим?

— Я думаю о том, чтобы вплотную заняться стихами Михаила Айзенберга. Мне кажется, он очень интересный поэт.