Когда я пришла на следующее утро, мне с большим удовольствием сказали: «Вы нам не подходите, вы очень интеллигентная. Нам не нужны интеллигентные, нам нужны порядочные хамки». А я была уже готова, совершенно недовольна тем, что вокруг меня происходило, что люди работают за копейки, что это какой-то рабский труд. Многие рабочие вообще жили в бараках. Может быть, это было тоже отчасти воссоздание атмосферы, погружение в то, что все должно быть ужасно. Их было очень жалко, их всех увольняли, а им некуда было деваться, потому что они уволились откуда-то дома и пришли работать на этот проект. Украинцы в основном из каких-нибудь малых городов. Я думаю, что уже весь город Харьков переучаствовал в съемках. И не только Харьков, но и Минск, Ивано-Франковск.

Когда я выходила со студии, то встретила своего соседа, которого тоже уволили за то, что он не так покрасил доску или внес свое предложение. А он опытный художник, работал у хороших отечественных режиссеров прошлых лет, и он рассказывал, что на самом деле с этими режиссерами такое удовольствие работать: если режиссер стоит и видит, что ты не успеваешь покрасить весь забор, он становится рядом и красит вместе с тобой.

Может быть, они как светлое будущее строят, «все, как один, умрем в борьбе за это»? Там все время говорят об общей идее. То есть есть абсолютно нормальные парни, которые работают в административном корпусе: московские, мосфильмовские, вгиковские. Ощущение, что они уже перешли на следующий уровень, когда всё пофиг, что бы ни происходило. Они там живут двадцать четыре часа в сутки, у них там свои диванчики, они там уже оборудовали свои места, отцепились от мирской жизни... Туда поехать — как в монастырь уйти.

А все остальные люди — на них надо орать. Нормальная такая, знакомая всем нам система, деление на категории. Просто не очень приятно в ней работать, особенно когда ты на начальной стадии.

Один друг потом сказал мне, что все просто, надо просто переспать с режиссером. А переводчица ему вовсе не обязательна: он сам вполне может объясняться на английском. И вот они, значит, подбирают — поэтому он должен специально прийти, посмотреть, как она выглядит, устраивает ли. Циничный мир кино, ну а что — молодой мужчина, ему лет тридцать пять где-то.

Вечером с ними я не пила. Только днем за обедом. Илья и его помощница Галина, я так подозреваю, они вместе были, поэтому она так ревностно относилась к другим женщинам. Она, я думаю, преданный помощник, всех готова была зубами загрызть. Я думаю, она была самая мощная там. И очень страшная, очень.

Оператора, с которым я работала, звали Мануэль Альберто Клара. Он, кажется, датчанин испанского происхождения. Он на каких-то известных проектах работал. А второй еще известнее, но я не помню его имя — немецкий или шведский. Вот мне интересно, конечно, как он к этому всему отнесся, второй оператор.

А молодой оператор как относился — датчане, скандинавы, они очень сдержанны. И вообще иностранцы — они всегда более сдержанны. Поэтому они никак не выскажут того, что думают. По ощущениям, мне кажется, он был обескуражен происходящим. То есть он приехал работать, он профессионал. Ему как оператору интересно. И я не думаю, что ему, как молодому отцу или вообще как европейскому оператору, интересно участвовать в этих оргиях. Но по-человечески он был очень-очень мил и приятен. Я не знаю, остался ли он там. Он должен был снимать ту часть, в которой Ландау еще жив и бодр. А ту часть, в которой поздняя действительность, — другой. По поводу воссоздания атмосферы — в административном отсеке у каждого в кабинете висели портреты — Сталина, Брежнева. И общались они исключительно такими плакатными лозунгами, как в 30-х годах: «Все на борьбу с вредителями!» или «Все на борьбу с врагом!».

Из иностранцев там были только этот мой подопечный и второй оператор. Остальные — украинцы в основном и русские. К украинцам они относятся как к людям третьего сорта, а к москвичам — мол, приживется, так приживется, а нет — ну и...

Москвичей там много. Вот эта Света, парни, которые все организуют. Я думаю, те, кто с самого начала с Хржановским, они, наверное, москвичи. А все остальные обеспечивают их работу. Там есть еще чудесная девочка, я не поняла, что она делает, по-моему, она обеспечивает благожелательную ауру, атмосферу на площадке. Очаровательная девочка. Она там же организовала маленькую кухоньку и сама готовила за деньги. То есть там можно питаться, тебя кормят, но ты тратишь свои кровные деньги из $1000 долларов. Если ты ешь три раза в день — а ты хочешь есть, — на это уходит от 50 гривен до 100. Порядочно. Почти как нормально поесть в кафе, может, чуть-чуть подешевле. Она чудесная, она очень следила за тем, чтобы было все свежее и вкусное, и они об этом столько говорили, просто бесконечно. Стоило мне приехать, как они меня с ней пять раз познакомили и еще со всякими чудными — баба Маня, дядя Коля, которые варят кисель: «Вот на тебе, деточка, салатику, на тебе гречневой кашки с маслом». Как в пионерском лагере. Такая милая кухонька. А эта девочка порхает ангелом, и даже на нее орут периодически. Не Хржановский: он старается меньше орать, бережет внутренние ресурсы. А орет в основном на всех Галя. И все люди срываются и в какой-то момент начинают друг на друга орать. И я заметила, что те, кто переходит на следующий уровень, они просто начинают орать в ответ. Может быть, если бы я в конце концов начала орать, меня бы услышали?

Хржановский в каком-то интервью говорил: «Процесс идет. И уже мой сын пошел в школу. А я все еще в Харькове». Ну, хорошо, наверное, если человек может провести столько лет на съемках фильма, значит, он действительно в него верит. Я уважаю, когда люди занимаются тем, во что верят. Его не интересует, принесет ли это прибыль. Это явно не для ширпотреба. Вот он это сделал — это искреннее, то, что он хочет сказать, но просто не всем это приятно смотреть.

Фильм «4» — тяжелый и страшный. И этот тоже патологический. Он посвящен не научной деятельности Ландау, а его сексуальной жизни и его сексуальной жизни после аварии. Причем еще что требовалось? Вот актрису выбирают на роль Коры: «Нет, должно быть побольше мяса. Это не те телки, должно быть побольше мяса». Может, им во мне мяса не хватило, я вот еще о чем думаю.

Как человек он интересен. В нем чувствуется что-то патологичное, даже при первой встрече: вот эти толстые стеклышки очков. Кажется, что это персонаж из «Города грехов», который ест женщин в подземелье, такой чистенький мальчик в очочках. Вот он такой. Я бы не удивилась, если он режет женщин в ванной и ест. И я думала, что он как бы оприходовал абсолютно всю команду, поэтому постоянно нужна новая кровь. И действительно, текучка кадров поразительная, а переводчицы меняются с такой скоростью, что в моей ленте ЖЖ от разных людей (поскольку я состою в разных сообществах переводчиков) приходят сообщения: мол, ах, интереснейшая работа, потрясающие люди, новое место, уникальный опыт на съемочной площадке для молодых переводчиков.

Декорации и вот эта текучка, я думаю, отнимает 70 процентов средств, потому что — билет туда, билет обратно, съём квартиры, оплата... А может быть, это облегчает процесс. А может быть, ты обещаешь заплатить тысячу долларов, а потом через два дня человека увольняешь, и он не получает ничего...

Я так понимаю, у Ильи очень много молодых людей работает. Это, конечно, сильно удешевляет процесс. От этого дикая путаница, все еще учатся в институте, и все в панике, а остальные на них орут, то есть такая система рабовладельческая. Кто эти молодые? Я думаю, те, кто посмотрел фильм «4», считает, что это круто, что это известный режиссер. И с ним, конечно же, приятно поработать. Лично я на это и купилась.

Я никого не видела из тех, кто уже снялся. Я видела только очень много уставших, измученных людей, по-моему, уже разочарованных в жизни. Много. И часть тех, которым пофиг.

Есть ощущение, что он всех там собирает, энергию высасывает. Такой безумный конвейер, и на этом все и живет. Может, что-то и есть в идее о воссоздании советской власти. Если думать в этом ключе, то его можно даже уважать. Он использует живых людей, но если так работать в пользу искусства, то да, я согласна.

Один раз мне повторно позвонили, спустя полгода с тех пор, как я вернулась. Это было круто! Видимо, там сменились люди, и мне написали письмо: «Вы переводчица, вот знаете...» — «Мне очень жаль, но я уже пробовала — меня уволили. Может, вы забыли?» Она говорит: «Ой, извините-извините. Но если у вас вдруг появится желание повторить этот опыт...»

Когда фильм выйдет, я обязательно пойду. Хотя, полагаю, это будет довольно грязная история, у меня нет иллюзий по поводу «Дау». Как мне рассказывал знакомый, который окончил продюсерский, «с этим фильмом все понятно, многие мои знакомые продюсерские компании решили за него не браться, потому что в сценарии уже читали, как медсестра вступает в интимные отношения с парализованным Ландау. А он лежит под капельницей, и у него слюна течет».

И это все обязательно крупным планом — «слюна течет» и «много мяса».