«Луна 2112» Данкана Джонса

Что стало с мечтой человека о космосе и куда делась Луна нашего детства? Накануне выхода «Луны 2112» МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ («Ъ») пытается найти ответ

Имена:  Айзек Азимов · Алексей Балабанов · Алексей Герман-младший · Данкан Джонс · Михаил Трофименков · Николас Роуг · Рон Ховард · Филип Дик · Филип Кауфман

«Человек, упавший на Луну» — такой заголовок напрашивается к тексту о «Луне 2112» Данкана Джонса. Ведь этот сценарист и режиссер как-никак сын Дэвида Боуи. Того самого, кто был Зигги Стардастом; кто сыграл в фильме Николаса Роуга не-совсем-человека Томаса Джерома Ньютона, который упал на Землю и искал там воду для своей умирающей от жажды планеты.

Герой фильма Джонса Сэм Белл (Сэм Рокуэлл) добывает на Луне некий гелий-3, столь же жизненно необходимый для замученной энергетическим кризисом Земли. Он так же тоскует о семье, оставленной на время его трехлетней (ну не совсем, как выяснится, трехлетней) одиночной космической командировки. Ньютон был паранормальным существом, Белл — простой космический пролетарий, но их одиночество в равной степени галактического масштаба. Оба они познали на своей шкуре звериные нравы монополий, которые пытаются извлечь из способностей инопланетного уникума выгоду, а лунных рабочих, когда у них от одиночества едет крыша, выбрасывают, как одноразовых клонов.

Впрочем, на этом сходство заканчивается. Дело даже не в том, что одиночество и монополистический капитализм слишком общие темы, от которых никуда не деться, а в эстетической и философской генетике фильмов. Фильм Роуга, собственно говоря, к sci-fi, научной-фантастике, имел мало отношения: психоделическая баллада, глэм-сольник Боуи, трогательный китч анилиновых 1970-х. «Луна 2112», умно и деликатно комбинирующая классические мотивы, напротив, укоренена в научно-фантастической традиции.

Так, Сэму не с кем общаться на Луне, кроме как с компьютером Герти. В отличие от компьютера-человекоборца из «Космической Одиссеи» (1968), Герти свой в доску, но мотив диалога человека и машины восходит именно к Кубрику. Галлюцинации Сэма, в которых он занимается любовью с далекой женой, сродни видениям, навеянным Крису Кельвину океаном Соляриса. Склад клонов, обнаруженный на лунной станции Сэмом, — реверанс в сторону «матричной» космогонии братьев Вачовски.

Но всё это — орнаментальные украшения. Тасуя мотивы sci-fi, Джонс совершает достаточно радикальную операцию. Грубо говоря, переплетает вселенные двух столпов жанра, двух антагонистов — Айзека Азимова и Филипа К. Дика, — вселенные, в принципе несовместимые, опровергающие друг друга, но обе восходящие к «тесту Тьюринга», предложенному в 1950 году одним из отцов информатики Аланом Тьюрингом (Согласно его теории, единственным критерием, определяющим, может ли машина (искусственный разум) думать как человек, является ее способность заставить человека поверить, что она думает так же, как он.

Герти (озвученный Кевином Спейси), выходец из вселенной Азимова, свято блюдет три закона робототехники и даже становится сообщником Сэма — как бы очеловечившимся, но не вызывающим при этом сомнений в своей искусственной природе. По словам писателя Эммануэля Каррера, «улыбающийся» Азимов старался «подчинить роботов и ожививших их писателей кодексу нравственности, исключающему тему бунта».

Но сам Белл и его клон, выясняющие, кто из них оригинал, а кто копия, не могли бы стать героями sci-fi, если бы в 1960-х годах Филип Дик не выдвинул альтернативу оптимистическому рационализму Азимова. Паранойя и амфетаминовая наркомания Дика в сочетании с его мистическими поисками, провокациями и галлюцинациями образовали ядерную смесь. В мире Дика невозможно пройти по причинно-следственной цепочке до конца. В принципе, в ее начале должен стоять некий Творец, но нет никаких оснований быть уверенным в его наличии и подлинности. Искусственный разум может убедить человека в том, что и он (искусственный разум) — человек. Но человек никак не может убедить самого себя в том, что он не машина, запрограммированная кем-то питать иллюзию, что он человек. Так, и в «Луне» Сэм-2 предъявляет Сэму фотографию его (их) жены: этот аргумент невозможно опровергнуть. Тем более, нельзя быть уверенным, что Сэм — именно Сэм, а не, скажем, Сэм-1. И азимовская машина, весьма возможно, обслуживает не человека, а другую, только более совершенную машину.

Но самое, как это ни смешно, оригинальное в фильме Джонса — не умножение Азимова на Дика, а то, что действие происходит на Луне. Казалось бы, что в этом странного: на Луне, так на Луне. Но в наши дни это уже само по себе жест, высказывание. В современном кинематографе на Луну смотрят с Земли: лучше бы не смотрели. Она обречена на роль статиста в поточной жанровой продукции. Вечное — 365 ночей в год — полнолуние царит в фильмах о серийных убийцах, оборотнях, сатанинских детишках и пришельцах. Злой Алексей Балабанов издевательски наклеил ее на небо в «Грузе 200» при первом появлении маньяка Журова — нате вам. Вот уж, действительно, «монетой, плохо отчеканенной, Луна над трубами повешена» (Валерий Брюсов).

А ведь было время, когда Луна символизировала бесконечную и немыслимую Вселенную. Именно на Луну отправились герои первого в истории фильма о космических путешествиях, поставленного Жоржем Мельесом в 1902 году. Именно на Луну смотался барон Мюнгхаузен; в фильме Иозефа фон Баки (1943) аборигены, словно на картинах сюрреалиста Макса Эрнста, перезревшими плодами падали с лунных деревьев. А великий Фриц Ланг на съемках «Женщины на Луне» (1929) якобы придумал принцип «обратного отсчета»: три, два, один, поехали…

Поехали — и приехали. Теперь космос разделился, как постсоветский мир, на «ближнее» и «дальнее зарубежье». В «дальнем», отделенном от Земли миллионами световых лет, идут звездные войны, пролегают звездные пути, высаживаются космические десанты — одним словом, еще теплится романтика космоса. Луна — зарубежье, безнадежно ближнее.

Наверное, унижение Луны началось, когда на ее поверхность ступила нога американского астронавта. Судорожные попытки доказать, что никакого полета на Луну не было, что все это лишь кино, объяснимы подсознательным желанием вернуться в детство, когда предположение, что на Луне живут селениты, еще способно было будить фантазию. Но окончательная девальвация Луны и ближнего космоса в целом совершилась именно благодаря кинематографу, когда оказалось, что космическая фактура покорно ложится в основу фильмов не только научно-фантастических, но и вполне реалистических. Можно поименно перечислить некоторых из убийц лунной романтики: Филип Кауфман («Парни что надо», 1983), Рон Ховард («Аполло-13», 1995), Алексей А. Герман («Бумажный солдат», 2008).

То, что они совершили, увы, необратимо. Да, если судить по сюжету с гелиями-3 и клонами, «Луна» Джонса — научно-фантастический фильм. Но фактура, фактура… Все эти лунные грейдеры и трактора, копошащиеся в лунной грязи, к лицу, скорее, ретро-фильму о строительстве Байконура, чем футуристической драме. Можно назвать это космическим гранжем. Можно заслуженно похвалить Джонса за визуальный аскетизм в эпоху самодовлеющих спецэффектов. Можно припомнить киберпанк, объявивший, что будущее уже наступило и ничем не отличается от загаженного настоящего. Но факт остается фактом: Луны нашего детства больше не существует.