Конфликт интересов

Е. Д.: Основной и самый сложный вопрос — это вопрос о конфликте интересов. Считаете ли вы, что в русском искусстве такая проблема есть или мы еще не доросли до нее? Давайте возьмем конфликт интересов между коммерческой и некоммерческой сферой. Есть ли он у нас? Какое-то время назад он не существовал, «галереи» — это было одно название, а на самом деле они занимались некоммерческими выставками, и не возникало никаких возражений в их участии в общем процессе. Но сейчас — вы считаете возможным, чтобы коммерческие галереи номинировали своих художников, как это заявлено в нескольких номинациях? (По Положению конкурса «Инновация» правом выдвижения на конкурс обладают государственные, общественные и некоммерческие организации. — OS)

М. М.: Если экспертный совет, состоящий в подавляющем большинстве из представителей некоммерческих организаций, принимает, то почему бы и нет?

Е. Д.: Леня, ты тоже так считаешь?

Л. Б.: Нет, я считаю, не может. Но здесь есть некоторые проблемы, так как у нас не вполне определилось, где коммерческая галерея, где некоммерческая, где это фонд, а где галерея. Пока у нас еще не очень цивилизованная ситуация.

Е. Д.: У вас сейчас приняты номинации очень симпатичных мне галерей и очень симпатичных художников, но это, как скажут некоторые, может подорвать доверие к этой номинации. Да и в экспертный совет входят представители коммерческих галерей — как вы к этому относитесь?

М. М.: Очень просто, они входят в совет не как галеристы, а как представители некоммерческих организаций.

Е. Д.: У них есть еще какие-то фонды?

Л. Б.: Только фонды и есть. Они все себя позиционируют как фонды. Но постепенно отпадут те, кто выдает себя за фонд, а на самом деле торгует картинами, рано или поздно это всплывет благодаря общественному резонансу, например вашему. И постепенно каждый определится. Еще два года назад один и тот же человек преподавал в университете, был свободным куратором, свободным критиком, торговал картинами и еще консультировал частного коллекционера. Сейчас постепенно все выстраивается, но на это нужно какое-то время.

М. М.: Сейчас я просто предвижу новое обвинение в наш адрес, потому что жюри (без нас, естественно) приз за поддержку искусства выдало Тамазу Манашерову.

Е. Д.: Он в прошлый раз финансировал церемонию вручения премии, я помню?

М. М.: Да и в этот раз. Произошла накладка. Но его выдвинули не за поддержку нашего конкурса.

Е. Д.: Да… это превратится в проблему.

М. М.: Безусловно, в очередную проблему. Ну а что делать? Вручается эта премия за поддержку искусства. И кому дать, они думали? Из всех предложенных в этом году — Абрамович это все [«Гараж»] делает для своей жены и ее фонда, фонд «Екатерина» тоже развивает собственную деятельность... А Манашеровы оказались единственными меценатами в чистом виде. Они оплатили Третьяковской галерее, организовали, привезли со всего света выставку Оскара Рабина, издали роскошный каталог.

Е. Д.: Но вы, к сожалению, ставите себя под удар в результате. А жюри это просто не учло?

М. М.: Да жюри наплевать, по большому счету. В силу того, что там представители самых разных институций, на наши личные проблемы им наплевать, и, на мой взгляд, это абсолютно правильно. Они руководствуются своими представлениями.

Е. Д.: Эту номинацию вручает жюри само. А в принципе ведь члены жюри сами могут выдвигать номинантов в других категориях?

М. М.: Да, точно так же, как экспертный совет.

Е. Д.: И потом голосовать за них?

М. М.: Или не голосовать.

Е. Д.: А такие случаи были?

М. М.: Были, потому что мы вынуждены привлекать для работы в жюри Анну Гор и Елену Цветаеву [руководителей филиалов ГЦСИ соответственно в Нижнем Новгороде и Калининграде] — по регионам адекватных специалистов практически нет, а нам нужны представители регионов. У них там три с половиной человека. Только они и знают ситуацию. И вот они выдвигают своих, а потом видят общую картину и могут проголосовать за кого-то другого. Но ведь выдвижение в шорт-лист само по себе очень важно, это привлечение внимания, особенно для регионов.