«ОккупайАбай»: форма демократии, форма искусства?

Мы спросили художников, теоретиков, критиков, участников оккупирующих акций на московских бульварах: что здесь рождается?

Сегодня утром лагерь оппозиции «ОккупайАбай», просуществовавший на Чистых прудах неделю, был разогнан на основании стремительного удовлетворения судом якобы имевшей место жалобы жителей. Однако есть большая вероятность того, что лагерь переместится в другое место, поскольку участники и многочисленные сочувствующие им, что называется, вошли во вкус — лагерь показывает свою эффективность и с колоссальной скоростью втягивает в свою орбиту людей самых разных кругов. Феномен коллективного оккупирования, который ставит Москву в один ряд с другими мировыми столицами, маркирует начало нового этапа протестного движения в Москве. От робких акций, единственный смысл которых состоял в преодолении страха и выходе на площадь, люди переходят к активным формам самоорганизации; от неопределенных или, наоборот, слишком персонально направленных лозунгов, выражающих не более чем смутное недовольство, не важно даже, кем и чем, от отчаянного требования «честности» — к требованию всеобщего бесплатного образования, к протесту против конкретных законов, которые ограничат права граждан и, например, их доступ к культуре. От подчинения лидерам участники переходят к гражданскому действию, от апатии к энтузиазму.

Этот новый этап, по всеобщему мнению, отмечен огромной активностью левых, которые оказались гораздо лучше подготовлены и организованы, гораздо более зажигательны, и как результат — доминированием левой антибуржуазной повестки, левых социальных требований, левой установки на работу с массами и привлечение ее на свою сторону, в отличие от традиционно либерального сетования на консерватизм «масс». Причем речь идет не о неосталинистах (один из лидеров которых сейчас в тюрьме), а о новых демократических левых западного образца, которые в последнее время внимательно следили за опытом Occupy Wall Street и теоретизировали на эту тему, а теперь применяют полученные знания на практике. Именно левые, а также анархисты, превратили лагерь «Оккупай Абай» в открытый университет, где шла беспрерывная мыслительная и просветительская работа.

На вопрос ЕКАТЕРИНЫ ДЁГОТЬ — «Насколько эта форма самоорганизации без лидеров кажется вам политически эффективной, по-человечески приятной и художественно интересной?» — ответили те из ее знакомых, кого она вечером накануне разгона лагеря случайно встретила на Чистых прудах, причем среди них были и левые, и анархисты, и те, кого можно скорее назвать приверженцем буржуазной либеральной демократии. Это были:

Петр ВЕРЗИЛОВ, художник-активист, член московской фракции группы Война
Антон ЛИТВИН, художник, в прошлом член программы ESCAPE
Владимир МИРОНЕНКО, художник, в прошлом член группы «Мухомор»
Александра НОВОЖЕНОВА, искусствовед, критик, редактор журнала «Артхроника»
Алексей ПЕНЗИН, философ, участник платформы «Что делать?»
Максим СПИВАКОВ, художник
Михаил СИДЛИН, искусствовед, критик, куратор
Илья ФАЛЬКОВСКИЙ, поэт, художник, член группы ПГ


Петр ВЕРЗИЛОВ

Нельзя говорить, что это абсолютно безлидерный протест — кто-то тут, безусловно, считает кого-то из известных политиков своим персональным лидером, кто-то — нет, и то, что все эти люди находят площадку для общей коммуникации и выработки решений, — очень здорово. Мы наблюдаем здесь создание адекватной политплощадки, где люди могли бы учиться договариваться, это очень важно. До недавнего времени все были страшно разобщены, события декабря впервые увидели единение очень разных людей — правых, либералов, левых и крайне левых. Основная политическая эффективность здесь и лежит. Либералы и левые пытаются сейчас договориться, этот диалог происходит, а раньше он не происходил. В декабре люди просто приходили на супермитинги и там были, здесь они уже вместе решают, как лучше быть, куда двигать лагерь, как он должен функционировать, кто его охраняет. Допустим, здесь в охране много правых ребят, публичные события делают левые в основном, происходит разделение обязанностей и через это — публичное функционирование всего мероприятия. Это учит людей взаимодействовать.

В художественном плане это тоже все безумно интересно. России как стране и Москве как городу очень сильно не хватает уличной жизни, не только публичной политики. Наши художники в последние десять лет стремились в гетто художественных пространств, где удобнее формулировать нужные высказывания, очень небольшое число художников было готово работать с пространством, не маркированным художественно. Выход такого большого количества людей на улицы, формирование центра городской жизни в таком радикально уличном пространстве сейчас притягивают сюда художников, они начинают понимать, что это самое живое, актуальное место для творчества, для высказывания. Здесь сейчас очень много разных художественных персонажей, даже таких, которых сложно было представить себе на уличном мероприятии. Например, Иосифа Бакштейна я встретил пять раз, он был тут пять дней подряд. И он говорит о формировании гражданского общества в России. Раз уж люди, представляющие крайний арт-официоз, тоже видят в этом безусловный прорыв для Москвы… В общем, это все очень важно. Правда, жалко, что слабо видны какие-то немедленно появляющиеся художественные проекты, вот только Вика Ломаско (на бульваре была открыта выставка рисунков Виктории Ломаско об «ОккупайАбай». — OS). Надо учиться быстро реагировать, придумывать вещи для такого пространства.


Антон ЛИТВИН

Возможно, я буду не в тренде, но мне кажется, что это неэффективная вещь, как и «Прогулка писателей». Просто потому, что это не является помехой для власти. Воскресным шествием власть должна быть довольна — выпустили пар, и все. Правда, здесь немного по-другому, здесь растет какая-то низовая солидарность. Хотя все это должно провериться временем. Все гордятся самоорганизацией, но вообще-то она обычная туристическая. Собирать мусор и не выпивать — этого не совсем достаточно. Это обычная цивилизованная форма общежития, когда собирается больше десяти людей. Пока, мне кажется, это только потенция, но никак не факт. Когда это, может быть, переместится в другое место и начнет разрастаться… Ты спрашиваешь, имеет ли значение образовательная программа, информирование людей, но мне не кажется, что люди относятся к этому всерьез, это одна из форм развлечения, никто не приходит сюда заниматься, скорее потусоваться. Я пока настороженно отношусь к этому, посмотрим. А что это ты с красной ленточкой? В пику белым, что ли?



Владимир МИРОНЕНКО

Я здесь уже не первый раз, потому что я полностью разделяю все, что здесь происходит. Мне очень нравится. Кажется, что это все хаос, но это такой мыслящий хаос, Солярис, понимаешь? Кстати, неправда, что тут нет политических требований, их очень много, просто надо прислушаться, вообще тут сплошная политика, люди о другом вообще не говорят. В кружках за Абаем происходят семинары и выступления. Очень много циркулирует бумаг, документов, хотя они могут быть иногда смешными. И надо учитывать, что тут выполняется несколько условий власти: не должно быть шумовых эффектов, поэтому нет мегафонов и громкоговорителей и используется техника «живого микрофона». Наличие лозунгов в материальной форме тоже запрещено, милиция обещала, что если их не будет, лагерь не разгонят. В общем, не должно быть похоже на демонстрацию, как бы люди просто отдыхают и просто говорят о чем-то, в том числе и о политике. Формально это все — народное гулянье, и если милиция его разгонит, она нарушит конституционное право людей на отдых.


Александра НОВОЖЕНОВА

Я не рассуждаю в категориях «приятности». Да, мне приятно здесь находиться, но это не ключевой момент, потому что, когда сюда приезжает ОМОН, находиться здесь неприятно. Некоторые наслаждаются противостоянием, но я в силу своей природной трусости, которую я не могу отрицать, испытываю много невыносимых чувств. Но я считаю нужным их как-то перетерпеть. Что касается нужности, то это опыт, о котором мы могли только мечтать, а многие и мечтали, но не могли себе представить, что такое может случиться. На митингах происходит тупое противостояние, схватка, ты приходишь увидеть место, где схватываются власть и люди, это чистая агрессия. А здесь уже другая история, она про то, что ты можешь быть с другими людьми, как ни странно. Хотя ты их не знаешь, и они могут тебя напрягать. Когда мы только пришли сюда, ОМОН ушел, и в какой-то момент напряжение спало, стало вдруг очень тяжело, стало понятно, что нужно обсуждать множество вещей, на это уходит очень много времени, это реально истощает, и, чтобы выработать какое-то решение, нужно потратить много психической энергии, сама это чувствуешь, становится скучно, тяжело и хочется уйти. Но если перетерпеть этот момент, то все меняется, и потом начинается какая-то работа, Ты не знаешь, к чему она приведет, но ты чувствуешь, как это тебя воспитывает (слушатель в толпе: «Она приведет к свободе»). Я не знаю, к свободе или к несвободе, потому что исторические ситуации бывают очень разные. Но я думаю, что нельзя это пропустить, потому что такой шанс нам представился в первый раз.

{-page-}

 



Алексей ПЕНЗИН

Оккупирование — это форма в каком-то смысле защитная, она сложилась из-за насилия, которое было применено к участникам протеста. Оккупирование оказалось единственно возможной сейчас формой, но, с другой стороны, оно запустило какой-то конститутивный процесс. Начался такой вполне уже универсальный процесс, появился феномен, который современные теоретики называют «конститутивной властью», учреждающей властью людей, — это даже шире, чем понятие учредительного собрания или ассамблеи, потому что это единственная сила, которой обладают люди, — способность телесно присутствовать, говорить, думать вместе. Это очень важный универсальный процесс, очень важное событие, которое наконец-то включает у нас актуальную политическую современность. Такие формы практикуются сейчас в Европе, Америке. Это новый порог: в начале декабря состоялась массовая политизация как абстрактный переход на политизированные позиции, а сейчас мы переходим порог совместной организации. Включение в символическую цепь мировых оккупаций, с одной стороны, дает нам ощущение, что мы не являемся каким-то странным исключением с нашим Путиным, что мы являемся частью большой цепи борьбы — в Испании, Греции. Я рад, что Wall Street Journal о нас написала. С другой стороны, и власти это начинают использовать и заявлять, что будут разгонять протесты точно так же, как и там, и в этом тоже есть опасный момент. Так что да, нужно говорить, что наш опыт универсален, но, с другой стороны, он связан со специфичностью путинского режима, который действует, может быть, и более жестко даже, чем режим, допустим, в Греции.


Максим СПИВАКОВ

Художественная и человеческая ценность этой акции, мне кажется, как раз состоит в вынесении вопроса о ее эффективности за скобки. Отсутствие явно выраженного лидера и даже явно выраженных целей позволяет воспринимать эти события как телесную практику, как способ пребывания, бытования в социальном теле, в политическом процессе, в настоящем, в отличие от будущего, которое коррумпировано и оккупировано, как мы сегодня слышали от Бифо. Ты спрашиваешь, в чем же тогда разница с акцией «Белый круг», которая нас всех так раздражила своей бессмысленностью и флэшмобностью, — я думаю, здесь разворачивается некое пространство самоорганизации, чего не было на «Белом круге», и, кроме того, что очень важно, не идет речь о попытке как-то творчески оформить протест, привнести в него какую-то креативность. В самих формах гораздо меньше искусства, поэтому парадоксальным образом это художественно ценнее. Но главное — это отсутствие ясно сформулированных целей и задач. Как только здесь происходит попытка договориться о конкретных требованиях, все скатывается к совершенно бессмысленному перечислению «демократия в России, соблюдение Конституции и освобождение Навального», временное отсутствие которого, между нами говоря, сейчас играет свою положительную роль.



Михаил СИДЛИН

Политически эффективно здесь прежде всего самообразование масс. За памятником Абаю у каждого дерева по расписанию происходят лекции на самые разные темы, люди слушают их внимательно, происходит повышение политической сознательности. В эффективность этого с точки зрения так называемой большой политики я не верю, это не приведет ни к каким изменениям во власти. Но для повышения уровня критической активности это все очень важно. Возник некоторый вихрь, втягивающий людей в горизонтальные отношения, в завязывание новых связей на основе активной социальной позиции. Как митинг или демонстрация это значения не имеет, никаких лозунгов здесь почти нет. Ты говоришь, сегодня день выступлений за бесплатное образование, но этого не видно. А если рассматривать это как некое артистическое или художественное событие, то я могу сравнивать с «оранжевой революцией», свидетелем которой я был, и здесь градус активности вообще и художественной в частности значительно ниже, чем был в Киеве. Уровень стихийного народного творчества был тоже во много раз выше, как и уровень участия художников, занимающихся современным искусством. Одна из причин в том, что там в тот момент действительно была возможность что-то изменить в смысле большой политики, а тут очевидно, что ее нет. Потом, мне кажется, тут нет действенных организационных и финансовых структур, стоящих за этим, в отличие от «оранжевой революции».


Илья ФАЛЬКОВСКИЙ

С политической стороны меня все это очень радует, я, как человек левых анархических взглядов, стою за низовую организацию, за самоорганизацию, за управление без всяких главных, без лидеров. Очень классно, что это здесь началось. Это уже было осенью у памятника героям Плевны, но тогда там было человек 10—15, сейчас после митингов это обрело второе дыхание. Но проблема в том, что у нас левая мысль не очень востребована из-за проблем с нашей историей (с нашим семидесятилетним так называемым коммунизмом, войной и т.п.), люди, организующие здесь ассамблею, оказываются в явном меньшинстве, их тут процентов 20. У нас и левые, и правые были всегда в загоне, сейчас время либеральной мысли, хотя, с моей точки зрения, этого недостаточно. Я-то считаю, что со временем государство и его институты должны отмереть, но это уже вопрос веры и убеждений, я лично противник рынка и либеральных ценностей как ложных. Если вдруг Путин поменяется на Немцова и посадит не Ходорковского, а Дерипаску, я считаю, мало что изменится. Да и те леваки, что у нас до сих пор были, типа Зюганова или Удальцова с их портретами Сталина, тоже меня не радуют, я сторонник не авторитарной левой, а либертарной — то есть коммун, сквотов — самоорганизации. Даже творческие коллективы — это уже хорошо. Как художник, я сторонник групп, любая группа, даже два-три-четыре человека, — это уже прообраз такого коммунитарного существования, где нет лидера, где все решается обсуждением. Мне кажется, мы должны переходить от слов к делам, к организации, когда люди создают ассамблею, захватывают сквот. Вот во Франции много коммун, а у нас одна-две, хотя ничто не мешает людям поехать купить землю и организовать по типу французского Тарнака коммуну. При том что эти люди тут в меньшинстве, и лагерю все время пытаются назначить какого-то главного — вот теперь якобы Яшин главный, якобы его назначили оппозиционеры из тюрьмы. Мне кажется, что главные не нужны и что когда-нибудь эти главные придут сюда, начнут говорить и увидят, что уже и без них тут все произошло (именно это и произошло днем 15 мая: «лидеры» объявили участникам лагеря, что он сворачивается по решению суда, но лагерь отказался подчиниться этому приказу. — OS). Хорошо бы это экстраполировать на уровень всей страны. Пришел бы главный президент Путин и увидел, что жизнь течет полностью без него, он просто не нужен и никто на него не обращает внимания. И он вынужден будет, потупившись, согбенным пенсионером удалиться в туманное небытие.

Будем надеяться на расширение круга людей, которые здесь, хотя эти люди в большинстве своем вообще не левые, они тут случайно. Но много людей из регионов специально приехали, плюс очень много художников. Вот висят картинки Вики Ломаско, видно, что можно делать выставки не только в галереях, но и просто на площади. Это массовая народная практика. С точки зрения искусства это важный переход к демократичным уличным формам. Единственно, что пока я вижу тут большой элемент модности, приходят завсегдатаи клубов и рейверы, есть такая мода, созданная «Большим городом» и «Афишей», хипстерами. Эти люди не являются реальными оппозиционерами, они приходят и уходят. Но достаточно маленькой искры, маленького социального сдвига, и все всколыхнется и закончится каким-то сильным потрясением, и тогда уже станет всего больше. Силы, которые возникнут во время переворота, совершенно непредсказуемы, но хочется надеяться, что формы, которые здесь возникли, будут прообразом будущих общественных форм. Надежды мало, конечно, но всегда же хочется верить, что твоя линия победит. ​