С ковровых дорожек не сходить!

Еще до декабрьских событий ГЛЕБ НАПРЕЕНКО побывал в святая святых российской государственности, она же святая святых полукриминального архитектурного новодела девяностых

Текст этот был написан незадолго до выборов и последовавших за ними декабрьских событий. Тогда я, вглядываясь в архитектуру и атмосферу Большого Кремлевского дворца, попытался протянуть связи от нынешней политической и идеологической ситуации к некоторым другим периодам русской истории. В частности, выявить нить, связывающую наследие 90-х (разбирательством с которым стал, кстати, процесс Березовского –Абрамовича) с уготованным нам «мрачным двенадцатилетием», пользуясь расхожим наименованием последних лет царствования Николая Первого.

Теперь все сдвинулось: стагнация истории, описанная в статье, оказалась под вопросом. Сейчас это текст о том, чего можно в будущем постараться избежать. Я рад был бы назвать эту статью ретроспективной. Но описанная в ней реальность, разумеется, никуда не делась и царит за кремлевскими стенами. Стоит теперь, после сделанного шага в сторону, в эту реальность вглядеться: именно с ней предстоит, по всей видимости, иметь дело. Вопрос, как именно, еще далеко не решен.


«Напоминаю вам, что это не музей, а действующая парадная резиденция президента Российской Федерации». Эта фраза на протяжении визита в Большой Кремлевский дворец была повторена пять раз: один раз — охранником при входе, остальные — экскурсоводом.

Мы стояли у дверей дворца, разглядывали из-под козырька крыши колокольню Ивана Великого и ожидали, пока нас пустят. Наконец открыл охранник в непривычно красивой для России, почти щегольской форме; от него роковая фраза и прозвучала впервые. За ней последовали разнообразные запреты: не сходить с ковровых дорожек, не отставать от группы, слушаться экскурсовода. Немцы, к группе которых я присоединился по знакомству (во Дворец попасть непросто), выслушали его невежливую речь с почтением. Однако позже, на третьем упоминании о парадной резиденции президента РФ, они уже стали иронически переглядываться. Впервые произнесенная в контексте запретов и затем многократно повторенная, невинная фраза обрела характер почти угрожающий.

В перспективе парадной лестницы дворца нас встретило огромное полотно — работа Сергея Присекина, водруженная на это место в начале 90-х. Полотно «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет» (1983) изображает Ледовое побоище. Добро пожаловать, иностранные гости!

Большой Кремлевский дворец, или БКД, как на манер советских аббревиатур называют его сотрудники Кремля, — место, как и весь Кремль, немного выхолощенное. Советский и нынешний официоз практически стерли с его памятников «патину времени», те необязательные мелочи, дающие пищу для личного, не нормированного официозом переживания истории. Столь же дидактичен в своем понимании истории и державный пафос архитектуры Константина Тона, главного архитектора дворца, Оружейной палаты, храма Христа Спасителя и Николаевского (ныне Ленинградского) вокзала.

Творчество Тона симптоматично для своего времени; однако я не ожидал, насколько атмосфера в Кремлевском дворце будет характеризовать именно постсоветскую эпоху: и «лихие девяностые», и наше время, которое уже окрестили новым застоем.

В программу экскурсии по «парадной резиденции» входили Теремной дворец Михаила Федоровича, венчающий здание, перестроенное Тоном, и интерьеры Тона и его соавторов, часть из которых была восстановлена в 90-е годы. Итак, сквозь современность проглядывали XVII век и поздняя николаевская эпоха — одни из самых душных периодов русской истории. Бытующий в русском сознании миф о вечном возвращении самодержавия на Руси напрашивался сам собой. Тем более что нынешние владельцы дворца не предлагают никакого отстраненного восприятия этих эпох, а настаивают на своем преемстве: «Напоминаю вам, что это не музей, а действующая парадная резиденция президента Российской Федерации».

Мы выстроились в ряд на ковровой дорожке в огромном парадном Георгиевском зале. Хождение исключительно по дорожкам наделяет все окружающее ореолом сакральной недостижимости для тебя, простого смертного. Как тут не вспомнить недавний проект отгораживания властей от населения — ввода турникетов на вход в правительственный квартал, прилегающий к Старой площади?

Итак, мы в зале, посвященном, по задумке Николая I, Георгиевскому ордену. На первый взгляд, все служит лишь созданию торжественности: витой коринфский ордер шагает по стенам, скульптуры Ивана Витали расставлены по карнизу над колоннами. Но несколько кессонов огромного свода выдвинуты из своих ниш, приоткрывая жерла воздуховодов. Так архитектор решил систему вентиляции. В этом решении кроется характерная для духа XIX века двойственность: за классической наружностью проступает новая технологическая реальность. Такая двойственность свойственна не только архитектуре, но и социальной реальности той эпохи, когда за крепко удерживаемым политическим фасадом самодержавия совершался промышленный переворот (например, ученик Тона Рудольф Желязевич — автор уникального кругового депо Николаевской железной дороги, для которой сам Тон построил столичные вокзалы).

Стены Георгиевского зала покрыты мраморными табличками с высеченными золотом именами награжденных Орденом. Экскурсовод обращает наше внимание на одну табличку, чуть более светлую, чем остальные: на ней, с перерывом в более сто лет по отношению к предыдущей, значатся имена участников войны с Грузией 2008 года. В интервале между этой и предшествующей табличкой будто бы ничего в России и не было.

Официозные работы тоновской команды были тем не менее передовыми для своего времени как в инженерном плане, так и в умении орудовать исторической риторикой и предлагали свою интерпретацию древнерусских и византийских мотивов. Новые обитатели дворца продолжают линию официоза, но не привносят ничего нового, а только пассивно мимикрируют под созданное ранее, пытаясь влиться в якобы непрерывное историческое развитие и тушуя исторические разломы. И если за пафосом николаевской архитектуры проступала реальность промышленного переворота, то что скрывается за пафосом современным? Промышленная деградация?

В Георгиевский зал мы пришли из восьмиугольного Владимирского зала. Там Михаил Бойцов, медиевист, сопровождающий группу немцев, прошептал кому-то на ухо, что зал этот отсылает к Хрисотриклинию — парадному залу несохранившегося дворца византийского императора в Константинополе — Царьграде, овладеть которым для утверждения собственного преемства второму Риму было мечтой Романовых. Пилястры Владимирского зала увенчаны двуглавыми орлами. Одна из немок, недоумевая, как могли сохраниться двуглавые орлы в советское время, спросила экскурсовода: «В этом дворце был Сталин? Он все это видел?» На что получила ответ: «Разумеется, ведь он был правителем нашей страны». У меня мелькнула мысль, что зал удивительно напоминает зрелую сталинскую архитектуру — например, наземный вестибюль питерской станции «Площадь восстания», где по периметру свода также размещены медальоны — правда, не Владимирского ордена, а с пятиконечными звездами.

Между тем интерьеры двух парадных залов тоновского ансамбля, Александровского и Андреевского, были уничтожены в начале 30-х, и на их месте был создан единый зал заседаний Верховного Совета СССР. В 1994—1998 годах этот зал в свою очередь уничтожили и восстановили старые два. Инициатива реконструкции дворца исходила от тогдашнего президента России, бывшего депутата Верховного Совета Бориса Ельцина. Типичная для России фальсификация памяти (построено в 18**, снесено в 193*, восстановлено в 199* или 200*), помимо стремления вписаться в идеализированную дореволюционную традицию, выдает свойственное 90-м желание вычеркнуть из сознания еще очень актуальное советское прошлое.

Некая русская дама, присоединившаяся, как и я, к группе немцев, при входе в Александровский зал пробормотала, что денег тут отмыли столько, что место этой реставрации в Уголовном кодексе. Я навел справки по интернету.

Ответственным за реконструкцию Большого Кремлевского дворца и главой госкомиссии по приемке выполненных работ был тогдашний управляющий делами Президента Российской Федерации Павел Бородин. Обошлась реконструкция в 220 миллионов долларов — и это на фоне катастрофической финансовой ситуации 90-х годов. Процитирую досье «Ленты.ру»:

«В 1999 году Бородин стал участником крупного коррупционного скандала. Генеральный прокурор России Юрий Скуратов, замешанный в политической игре против Кремля и Ельцина лично, инициировал расследование по делу крупнейшего партнера возглавляемого Бородиным управления — швейцарской фирмы "Мабетекс", занимавшейся реконструкцией Кремля и объектов высших органов федеральной власти России. Однако никаких доказательств дачи швейцарской стороной взяток Бородину за выгодные строительные подряды он не представил, и никаких ощутимых последствий для политика этот скандал тогда не имел. …В 2001 году получил продолжение скандал вокруг Бородина и фирм, производивших реконструкцию Кремля и других объектов в Москве. В январе того года в нью-йоркском аэропорту чиновника взяли под стражу по подозрению в получении 30 миллионов долларов комиссионных за предоставление строительным фирмам "Мабетекс" и "Мерката" подрядов на проведение работ. Однако Генпрокуратура РФ не усмотрела состава преступления в действиях Бородина. В апреле 2001 года Бородин был выпущен под залог в 5 миллионов швейцарских франков (более 3 миллионов долларов). Деньги были выделены по линии исполкома Союза России и Белоруссии. …В марте 2002 года дело против Бородина было закрыто, а залог (по некоторым данным — за вычетом штрафа и судебных издержек), внесенный ранее за освобождение Бородина из-под стражи, был возвращен в августе 2002 года».

Скандальная реставрация, в отличие от реставрации храма Христа Спасителя, выполнена, впрочем, весьма качественно — точно по акварелям XIX века и с применением только аутентичных материалов. Но чем больше я на нее смотрел, тем более мне становилось не по себе. Я тогда еще не знал подробностей дела Бородина. Помимо вероятного отмывания баснословных барышей, зачем нужны эти пуды золота, которые население страны видит только в окошке телевизора? Зачем эта многослойная подделка: Тон стилизовал под Византию, Бородин симулировал Тона? Кого и в чем всем этим пытались убедить? Себя самих в легитимности своей власти?

Сейчас реконструкция Бородина, с ее барским размахом, смотрится уже немного наивно — в ней есть налет романтического безумия, свойственного девяностым. Но нынешняя путинская эпоха спокойно опирается на этот фальшивый фундамент.

Экскурсовод, стоя перед тронами, осененными горностаевым балдахином, рассказывала о проходящей в Андреевском зале инаугурации «нашего президента», напоминая, что в следующем году мы сможем наблюдать ее трансляцию. Слушать мне хотелось все меньше.

Я отошел от группы и заглянул во вроде бы пустую боковую анфиладу. В далекой перспективе стоял длинный стол, на столе — русский триколор, по сторонам стола сидели люди в черных пиджаках. Двое чиновников, сидящие с краю, синхронно повернулись и посмотрели в мою сторону. Мне стало не по себе, и я выскользнул из анфилады. Меня не оставляло ощущение, что я заглянул внутрь телевизора — в дверцу волшебной, но недоброй страны, в мир вроде мира «Алисы в Стране чудес», но липкий, как затянувшийся сон.

Тем временем новодельный парадный зал заполнился солдатами в мешковатых зеленых формах; в руках у них были арматура и щиты, облепленные каким-то войлоком, из которых они принялись монтировать удивительно уродливые столы. Дребезг арматуры отдавался в сводах. На фоне удушающе блестящего паркета и позолоты солдаты смотрелись особенно несчастными. «Страна рабов, страна господ», — мелькнуло в голове. Кажется, этим солдатам никакой из воинских орденов, воспетых тоновским ансамблем, не светил.

С этого момента ощущение, будто я попал в сердце кафкианской сказки, меня не оставляло. Мы спустились в личные апартаменты царя. Последняя дверь в конце анфилады была закрыта. Я бы не удивился, если бы она распахнулась, из нее выбежал заплаканный Медведев и скрылся за углом с восклицанием вроде «опять ничего не выходит». Видимо, мантра о «действующей резиденции президента РФ» подействовала на мою фантазию. Но все было спокойно. «Не сходите с ковровых дорожек, пожалуйста!»

Как и в «Замке» Кафки, никакой кульминации наше путешествие не достигло. Кажется, она и невозможна в этой равномерно парадной и бессмысленной вселенной, где все происходит за стенами, за углом — там, откуда выходят зеленые солдаты, там, где сидят черные чиновники. Как очнуться от этого видения?

Из Кремля я уходил почти бегом — свобода. Вид с Боровицкого холма на Москву. Пора в метро.

Под сталинским сводом «Арбатской» расхаживал усталый кордон милиции в сизых мундирчиках. В голове раздался стук монтируемых столов в Александровском зале. Вот вам и свобода. Но как очнуться?

Этот визит во дворец кажется уже многократно виденной карикатурой. Мой текст и мое положение также симптоматичны: играя роль эдакого интеллигента, я присоединился к группе иностранцев и отправился созерцать хоромы царя, цитируя Лермонтова, рассуждая о народе и власти и пытаясь сохранить отстраненность. Все это приелось. Но в том-то и дело, что диспозиция, столько раз повторявшаяся в российской истории, снова будто бы берет нас в оборот. Однако теперь она кажется мороком, подделкой — как дотошно восстановленные интерьеры Александровского и Андреевского залов, за которыми лишь маячат призраки воровства.

Никакого собственного конструктивного высказывания у владельцев дворца, кажется, нет — ни в социальном плане, ни в плане культуры и искусства. Помимо жажды наживы, есть лишь желание сделать вид, будто всё в порядке. Попытки замереть вне истории всегда заканчивались ее, этой истории, сокрушительным возвращением. В Большом Кремлевском дворце вопреки этому создается патриотический миф, согласно которому и Михаил Федорович, и Николай I, и Сталин, и Ельцин, и «наш президент» — все занимались примерно одним и тем же и существовали, по сути, вне времени.​