«Дети райка» в Парижской опере

Звезда Парижской оперы Жозе Мартинез сделал неудачную попытку переложить культовый фильм Марселя Карне на язык балета

Сюжет должен быть знаком зрителю, чтобы можно было смотреть на сцену, а не листать брошюрку с текстом — балет во все времена считал такой подход к делу хорошим тоном. В те времена, когда публика помнила, чем Феб отличается от Гебы, отношения в танцах выясняли античные боги и герои. Потом пришел черед высокой литературы, потому что было принято читать книжки. Теперь все чаще балет перекладывает киносюжеты (лучше всего это получается у Мэтью Боурна: на программке «Эдвард Руки-Ножницы» напечатаны восторженные отзывы Тима Бертона и Джонни Деппа). Вот и звезда Парижской оперы Жозе Мартинез, пробующий свои силы в хореографии, поставил в родном театре «Детей райка». При этом образцовый классический танцовщик выбрал не просто культовый для французов фильм Марселя Карне. Он выбирал историю людей, Парижской опере чужих и чуждых.

В первой трети девятнадцатого века (а это время действия «Детей райка») «Комеди Франсез», главный драматический театр Франции, строго оберегал свое право на высокую литературу, а театры Бульваров играли пышные мелодрамы с потерянными и обретенными детьми, маньяками-разбойниками и невинными страдалицами. Театральный Бульвар Тампль был даже перекрещен молвой в Бульвар преступлений. Понятно, что театры Бульваров и «Комеди Франсез» были связаны сложными отношениями ревности, зависти и тайного уважения. Так вот, герои «Детей райка» — мим Жан-Гаспар Батист Дебюро, актер Фредерик Леметр и бандит Ласенер — это люди Бульвара. А спектакль о них поставлен теперь в театре, который в балетном мире имеет тот же статус, что «Комеди Франсез» в драме. Впрочем, гораздо более высокий. За минувшие годы первенство «Комедии» во Франции не раз успешно оспаривалось, статус же Парижской оперы как первого балетного театра мира не ставит под сомнение никто (профессиональных патриотов в расчет не берем).

В фильме Марселя Карне театр, начинающийся на площади, с уличного балагана, — это субстанция воздушная и надежнейшая одновременно. Только в театре все истинно, только люди театра способны дружить и любить по-настоящему, только театр надежный дом: он постоянен, а съемные квартирки временны. В спектакле Мартинеза зрителю заранее объясняется, что театр — игра (на глазах у публики устанавливаются декорации, разъезжаются вешалки с костюмами). Театр — место службы: есть рабочие часы и есть нерабочие.

Крупные планы в кино позволяли почувствовать напряжение чувств (особенно впечатляла трагическая маска Жана-Луи Барро), в балете «крупный план» работает плохо: лишь партер способен разглядеть, как застывает лицо замечательного танцовщика Матье Ганьо (Дебюро) — для ярусов актер просто мнется на месте. Но главное — история любви. Чудовищное недоразумение, когда обожаемая мимом Дебюро женщина все время оказывается не с ним (а когда, наконец, с ним, то лишь на одну ночь, после чего исчезает навсегда), в балете представлено как переход девушки в ярком платье из одних рук в другие. Никаких недомолвок: слов-то нет, а замены им не придумано.

Балет пересказывает фильм, упрощая его, как жест упрощает фразу. Но в случае со вторым героем фильма — Фредериком Леметром — не просто упрощает, а укрощает.

Леметр вполне историческое лицо (как, впрочем, и мим Дебюро) — актер, специализировавшийся на романтических образах, кумир Бульвара преступлений. Одной из главных его ролей была роль убийцы Робера Макера, и вот второй акт «Детей райка» в Парижской опере начинается со «спектакля в спектакле», «балета в балете». Нам танцуют «Робера Макера». И оказывается, что это бессюжетный, виртуозный симфонический балет во вполне баланчинском духе. Вдохновенный, буйный, славный Бульвар не просто причесали — его ликвидировали. Четверка юнцов синхронно взлетает в воздух в небольших прыжках; в аккуратном, не слишком быстром шене вертится сквозь всю сцену танцовщица; кордебалет мимолетно демонстрирует великолепной чистоты арабески. Торжество гармонии, образцовый балет короля — какие там душегубы-разбойники. Композитор Марк-Оливье Дюпен, сочинивший музыку для «Детей райка» по специальному заказу Оперы, не утруждал себя сложными ходами: танго так танго, вальс так вальс, все где-то слышано и удобно для ног. Но в этой сцене он прямо-таки подружился со Скарлатти. И отлично станцованная сцена (единственная получившая на премьере аплодисменты — остальное время зал сидел в вежливом и холодном молчании) еще раз подчеркнула, насколько чужды Опере персонажи Бульваров. Даже появляющийся в финале на сцене призрак Жана-Луи Барро не может их примирить.