Что случилось в зоопарке?

Цискаридзе увольняют. Цискаридзе не увольняют. Что же, в конце концов, происходит в Большом театре?

Имена:  Анатолий Иксанов · Николай Цискаридзе · Сергей Филин · Юрий Григорович

Вечером 16 января на сайте Большого появилось краткое сообщение: «Руководство театра удовлетворило просьбу Н.М. Цискаридзе не прерывать с ним срочный трудовой договор на работу в качестве репетитора по балету на условиях внутреннего совместительства до окончания срока его действия — 30 июня 2012 г.». Без объяснений для непосвященных и без комментариев — впрочем, непосвященных в стране, кажется, уже не осталось. Все уже в курсе, что перед самым Новым годом (совпадающим с днем рождения танцовщика) начальство одарило Николая Максимовича известием о том, что в одностороннем порядке расторгает «преподавательский» договор (дополнительный по отношению к главному, исполнительскому договору) и что танцовщик отказался принять этот подарок как должное и намерен подать в суд, как только получит приказ. 13 января генеральный директор Большого А.Г. Иксанов в интервью ИТАР-ТАСС сказал, что приказ ожидается 17-го. А через три дня появилось это самое сообщение пресс-службы на сайте. То есть никакого приказа не будет.

Что это такое?

Педагогический контракт — это класс и индивидуальная работа с артистами. Утренний класс готовит мышцы к рабочему дню, и чем лучше педагог ведет занятие, тем меньше вероятность травм для артистов. Цискаридзе усвоил лучшее у двух великих педагогов — Петра Пестова, с которым он занимался в школе («изготовителя принцев», который сотворил, например, еще и Владимира Малахова), и Марины Семеновой, работавшей с Николаем в Большом театре (любимая ученица Агриппины Вагановой передавала благородную петербургскую традицию). Артисты могут выбирать, к кому из педагогов ходить по утрам, и в классе Цискаридзе существует небольшая, но стабильная группа, предпочитающая работать именно с ним. А индивидуальная работа с артистами — это заучивание текста, подготовка ролей, выстраивание стратегии и тактики карьеры; у каждого балетного артиста (вне зависимости от возраста) есть педагог. Так, сам Цискаридзе работает с мэтром Николаем Фадеечевым (легендарным классическим танцовщиком, еще улановским партнером) и воспитывает двух учеников — Анжелину Воронцову и Дениса Родькина. Педагог — зеркало и советчик; педагог — «толкач» ролей для юнцов (дебютанты, которым повезло с педагогами, не сами выпрашивают роли у начальства). А самое главное: педагог — хранитель стиля, и если девушке досталась в учителя почтенная балерина, сама танцевавшая размашисто и крикливо, то и дебютантка обречена на такую манеру. Если не менее почтенная балерина спит в классе (буквально, сидя, слегка посапывая), то ученица предоставлена самой себе и результатов такой работы не дождешься. Если же танцовщику повезло и с ним занимается прирожденный принц, то есть надежда, что и дебютант пополнит благородное сословие (хотя гарантий, понятное дело, никто не дает). Потому педагогический контракт Цискаридзе так важен для театра, в котором дефицит принцев пришлось восполнять прошлой осенью, когда состоялась срочная покупка Дэвида Холберга. И потому сообщение о том, что этот контракт будет разорван, стало недоброй вестью для балета всего Большого театра, а не только для обиженного начальством героя.

Зачем?

Официальная версия попытки увольнения такова. Юрий Григорович захотел, чтобы в штат театра взяли репетитором Регину Никифорову. Свободных ставок в штате нет, и дирекция решила отобрать две половинки ставок у совместителей (кроме Цискаридзе, должен был пострадать и ведущий солист Большого Ян Годовский). Тут надо сказать, что Регине Никифоровой 76 лет, при этом бывшая танцовщица Большого вовсе не безработная — она является генеральным директором центра Benois de la Danse.

Григоровичу она необходима для работы с кордебалетом при возвращении его балетов на историческую сцену. Но, во-первых, в штате театра уже есть педагоги для работы с кордебалетом, а во-вторых, если именно Никифорова необходима, то почему бы просто не создать ей ставку? В прошлом году в Большой взяли несколько человек вне всякого штатного расписания — просто потому, что они были нужны худруку балета Сергею Филину. Понятно, что дело не в бедности Большого: эти самые 6900 рублей в месяц (полставки) в бюджете главного театра страны с лупой затем не обнаружишь. Так зачем нужно было планировать это увольнение? Понятно, что балетный народ говорит только о мести начальства за «кафельный скандал», о котором я писала в предыдущей колонке. А Годовский, мол, только под руку попался, поскольку безответный и такого грех не обидеть. Но мне представляется, что дело не только в кафеле (хотя это важный мотив) — дело вообще в том развороте, что делает сейчас театр.

Почему?

Мне кажется, что Годовский тут тоже важен. Его специализация — современный репертуар, то есть ровно то, что у Юрия Григоровича вызывает жесточайшую аллергию. Пока «маленький Сталин» (как величала Григоровича Плисецкая) полновластно правил в Большом, в театр никакая хореография ХХ века попасть не могла. Ни Бежар, ни Баланчин. Ну, просто чтобы никому в голову не пришло сравнивать. А сейчас рядом с его тоскливой «Спящей красавицей» торжествует дивная Chroma Уэйна Макгрегора, артисты начинают впервые светиться не только в хореографии Григоровича, но и в современных вещах, а вопрос продвижения молодых — это вопрос власти. Соответственно, если стянуть репетиторские силы к своим балетам, бросив без должного внимания новые постановки, можно надеяться, что все эти западные творения рассыплются и исчезнут сами собой и главным событием следующего сезона станет возобновление «Ивана Грозного». Да-да, эта клюква-хохлома 1975 года издания, где могучий царь душит неправедных бояр голыми руками, а диссидент Курбский оказывается еще и отравителем молодой царицы, снова будет в Большом этой осенью. Потому и принцы Григоровичу не нужны на самом-то деле (недаром он в свое время Малахова в театр не взял). Нужны атлеты, лоси, скакуны. Правда, где он таких в труппе Большого найдет — там сейчас многовато танцовщиков по типу офисных служащих, — тоже непонятно. Но ведь если нет конкуренции в репертуаре, то и средненькое исполнение прокатит.

О-кей, интерес Григоровича понятен. Но что же Иксанов и худрук балетной труппы Сергей Филин?

Иксанов, кажется, устал. Во всяком случае, на «кафельную историю» он отреагировал осенью именно как усталый человек: спустил собак не на виновников проблем театра, а на Цискаридзе, который про эти проблемы заговорил с журналистами. Признаться, для меня именно реакция Иксанова стала свидетельством глубокого неблагополучия театра. Потому что в нормальной ситуации вышел бы гендиректор и сказал что-нибудь в духе: «Ну, дорогие друзья, каждый из вас представляет, что такое ремонт в нашей стране, а тут такие масштабы, такие сложности. Конечно, есть проблемы, и я очень благодарен Николаю Цискаридзе за то, что он еще раз на них указал, и, конечно, мы разберемся со скользким кафелем, проведем вентиляцию в комнатах, где нет окон, и вообще будем работать и работать. Конечно, уважаемый Николай Максимович не во всем прав, дверных ручек никто не крал, но это даже не важно, важно то, что сделать надо еще многое…» — и т.д. и т.п. И все бы вспомнили ремонт у себя дома — диких рабочих, масленых прорабов, невесть откуда возникающих посредников и все равно перекошенные плинтусы — и успокоились, поняв, что да, театр в нашей стране живет по правилам страны и для нормальной жизни в этом доме потребуются еще силы и время. Вместо этого гендиректор стал утверждать, что все ложь, то есть почему-то стал защищать не артистов, а «строителей». И вот тут пришла мысль, что гнева «строителей» он боится больше, чем негодования артистов, то есть что у него уже нет сил держать удар. В такой ситуации ему не до художественной политики и тем более не до противостояния еще и с Григоровичем. А Филин, пришедший к власти прошлой весной, амбициозен и озабочен тем, чтобы укрепить собственное влияние. Вот только ему, во-первых, не хочется ссориться с Григоровичем, в чьих редакциях идет в Большом вся классика (хотя как раз хорошая ссора могла бы стать поводом обзавестись другими постановками). А во-вторых, Филину явно мешают люди, работавшие с ним на равных, когда он был еще одним из премьеров Большого, а не худруком балета. Те, которые помнят, например, как отличный (действительно отличный) танцовщик Филин то и дело сбегал на какие-нибудь халтуры, из-за чего у него с начальством возникали крупные выяснения отношений. Ну и понятно, что человек, работавший с тобой наравне, никогда не будет к тебе так же почтителен, как только что пришедший в театр новичок. Как только (если) Филин преодолеет этот «синдром молодого руководителя», требующий ритуальных знаков уважения, — можно ждать чего-то позитивного. Но первые шаги пока не вдохновляют: участие в хоре «Цискаридзе говорит неправду» уж слишком звучное.

А приметы времени Григоровича (совпавшего с «застоем» страны) возвращаются. Снова подняла голову клака (примета времени — теперь они есть и в сети), снова по гримеркам вспоминают давние времена, когда за получение партии надо было отстегнуть процент начальству. И в том, что от примет этого времени первым пострадавшим оказывается Цискаридзе, есть жесткая ирония судьбы. Ведь именно Цискаридзе всегда превозносил Григоровича, ставя его великий талант в пример всем невеликим худрукам и хореографам (особенно доставалось при этом Ратманскому).

Что можно понять из прессы?

Вот про это надо сказать отдельно. Рассказывая про конфликт в Большом своим читателям, многие издания (их сетевые версии и просто отдельно существующие сетевые СМИ, ведь газеты отдыхали на каникулах) были просто великолепны. Кто-то путал Большой театр и хореографическое училище, сообщая, что Цискаридзе выгнали из МАХУ (тут логика ясна — какие могут быть педагоги в театре, педагоги ведь только в школе, правда?). Кто-то сообщал, что танцовщика вообще уволили из театра («на сцену больше не выйдет»). Яна Годовского называли руководителем балетной труппы (каковым он был, кажется, дней пять прошлой весной, в период пересменки власти, — но кто же затруднится пойти на сайт театра и посмотреть нынешнее положение дел?). А минувшей осенью на поле отметились светские обозреватели, и блистательная Божена Рынска кинулась на защиту Большого театра от Цискаридзе, употребив знакомое всем колхозницам слово «балерун». Ну, светские хроникеры ладно: понятно, что властные «строители» им классово ближе танцовщиков, пашущих как работяги. И вообще — как можно понять человека, всю жизнь встающего в восемь утра? То ли дело описать вечеринку после открытия театра! А то, что в этом театре будут ноги ломать из-за некачественного ремонта, так это придирки и мелочи. Но информационщики-то, информационщики! Они замечательно освещали юбилей Юрия Григоровича (85 лет): хореограф оказался «величайшим балетмейстером ХХ века», «легендой мирового балета». А поинтересоваться, в скольких театрах за рубежом идут спектакли этого великого хореографа, и сравнить, например, с Баланчиным? Впрочем, задумываться информационщикам некогда, проще повторять фразы из пресс-релизов.

И что в итоге?

Дирекция Большого, видимо, посоветовалась с юристами и, поняв, что судебный процесс по поводу педагогического контракта проиграет, отступилась. Контракт этот заканчивается 30 июня 2012 года (в отличие от исполнительского — бессрочного). Вот тогда и увидим, насколько Большому важен настоящий профи и фанат своего дела, способный вытрясти душу из коллег ради точного исполнения всех деталей. Если Большому театру важно качество, Цискаридзе останется педагогом. Если важно, чтобы сотрудники были послушны и не вякали, — что ж, снова здравствуй, 1975 год!​