Театр Станиславского продолжает борьбу

Что же все-таки стоит за конфликтом между новым худруком Александром Галибиным и труппой театра?

Имена:  Александр Галибин

Противостояние значительной части коллектива Театра им. Станиславского и назначенного около года назад худруком Александра Галибина вошло в острую фазу после публикации письма, направленного в «Литературную газету» и мэру Москвы Юрию Лужкову. Письмо было написано казенным языком в худших традициях советских челобитных, а подписантов оказалось ни много ни мало 57 человек. Тогда многие расценили случившееся как банальный конфликт между актерским балластом, который имеется едва ли не в любом репертуарном театре России (в данном случае его воплощали стоявший первым в числе подписавшихся немолодой бенефициант Владимир Коренев со товарищи), и прогрессивно мыслящим новым руководителем театра.

Теперь в редакцию OPENSPACE.RU поступили взволнованные монологи очень разных людей (билетерши, монтировщика, заведующей билетным столом, заведующей музыкальной частью), ясно свидетельствующие, что противостояние в Театре им. Станиславского на самом деле куда более глубокое. Редакция OPENSPACE.RU, не присоединяясь в этом конфликте ни к одной из сторон, считает правильным опубликовать эти монологи — c небольшими сокращениями. Надеемся, что наша публикация откроет широкую дискуссию по самым болевым вопросам пресловутой репертуарной системы.

Каковы границы полномочий худрука?

Можно ли регулировать взаимоотношения между ним и труппой театра законодательным путем или в российских условиях единственным регулятором этих отношений являются письма и челобитные?

Наконец, что хуже — деспотизм театральных начальников, столь часто наблюдаемый в наших краях, или деспотизм театральных профсоюзов, от которого часто страдает театральное искусство в западных странах (особенно во Франции)?

Мы призываем наших читателей и особенно представителей коллектива Театра им. Станиславского принять участие в дискуссии.


ЛИЛИЯ МАВРУШИНА, старший билетер

Я — старший билетер и буду говорить о том, что касается именно нас и что не устраивает нас в руководстве Галибина.

Он установил нам совершенно невозможный, античеловеческий распорядок жизни, словно мы не люди, а какие-то существа, с которыми не нужно считаться, как с роботами или с крепостными.

Из десяти месяцев театрального сезона четыре с половиной месяца мы работаем в 12—13-часовом режиме. Сюда входят субботы, воскресенья и каникулы, я уж не говорю о том, что выходные у нас практически отсутствуют. Например, в этом марте не будет ни одного выходного.

Билетеры и гардеробщики — единственные работники в театре, у кого нет подмены.
И при таком режиме работы нам негде отдохнуть, переодеться, перекусить. Единственное место, которое мы можем использовать, — это железный ящик с моющими средствами, который стоит в двух метрах от туалета и курилки. Здесь билетеры и едят, и отмечают программки, и тут же переодеваются на глазах у всех проходящих мимо.
Да плюс ко всему еще жуткий холод — в фойе первого этажа отсутствует входная дверь запасного выхода, а то, что там вместо нормальной двери, прикрыто тряпочкой, чтоб не видно было позора.

Мы иногда пьем чай. В то время, когда зритель смотрит спектакль. Об этом узнал Галибин и придумал, что ему пожаловались зрители, что мы во время спектакля пьем чай. Так появился приказ о запрете «приема пищи и питья на рабочем месте». С чем бы мы ни обращались к Галибину, в ответ слышим: «Пишите докладные, пишите объяснительные». И только одни обещания!

Мы первые, к кому зрители обращаются с недовольными словами, иногда в резкой форме, после просмотра спектаклей, поставленных Галибиным. Особенно после спектаклей «Я пришел» и «Бабьи сплетни». Бывает очень неловко и неприятно.
Мы тоже подписали это открытое письмо. Мы тоже члены коллектива, любим наш театр и болеем за него.

В день, когда стало известно о письме и о тех, кто подписал его, Галибин нам злобно сказал: «Вы очень пожалеете об этом! Рано или поздно я вас всех уволю!»
{-page-}

КОНСТАНТИН ДУДИКОВ, монтировщик

Это случилось на выпуске спектакля «Троянской войны не будет», который целиком поставил не Галибин, подписавший афишу, а Эдвальд Смирнов. Он уехал, когда уже более-менее сделал общую композицию и развел мизансцены. Галибин остался один на один с коллективом. Он начал прогонять спектакль много раз, не делая никаких замечаний, молчал как рыба.

Во время предпоследнего прогона одна из актрис, сидя в зале, смотря на сцену, сказала, что ей эта сцена не нравится. С Галибиным случилась настоящая истерика. Он кричал, а потом швырнул на авансцену свой мобильный телефон, который пролетел в нескольких сантиметрах от моей головы.

Галибин ведет себя как супермен от искусства, с которого начинается история театра, а до него ничего вроде и не было. Он человек высокомерный, самовлюбленный и очень несправедливый. Он никогда не признает своей ошибки, но готов унизить другого человека за малейшую оплошность, даже если эта оплошность спровоцирована им самим.

Во время показа для прессы, когда 90-килограммовые мужчины-артисты плюхались со всего размаха на шезлонги, у одного из шезлонгов не выдержало крепление. Галибин сразу начал орать, оскорблять всех нас и немедленно объявил выговор заведующему постановочной частью А. Иванову. Ни один человек из постановочной части — ни ведущий машинист, ни завпост А. Иванов — на репетиции не допускались, поэтому никто не знал, как будут использоваться эти шезлонги, то есть что на них со всей силы, с разбегу будут прыгать тяжелые мужчины.

Во время этого же показа перегорела лампа и на некоторое время, около одной минуты, пока шла перенастройка компьютера, возникла небольшая тень. Галибин взвился до потолка, прибежал в курилку, начал кричать, угрожал, что всему осветительному цеху даст выговор. И мы таки получили выговор. Хотя это даже не человеческий фактор, а всего лишь техника, рабочий момент! Нельзя так не уважать людей, так оскорблять их!

Подписантов оказалось ни много ни мало 57 человек. Его взрывы и неадекватные реакции мешают работать. Галибин готов броситься на людей из-за неполадок в так называемые рабочие моменты, когда что-то проверяется и налаживается. Иногда возникает такое странное ощущение, что человек никогда не работал в театре. При этом в другие моменты он нарочито выпячивает свое «суперспокойствие» и холодное равнодушие, которые настораживают и говорят о наличии в нем какой-то скрытой угрозы, опасности, которую он тщательно скрывает.


ЕЛЕНА ШЕВЛЯГИНА, руководитель музыкальной части, композитор

Я профессиональный композитор и седьмой год заведую музыкальной частью театра. С 1988 года сотрудничаю с Владимиром Мирзоевым. Очень интересно работала с Татьяной Ахрамковой.

В Театре Станиславского был живой оркестр, который мы собирали несколько лет, состоящий из выпускников Московской консерватории и Академии им. Гнесиных. Как только А.В. Галибин пришел в театр, он тут же зачем-то распустил оркестр.

Галибин поручил мне сделать музыкальное оформление к спектаклю «Я пришел». Этим спектаклем начался «галибинский период» Театра Станиславского. Мы еще не знали, как и чем обернется это для каждого из нас в отдельности и для всего театра в целом. И мы были воодушевлены и полны творческих надежд.

Я с удовольствием принялась за работу и подготовила разные варианты, в разных стилях и жанрах, чтобы была возможность выбрать впоследствии то, что наиболее подходит. Я ждала момента, когда художественный руководитель, прослушав музыку, выберет то, что покажется ему наиболее точным, или попросит поискать еще — ведь это творчество, поиск. Напрасные ожидания! Как только приехал хореограф Эдвальд Смирнов, Галибин перестал меня замечать. Меня фактически отстранили, не объясняя причин, а музыкальную линию спектакля стал выстраивать Смирнов. Тогда впервые раскрылась страшная тайна Галибина: он сам не умеет ставить спектакли, он профессионально несостоятелен. Ставит спектакли за него хореограф. Это увидела не только я, это увидели все, кто работает над спектаклями, и в первую очередь актеры. Поэтому Галибин старается освободиться от тех, кто хорошо понимает театральное дело, настоящих профессионалов, и окружает себя людьми малосведущими, неофитами в театре, которые не заметят его неумелости и подумают, что так и надо.

Я стала ощущать предвзятое, неприязненное отношение Галибина ко мне. Через некоторое время Галибин предложил мне подать заявление об уходе. Он сформулировал это предложение так: «Вы не подходите мне по психотипу!»
{-page-}

НАТАЛЬЯ КОРОТКОВА, художник-декоратор,
заслуженный работник культуры России

С первых же дней своего прихода в Театр Станиславского Галибин задался целью уничтожить мастерские театра, в помещении которых ныне расположилась Малая сцена. У него был план создать в этом месте какой-то телевизионный проект (первое время это место и называлось даже не «Новая сцена» и не «Малая сцена», а «Павильон»). Желание ликвидировать мастерские Галибин объяснял их полной несостоятельностью.

Это объяснение — ложь.

Вот список спектаклей, декорации для которых были изготовлены у нас малой бригадой (нас всего 6 человек: 1 сварщик, 2 столяра, 1 художник, 1 бутафор, 1 драпировщик): «Взрослая дочь молодого человека», «Брысь, костлявая, брысь!», «Новоселье в старом доме», «Быть или не быть», «Дело», «Собачье сердце», «Процесс», «Фортинбрас», «Дон Кихот», «Женский стол в охотничьем зале», «Продавец дождя», «Постояльцы», «Порог», «Черная курица», «Мужской род, единственное число», «Мещанин-дворянин», «Завещание по-итальянски», «Женитьба», «Лысый брюнет», «Полковнику никто не пишет», «Хлестаков», «Голуби», «Двенадцатая ночь», «Укрощение строптивой», «Тот этот свет», «Таланты и поклонники», «При чужих свечах», «Ромео и Джульетта», «Мастер и Маргарита», «Маскарад», «Семеро святых из деревни Брюхо», «Любовь и карты», «Мужчина и женщины», «Английская рулетка», «Евграф, искатель приключений», «Куба — любовь моя», «Мученики любви» и другие.

Нам было сразу же заявлено, что хвост нам будут рубить по кускам. Так и было. Декорации для спектаклей «Авария» и «Волшебный орех» сделали у нас, а для других спектаклей А. Галибина декорации были сделаны у нас наполовину. Теперь хвост отрублен полностью. Декорации и костюмы теперь делаются исключительно на стороне. Мастерские уничтожены, реквизит выброшен на помойку, работники «переселены» в основное здание в маленькую комнату и лишены всякой работы.


ЛАРИСА ИЛЬИНА, заведующая билетным столом

Якобы «в целях улучшения обслуживания зрителей» в театре был создан отдел бронирования. И для его сотрудников сразу же были созданы особые условия оплаты труда. Менеджер отдела бронирования, помимо заработной платы, получает еще 20% от суммы проданных билетов, в то время как работники кассы за исполнение своих должностных обязанностей получают заработную плату согласно тарифной сетке.

Теперь сравните цифры!

В декабре 2009 года кассой было продано 3446 билетов на сумму 2 386 100 рублей. Заработная плата двух кассиров составила 29 000 руб., зав. билетным столом — 9000 руб. Таким образом, все работники кассы получили 38 000 рублей.

За этот же период менеджер отдела бронирования получила заработную плату в 3,5 раза больше, чем все работники кассы, а продано ею было всего 777 билетов на сумму 522 250 рублей.

Отдел бронирования продолжает работать. Только в чьих интересах он был создан? В зрительских?!