Долго ли быть молодым?

OPENSPACE.RU показывает фрагменты из спектаклей лаборатории Михаила Угарова и Марата Гацалова и задается вопросом: почему молодым режиссером у нас быть хорошо, а зрелым – плохо

У кого что болит, тот о том и говорит. Современный российский театр все время говорит о проблеме молодой режиссуры. В чем проблема, на первый взгляд не очень понятно: уж чего-чего, а молодых режиссеров у нас пруд пруди. Их, по-моему, уже даже больше, чем молодых драматургов. Но разговоры не утихают. Ибо парадоксальным образом молодых режиссеров в Москве много, а театр в целом стар, очень стар, суперстар.

Михаил Угаров, возглавивший Центр драматургии и режиссуры, справедливо решил, что с этим надо что-то делать. Тем паче что вверенный ему центр после смерти одного из основателей, Алексея Казанцева, не то чтобы вовсе захирел, но из центра явно превратился в периферию. И как тут было не вспомнить о молодых режиссерах, о которых принято теперь вспоминать буквально везде — от заседаний московского департамента культуры до посиделок с чаем и сушками в СТД.

Проект ЦДР «Мастерская на Беговой» (его художественным руководителем стал Марат Гацалов, сам проходивший недавно по ведомству «молодых режиссеров») придуман как нечто среднее между творческой лабораторией и биржей.

Из внушительной армии студентов театральных вузов Экспертный совет, в состав которого входят представители разных театральных профессий, определяет тех, кому будет предоставлена возможность полномасштабных постановок в ЦДР. Главрежи других московских театров могут приезжать в ЦДР на показы и отбирать себе приглянувшиеся молодые кадры.

Буквально послезавтра (29 марта) состоится второй тур этих показов, в который прошли три работы трех студентов московских театральных вузов.

Первое, что бросается в глаза даже при беглом взгляде на их спектакли:
каждый из молодых режиссеров следует в фарватере того мастера, который является руководителем его курса.

В работе Алексея Размахова (ГИТИС, мастерская Евгения Каменьковича и Дмитрия Крымова) можно без труда разглядеть и расслышать отголоски «театра сценографа».

Фрагмент 1
Вячеслав Дурненков, «Север», режиссер Алексей Размахов


Спектакль Александра Суворова (ГИТИС, мастерская Леонида Хейфеца) являет собой весьма предсказуемый гибрид современной драматургии с традицией психологического театра.

Фрагмент 2
Михаил Дурненков, «(Самый) Легкий способ бросить курить», режиссер Александр Суворов


И только слепой не разглядит в работе Александра Созонова (Школа-студия МХАТ, мастерская Кирилла Серебренникова) характерных приемов знаменитого постановщика «Пластилина» и «Откровенных полароидных снимков».

Фрагмент 3
Юрий Клавдиев, «Медленный меч», режиссер Александр Созонов


Это в равной степени и хорошо, и плохо. Современный театр столь многообразен, что найти себя можно, только почувствовав это многообразие, а не замыкаясь в рамках какой-то одной эстетики.

И уж точно не стоит думать, что современная драматургия (в данном случае — Юрий Клавдиев, Михаил Дурненков, недавно ушедший от нас Вадим Леванов) является единственным объектом приложения сил молодых режиссеров.

Впрочем, эти замечания попутные. К тому же стоит заметить, что Михаил Угаров, лет десять назад утверждавший, что режиссер — это всего лишь вспомогательная фигура в театральном процессе, а главной его составляющей является современный текст, сейчас смотрит на вещи куда шире (сам факт создания режиссерской лаборатории под его эгидой — тому подтверждение). В общем, есть все основания надеяться, что начинание под названием «Мастерская на Беговой» окажется плодотворным.

Другой вопрос, что плодотворным оно окажется в первую очередь для самого ЦДР (у меня лично нет сомнений, что Угарову и Гацалову удастся вдохнуть новую жизнь в эту несколько заплесневевшую институцию). Окажется ли оно плодотворным для всего московского театра — отдельный и болезненный вопрос.

Ведь не секрет, что и безо всяких бирж и лабораторий молодых режиссеров стали сейчас привечать там, где раньше и на порог бы не пустили. Они активно работают в МХТ, в РАМТе, в «Современнике», теперь вот еще в Театре Маяковского. Буквально на глазах «молодежную» инициативу ЦДР подхватили другие театры, причем подхватили в бессовестно эпигонской манере. У нас ведь вообще любую хорошую идею путем ее бессмысленного мультиплицирования немедленно доводят до абсурда.

Но удивительным образом, несмотря на все эти иногда плодотворные, а иногда суетливо-бессмысленные усилия, московский театр в общем и целом (см. начало текста) — по-прежнему театр геронтофильский. Потому что весь этот лихорадочный, я бы даже сказала — болезненный, интерес к молодой режиссуре заканчивается ровно в тот момент, когда режиссер из начинающего мальчика (или девочки), которого можно гладить по головке и иногда звать на постановку в театр к какому-нибудь большому и важному дяде (или тете), вырастает в самостоятельную величину. Как только он из молодого режиссера становится собственно режиссером и начинает претендовать на свой кусок пирога, он оказывается никому не нужен. И даже вызывает раздражение: ишь, расплодились тут.

В московском театре сегодня есть старики (владельцы театральных поместий) и огромная, прямо-таки неисчислимая армия молодых дарований, которые хороши только до той поры, пока безымянны и не особенно выпендриваются — кто с Нееловой спектакль поставит, кто с другой какой звездой. Молодцы, ребята, вот вам конфета!

«Молрежем» в Москве быть хорошо, яркой личностью — плохо. Миндаугас Карбаускис и Кирилл Серебренников обзавелись своим театральным делом только что (при нормальном состоянии дел это должно было случиться лет десять тому назад), Виктор Рыжаков стал худруком ЦИМа, достигнув пятидесяти (!). Режиссеры поколения Клима не обзавелись им вовсе и фактически были вымыты из нормального театрального процесса.

Только за последнее время в театре появилось несколько по-настоящему интересных и самостоятельных фигур — Константин Богомолов, Филипп Григорян, Юрий Квятковский (давно уже ставший кумиром молодой театральной аудитории, но даже не замеченный толком нашим театральным истеблишментом). Им давно уже не нужны никакие лаборатории, им нужно свое театральное дело. Но они по-прежнему вынуждены ходить в «молрежах» и ждать милостивого приглашения старших товарищей. Так вот, усилия Угарова и Гацалова будут по-настоящему плодотворны, если перестроится вся театральная система в целом. Если она создаст условия не только для старых и молодых, но еще и для зрелых режиссеров. Ведь, в конце концов, именно они и определяют лицо любого театра.