Владас Багдонас: «Я не собираюсь заново перечитывать Толстого и Достоевского, чтобы почувствовать русскую душу»

Самый знаменитый актер Някрошюса рассказал, как он решил поработать с Андреем Жолдаком над спектаклем по поэме «Москва – Петушки»

Имена:  Андрей Жолдак · Венедикт Ерофеев · Владас Багдонас · Эймунтас Някрошюс

Этой осенью на юбилейном, XX фестивале «Балтийский дом» в Петербурге столкнутся две фигуры, представить которые вместе до сих пор было невозможно. Взбалмошный украинский режиссер Андрей Жолдак покажет спектакль по поэме Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки», в котором главную роль сыграет один из ведущих актеров Эймунтаса Някрошюса литовец Владас Багдонас. КАТЕРИНА ПАВЛЮЧЕНКО решила выяснить, как такое возможно.

— Владас, какова была ваша первая реакция на предложение Жолдака?

— Я всегда рад, когда в моей жизни возникает что-то новое. Потом я, может быть, и буду жалеть, а сейчас рад. Когда мы встретились с Андреем Жолдаком, он сказал, что не знает, как это ставить, а я сказал, что не знаю, как это играть. Перед нашей встречей я перечел повесть, но все равно у меня не возникло представления о том, как должен выглядеть мой герой, Веничка. Разумеется, очень многое будет зависеть от режиссера.

— А видели спектакли Жолдака?

— Он мне показал на видео «Ленин love, Сталин love». Ну что сказать… Хороший спектакль.

— Не испугал вас Жолдак?

— Не испугал. Конечно, у него специфический подход к работе с актером. Он довольно сильно их изнашивает. После нашей первой встречи, которая в конце января произошла, Андрей дал мне время, чтобы я немного собрался с силами. Но я с нетерпением жду нашей работы. Особенно первой ее части, которая начнется в мае, когда будем искать, нащупывать. Пока еще мы на льду, оба еще коньков не надели. И, чувствую, когда наденем, долго будем учиться стоять на них.

— Каким было первое впечатление, которое он на вас произвел?

— Нормальное. Большой такой человек, волосатый. Меня только несколько смущают эти его лекции, типа «Как убить плохого актера».

— Театр Жолдака агрессивный. А в театре Някрошюса, в котором вы много работали, нет агрессии. Это вас не шокирует?

— Мне его театр не показался агрессивным. И потом, я смотрел его спектакль как спектакль режиссера, с которым мне придется работать. Без восхищения и раздражения. Просто наблюдал стиль. У него в спектакле и правда есть своеобразный ритм, очень насыщенный. Особенных пауз он не дает. Отдыхать актерам в спектакле у Андрея некогда. Мокнут, вопят, носятся по кругу… Но ритм — это не обязательно агрессия. Посмотрим… Мне, честно говоря, никогда особенно не удавалось с криками работать. Так я и не научился орать. Конечно, мне бы хотелось, чтобы в нашей работе было больше человечности. Какая может быть агрессивность в поэме «Москва — Петушки»?

— «Москва — Петушки», по сути, произведение для одного актера…

— Да, актер один без партнеров на сцене — это трудно. Я не особо люблю моноспектакли. В «Фаусте» у Някрошюса бегаю целых два часа почти один, и мне кажется, что это так зрителю надоедает… Хоть и со смыслом, но… На мой взгляд, партнерство интереснее.

— Веничке, герою поэмы, 30 лет. Вы на 30 лет старше…

— Да… Проблема… Я не знаю, что делать. Меня омолодить уже не получится никак. Никакого волшебного эликсира от Жолдака я точно не получу. Наверное, нужно ему будет придумать какой-то ход. Безусловно, литературоведы и просто люди, которые обожают эту поэму, будут иметь претензии к тому, что мы так далеко убежали от автора и сделали героя почти совсем стареньким. Но все-таки для меня возраст Венички не так важен. Там другое дорого. Эта книга о тотальном одиночестве. О том, что любовь должна человека окружать. Потому что если тебя никто не встретит на вокзале, тебя встретят в подворотне. Четыре парнишки с шилом в руках. Эта поэма — о любви.

— Чего вам сейчас не хватает, чтобы почувствовать себя тридцатилетним?

— Юмора. Я очень остро чувствую его нехватку в себе. Все мои роли последние десятилетия были с очень серьезной драматической или трагической основой. Не хватает мне какой-то шутки…

— Когда же тут смеяться, когда вы то Фауст, то Отелло…

— Ну да. Надеюсь, что тот самый юмор мы с Жолдаком найдем в этой поэме. Конечно, звучит банально, но очень хочется, чтобы не было скучно. Если на сцене от тебя возникает скука, то уж лучше вообще не выходить на нее. Скучных спектаклей и без нас хватает как в Литве, так и в России.

— А каким сам Владас Багдонас был в 30 лет?

— Владас Багдонас в 30 лет был бабником. В 30 лет он много чем занимался, все успевал. Правда, я никогда не был особым богемщиком. Меня компании никогда не могли затянуть. Мне там скучно было. Я всегда оставался немножко одиночкой. Бабник-одиночка. Смешно звучит. В 30 лет я начинал играть у Эймунтаса. Я сыграл Меркуцио в рок-опере «Ромео и Джульетта». В 33 сыграл Пиросмани. В этом возрасте я становился довольно популярным певцом.

— Я и не знала, что вы поете.

— Да… В этом году выпустил компакт-диск. На нем, правда, старые песенки — те, что я пел в 1980—1990-е годы… Тогда я просто пел, потом немного сочинять стал. Иногда на разных бардовских фестивалях выступаю.

— И сейчас тоже?

— Да. Правда, это меня начинает уже смущать. Потому что я там всегда оказываюсь старейшим, дедушкой (смеется). Музицировать я не очень умею, на гитаре только бренчу. Главное для меня — тексты.

— «Москва — Петушки» — поэма о русской душе, той самой, которую, как считается, иностранец понять не может. Как вы собираетесь решать эту проблему?

— Вряд ли я обложусь книгами и заново попытаюсь прочитать Толстого и Достоевского, для того чтобы прочувствовать русскую душу. Не знаю, удастся ли мне до конца понять Веничку. Но не исключаю, что я, литовец, сыграю русского человека так, что это будет интереснее и глубже игры многих русских артистов. Не знаю, почему на эту роль позвали именно меня. Но душа сама почувствует, что надо.

— А Эймунтас Някрошюс сейчас ничего не репетирует?

— Нет. Сначала у него были некоторые проблемы с «Идиотом». Отменяли несколько спектаклей: то одному актеру, то другому надо было решать проблемы со здоровьем… Сейчас все хорошо. Но теперь он занят студентами.

— Някрошюс набрал наконец курс?!

— Не набрал, он его «подобрал». Набрал курс другой человек, бывший актер, который осенью попал в сейм. И оказалось, что по его уставу нельзя никакой другой работой заниматься, только сидеть там и заниматься политикой. Так что курс он набрал, но сделать с ним ничего не смог — права не имеет.

— И что же, Някрошюс теперь «нянчит чужих детей»?

— Да. Правда, раз в неделю. Но во время сессии, конечно, он больше с ними времени проводит. Они приходят в «Мено Фортас» (театр в Вильнюсе, созданный Някрошюсом в 1998 году. — OS). А числится курс в Вильнюсской академии музыки и театра, конечно же. На первом курсе они поставили спектакль по Гоголю «Когда я лежал на смертном ложе». А сейчас делают курсовую работу по книге уже ушедшего нашего литовского писателя Юргиса Кунчинаса — «Тула». Это роман про пьяниц старого Вильнюса, про тот старый город, которого уж нет, про его атмосферу… Хорошая книга. Не знаю, правда, как ее можно поставить. Хотя, если Някрошюс «Времена года» Донелайтиса поставил, он и это сможет.

— Някрошюсу вы уже рассказали о том, что будете играть Веничку у Андрея Жолдака?

— Да. Когда я ему это сообщил, он в ответ на меня глубоко так посмотрел, как только он умеет. И ничего не сказал. Вот после «Черного дрозда» по Дэвиду Харроуэру (там тема педофилии затронута), на которого я его, конечно же, пригласил, он подошел ко мне со словами: «Владас, вы хорошо играете, но это… это ерунда. Нельзя это играть вообще. Что за тема такая?» А после информации о работе с Жолдаком я не увидел в его глазах слов «ты предатель» или чего-то в этом роде. Но, кроме удивления, разглядел в его взгляде что-то еще. Какой-то интерес…