«Визит дамы» Александра Морфова в «Ленкоме»

Социальные выпады пьесы Фридриха Дюрренматта, когда-то приводившие публику в шок, московский зритель оставил без внимания

Когда-то с этой трагикомедией, написанной швейцарским драматургом Фридрихом Дюрренматтом в 1955 году, имел большие неприятности великий английский режиссер Питер Брук. Полная предрождественского благодушия публика, собравшаяся в декабре 1958 года на премьере, ожидала «сладенькой истории со свечами и шампанским, подтверждающей, что аристократические добродетели элегантности и вкуса все еще царят в мире». Вместо этого она получила, по определению самого Брука, «горькую и серьезную пьесу о провинциалах, сознательно бегущих от правды». Восприняв ее как «удар в челюсть», зрители — и англичане, и ирландцы, и французы, и американцы — покидали театр в агрессивно-злобном молчании.

На что настроена нынешняя московская публика, идущая в «Ленком», сказать трудно. Отрешенно вежливо она воспринимает даже суперактуальные реплики о том, что страна сейчас живет в кредит, все безрассуднее опутывая себя паутиной долгов. Зал оживляется лишь при выходе на сцену актеров с именами — Марии Мироновой и Александра Лазарева-младшего (главная тема обсуждений в антракте — кто на кого из звездных родителей похож). Столичный зритель ни на секунду не готов заподозрить в себе гюлленских обывателей (маленький Гюллен, в котором происходит действие пьесы, на швейцарском диалекте означает «навоз»), чьи, казалось бы, стойкие нравственные убеждения ловко и быстро разъел соблазн благополучия.


Визит элегантной богачки Клары Цаханассьян (Миронова), явившейся в задыхающийся от нищеты заштатный городок «мстить годам своей юности», всколыхнул грязноватую человеческую массу. Со смесью шика, плебейства и цинизма разоренным горожанам была предложена сделка: возрождение Гюллена (денежный эквивалент — миллиард) в обмен на так называемое правосудие — убийство бывшего возлюбленного Клары Альфреда Илла (Лазарев), предавшего ее в далекой юности.

Режиссер, расслышавший в социальной пьесе-притче приглушенную тему несбывшейся любви, счел необходимым ее укрупнить, для чего радикально омолодил главных героев (первоначальное распределение было принципиально иным — Инна Чурикова и Олег Янковский) и сделал в спектакле открытый финал. Клара у Морфова — не вызывающе экстравагантная рыжая шестидесятидвухлетняя дама, состоящая из шарниров и протезов, а длинноногая темноволосая красотка, эпатирующая не внешностью, а действиями.

У Дюрренматта за превращением серого Гюллена в город с кричащими рекламными плакатами, грохочущей музыкой, новым колоколом и ярко-желтыми стильными нарядами граждан (сценография Андриса Фрейберга, костюмы Кристины Пастернак) наблюдает отъявленная чертовка, заранее привезшая с собой гроб, — отбывая, она намеревается уложить в него труп Илла. У Морфова же, когда черная толпа, сомкнувшаяся вокруг жертвы, рассеивается, бывшие любовники остаются сидеть на сцене, нежно припав плечом к плечу. Во втором акте Мария Миронова играет в основном надрыв, причем играет не очень убедительно. Зато в игре Александра Лазарева, чей персонаж эволюционирует от заурядного лавочника, прошедшего испытание страхом, переболевшего им, до почти стоического героя, очевидно развитие; и эта динамика здесь очень к месту.


Во втором составе Клару Цаханассьян играет эксцентричная по своей природе Олеся Железняк, пока особо не проявляющая себя в роли жены Илла в первом составе. Возможно, ее присутствие на сцене в качестве главной героини добавит в отточенный по форме спектакль отчаянного безрассудства и гротеска, которых ему явно не хватает.

Во всяком случае, очевидные попытки антиконформизма, предпринятые интернациональной командой (режиссер из Болгарии, художники из Латвии), наша публика, в отличие от западного зрителя полувековой давности, потребляет пока исключительно как увлекательное зрелище.