«Москва. Психо» Андрея Жолдака в «Школе современной пьесы»

Сильным эмоциям не слишком удается преодолеть барьер рампы и добраться до зрительного зала, опустевшего на премьере приблизительно наполовину

К мифу о Медее Андрей Жолдак уже обращался прежде — несколько лет назад он выпустил шестичасовой спектакль «Медея в городе» в берлинском театре «Фольксбюне». Москвичам выпала совершенно иная по всем статьям версия — «русский взгляд на мегаполис». Она в два раза короче немецкой.

Впечатления от «Медей» Сенеки, Еврипида и Ануя импровизационно и довольно сумбурно сплавлены со знаменитым фильмом Альфреда Хичкока «Психо» (1960) и реалиями сегодняшней московской жизни — политической, литературной, музыкальной. На сцене почти постоянно обретается диджей бара «Москва. Психо» (актер Алексей Гнилицкий), который вдохновенно вещает: «Добрый вечер, столица! Все под моим черным виниловым колпаком!» Он анонсирует трек за треком, сцену за сценой, перемежая собственные речи цитатами из Еврипида. Он же в начале второго акта будет вести встречу в студии «На 25-м этаже» с гостем программы бизнесменом Язоном, а тот — энергично нести в эфир текст Виктора Ерофеева, с идеей, что «Русский человек — вечный утопающий».


Оглушительно гремит музыка (особо ценных приглашенных этой «драйв-вечеринки» предусмотрительно рассаживают подальше от сцены), но волна агрессии, свойственная большинству работ Жолдака, удивительным образом публику не накрывает. Сильным эмоциям вообще не слишком удается преодолеть барьер рампы и добраться до зрительного зала, опустевшего на премьерном спектакле после антракта приблизительно наполовину.

Все три часа сценическое действие сопровождается экранным: то фрагменты известных кинолент, то кадры специально снятых сюжетов, то прямая трансляция спектакля, происходящего здесь и сейчас, — операторы с камерами не покидают подмостки. Однажды Медея, мучительно всматривающаяся в лица персонажей Хичкока, нажмет на кнопку перемотки, и они с Язоном и Креузой начнут крючиться в перемоточных корчах, как герои на экране, а следом будут вынуждены переиграть заново несколько сцен своего любовного треугольника.

Режиссер назначил на главные роли по два исполнителя. Медею и Язона нашего времени играют Елена Коренева и Альберт Филозов, а также значительно более молодые и менее известные Екатерина Директоренко и Иван Мамонов. На премьере мощные страсти миниатюрной Медеи Елены Кореневой обрушивались не только на прозрачные стены павильонов-комнат, о которые здесь все беспрестанно колотятся, но и на стулья, торшеры, люстры. Столь же сильные порывы отчаяния накатывали и на Язона (Мамонов), мечущегося между отвязной Креузой (Татьяна Циренина) — дочкой бандита-политика Креона (Владимир Шульга) и Медеей — матерью двух его сыновей. Десять дней с Креузой против десяти лет с Медеей — расклад вполне современный.


Медея неоднократно за спектакль меняет парики: черный — для мести, светлый — для детей (картонных фигурок, бережно усаживаемых на стулья или укладываемых в ванну). План мести она воплотит, преодолев сокрушительную дрожь во всем теле и утробный животный скулеж, когда ей доложат об измене и опишут имущество, объявив, что она иностранка, без вида на жительство и с огромными долгами за квартиру. («То не птицы бездомной крик заглушен листвой, то несчастной колхидской царицы слышен истошный вой» — эти строки из «Медеи» в переводе Иосифа Бродского как нельзя более точно передают состояние Медеи — Кореневой). Плану мести не помешает даже жалкое явление Язона с признанием: «Я люблю только тебя». Обречены все: Креон, его охрана и гости на торжестве, отведавшие отравленного свадебного пирога. Обречены и молодожены, в чью брачную постель Медея пускает ядовитую змею. Моменты игрищ Медеи со змеей (вполне настоящей и, без сомнения, артистичной), отраженные крупным планом на экране, и кадры с мертвыми телами Язона и Креузы, по которым струится змеиное тело, самые выразительные моменты в довольно хаотичной постановке Жолдака.

Есть подозрение, что спектакль, в котором Язона сыграет отнюдь не брутальный Альберт Филозов, будет отсылать уже не столько к мифу о Медее, сколько напоминать о треугольнике чеховской пьесы «Иванов» (Сарра — Саша — Иванов). Впрочем, по тому же режиссерскому рецепту можно разыграть, кажется, еще немало классических сюжетов.

Спасение театра, как и в случае с цирковым «Синим чудовищем» Константина Райкина, в «Школе современной пьесы» попытались отыскать на стороне, как будто театр уже не может существовать без допинга. На сей раз в области видео- и аудиотехнологий. Однако очередная громкая (во всех отношениях) премьера сезона в очередной раз не открыла новые театральные горизонты, показав лишь суетливые картинки на злобу дня.


Еще по теме:
Андрей Жолдак: «Это мой ответ традиционному театру, который мне не нравится»

Ссылки

• Андрей Жолдак: «Это мой ответ традиционному театру, который мне не нравится»