Лепаж, Гиллем, «Эоннагата»

Самый ожидаемый спектакль Чеховского фестиваля обдал зрителя холодом и оказался похож на математическое уравнение

Имена:  Александр Маккуин · Рассел Малифант · Робер Лепаж · Сильви Гиллем

Возникшая пару лет назад в лондонском Sadler's Wells, «Эоннагата» была создана блистательным созвездием — выдающийся режиссер Робер Лепаж, гениальная балерина Сильви Гиллем, британский хореограф и танцовщик Рассел Малифант, и фэшн-визионер Александр Маккуин. В четверке звезд лишь Рассел Малифант не является в Москве культовой фигурой, однако сиятельного блеска Сильви Гиллем, с которой он давно и очень успешно работает, хватило на них обоих.

Немало любителей балета и актуального драматического театра уже совершили паломничество в одно из тех мест, где показывалась «Эоннагата». Остальные знали от очевидцев, что в ее основе история про французского шпиона, принадлежавшего к тайной разведывательной сети Людовика XV. Перипетии дипломатической жизни шевалье д'Эона вряд ли увлекли бы создателей спектакля, если бы не пикантная неразбериха в вопросе о половой принадлежности: то ли le chevalier, то ли la chevalière. Известно, что в разных миссиях он выступал то как женщина, то как мужчина. После смерти д'Эона пол вроде как определили, правда, для этого понадобилась аутопсия. Но загадка все равно осталась, по крайней мере в мировой литературе и искусстве.

«Эоннагата» (название спектакля отсылает еще и к слову «оннагата», обозначающему актера-мужчину, играющего женские роли в традиционном японском театре) не стала томить зрителя тайнами, связанными с половой принадлежностью главного героя. В первой же сцене под незатейливое па-де-бурре Сильви Гиллем нам изложили историю его жизни. Дальнейшее действие, выстроенное как дивертисмент, оказалось серией картин к рассказанной биографии, причем удвоение повествовательного ряда в каждой из сцен повторилось. Например, изложение платоновского мифа об андрогинах и их рассечении богами было тут же проиллюстрировано разрывающимися телами танцовщиков. Свое хореографическое повторение обрел и торг шевалье д'Эона с Пьером Бомарше, отправленным «новым» французским королем к засидевшемуся в Лондоне шпиону с целью забрать у него какие-то государственные бумаги. Пол шевалье д'Эона в «Эоннагате» вообще не важен, герой лишен таинственности и представлен просто до примитивности. Две ипостаси д'Эона соответствуют женскому и мужскому телу танцовщиков (хотя тело Сильви само по себе — и не будучи снабженным поролоновым отростком бандажа — могло бы дать идеальное представление об андрогинной притягательности героя). Шевалье в старости и вовсе лишен пола и представлен оплывшей фигурой Робера Лепажа.

Да и как можно определить пол человека, которого его благородное происхождение наделило тремя женскими и тремя мужскими именами. Пол зависит от ситуации, от политической конъюнктуры или просто от выгоды. Половая идентификация героя нужна обществу да матушке, которая продолжает засыпать сына письмами с требованием объяснить ситуацию. Сам шевалье чувствует себя вполне комфортно в обеих ипостасях и хочет лишь, чтобы от него отстали с расспросами. Его самое динамичное соло, когда он пишет размашистое письмо перевернутой саблей на столе, связано с отповедью этой надоедливой мещанке.

«Эоннагата» как бы слой за слоем наносит на героя мейкап, который, повторяя черты, одновременно скрывает их. То есть предлагает зрителю маску за маской. Одновременно спектакль ведет со зрителем холодную игру; она соблазняет, подкидывая зрителю все новые знаки вожделения: изысканный световой ряд; смена лиц, зеркальных отражений, костюмов; голый силуэт меняющего половую принадлежность тела за прозрачной ширмой; акцентированная пожухлость старости завлекают зрителя в мир обещаний и удовольствий. Но это не водоворот страсти, не любовь и не ненависть, это какое-то математическое уравнение. Оннагата, скромно притулившаяся в названии, служит лишь красивым маркетинговым манком в мир травести и перверсий. И пикантные гольфики (их гениальный Маккуин, для которого соблазнение профессия, отказался снять с танцовщиков в сценах, где те «обнажены» — в телесного цвета костюмах) становятся идеальным камертоном спектакля.

В этой игре соблазнения нет безумства, есть лишь чистый расчет соблазнителя. Герой «Эоннагаты» не может и не должен вызывать чувств или желаний. Это скроенный рациональным умом ученого голем. В одной из сцен облаченные в развевающиеся плащи танцовщики (женщина — в белый, мужчина — в черный) после динамичного кружения заходят за размещенную по центру ширму, за которой оказывается безжизненное, выбеленное гримом бесполое тело Робера Лепажа.

Хореография «Эоннагаты» тоже полностью подчинена этой игре. Танцовщики, практически обнаженные в драматических сценах, в танцах принципиально лишены телесного начала, чаще всего закутаны в толщи одежды и развевающихся шлейфов и рукавов. Хореография маскирует шевалье, который во всех своих ипостасях движется одинаковыми па и одинаково орудует с мечом. В этой непрекращающейся холодной игре жертвой в конечном счете оказывается зритель, которому так и не дали возможности сопереживать шевалье и вообще испытать на спектакле хоть какие-то чувства. ​