Памяти Марины Бадретдиновой

АНАТОЛИЙ ВАСИЛЬЕВ и АЛЕНА КАРАСЬ о завлите театра «Школа драматического искусства», чей самоотверженный труд оправдывал само существование этой умирающей профессии

Имена:  Алена Карась · Анатолий Васильев · Марина Бадретдинова

​Профессия завлита, некогда бывшая одной из несущих конструкций в любом значимом театральном коллективе, ныне переживает очевидный кризис. Завлит превратился в пиарщика, налаживающего связи с общественностью и угощающего в антракте «випов» бутербродами. Марина Бадретдинова была завлитом в прежнем, исконном смысле этого слова — вдумчивым историком текущих событий «Школы» и хранителем ее прошлого.

Алена Карась
Прошли сороковины со дня смерти Марины. Она ушла в канун нового, 2011 года, в канун дня Св. Николая, когда во всех домах уже начинали гореть рождественские елки. Место ее упокоения — Введенское кладбище в нынешнем центре Москвы, в Лефортово, — возвышается над городом своими каменными домами и «крепостными» стенами — символами надежности и аристократического благородства, которых ей так не хватало в жизни.

Дочь крупного инженера, работавшего вместе с Туполевым, она, кажется, с детства обладала высокой степенью целеустремленности. Избрав раз и навсегда своим делом служение театру (Марина закончила театроведческий факультет ГИТИСа), она ни на мгновение не снижала своих высоких ожиданий и требований к нему. В начале 80-х театр все реже дарил радость своим служителям, и Марина, следуя логике своей гордой судьбы, стала работать в библиотеке ГИТИСа, дожидаясь главной встречи.

В 1987 году Анатолий Васильев основал «Школу драматического искусства», и Марина ушла с ним на Поварскую строить утопию нового театра. Годы экспериментов, дерзаний, открытий и потерь, яркие встречи и события, которые могли бы уместиться в несколько художественных жизней, — всё это Марина прошла вместе с мастером, помогая, споря, опекая книгами и своим тонким и требовательным чувством театра.

Но самое главное, Марина самозабвенно хранила труды и дни «Школы драматического искусства», собирая и опекая архив этого легендарного театра. Именно благодаря ей он был собран и сохранен. Уже сознавая, что умирает, она привела туда жену Анатолия Васильева и передала ей все «секреты» архива. Если когда-нибудь в нашей беспамятной стране начнут издавать как сам архив, так и основанные на нем исследования, в этом будет ее заслуга. Когда все, кто мог и не мог, отвернулись от Васильева, она ни на секунду его не предала, сохраняя при этом свою высокую требовательность и к нему тоже.

Мужество и смирение, с которыми она встретила смерть, каждую секунду своей стремительной трехмесячной болезни сознавая близкий конец, говорят о том духовном уровне, на который она смогла подняться к своим пятидесяти годам. В морозный декабрьский день над ее могилой художественный руководитель «Школы драматического искусства» Игорь Яцко прочел письмо Анатолия Васильева, который не успел приехать на похороны.

Анатолий Васильев
Еще одна смерть близкого мне человека. Опять я где-то нахожусь.

В городе, далеком от Москвы. Преподаю образовательный курс «Педагогика для педагогов» иностранным моим ученикам.

А где-то, в уже незнакомой мне Москве, умирают «мои товарищи в искусстве дивном» смертью неожиданной и скоропостижной.

Но так ли уж неожиданна смерть завлита театра, бывшего театра «Школа драматического искусства», Марины Бадретдиновой!

В шестом году я оставляю театр, мой двадцати лет от роду театр, и подаюсь в добровольное изгнание. Оставляю не по доброй воле. Я изгнан, но — я не хочу быть изгнанным! Я не признаю факта силовой реорганизации театра.

Не признаю нового устава насильственно созданного теперь театра «Школа драматического искусства» — как театра репертуарного. Взамен неугодного московской власти театра-лаборатории.

И добровольно подаю в отставку.

Верная мне, любящая меня Марина, которую я притеснял как власть имущий художественный директор, остается в одиночестве в четвертой квартире на улице Поварская, 20. Марина проводит все свое рабочее и нерабочее время среди документов архива, рукописей, репетиций, журналов и кассет аудио- и видеозаписей — она ждет перемен: или когда мои ученики сотворят что-нибудь великое, или когда власть в театре переменится на другую, или когда мэр города Москвы и его «культурные волеисполнители» будут изгнаны из Москвы. Напрасно ждет Марина радости от следующего дня, следующего месяца, года, от сменяющих друг друга сезонов театра; напрасно хлопочет, звонит мне по телефону: как я, что со мной, что в городе, как с моими учениками — наследниками. Все напрасно, все нерадостно, во всем печаль, безысходность.

Наконец, страшное происшествие. Архив с Поварской улицы должен быть немедленно изъят и перевезен по новому месту жительства театра — на Сретенку. Дирекции проекта «Открытая сцена» срочно понадобились квадратные метры бывшего архива, музея, музыкального класса и миниатюрной камерной сцены.

В несколько дней, будто беженка, Марина собирает пожитки театра за двадцать лет, запаковывает наспех ящики и под траурные марши в душе вывозит свою жизнь на Сретенку, в здание театра, которое она так не любила.

Что сказать мне перед гробом усопшей рабы Божьей Марины?

Прости за все, что было прекрасного и дурного.

Прости, что прожили мы с тобой нашу творческую жизнь на родине великой литературы и великого русского театра.

Прости, что мы дети коммунистических эпох и буржуазных перестроек.

Прости, что нами управляют те, кто управляет нами.

Прости, что мы затаптываем нами же выращенное добро.

Прости, что нас таких много.

Прости, что мы любим тебя.

Любили тебя — мы тебя любили.

Поздно признаваться в любви.

Пресвятая Богородице, спаси нас.