Никита Гриншпун: «На Сахалине до сих пор требуют: дайте нам Малый театр 1952 года!»

Известный московский режиссер попытался выяснить, можно ли построить настоящий театр на Сахалине

Имена:  Никита Гриншпун

35-летний Никита Гриншпун, в прошлом году выпускник режиссерского факультета ГИТИСа — РАТИ (руководитель курса Олег Кудряшов), возглавил Сахалинский театральный центр имени Чехова, единственный театр города Южно-Сахалинска. Должность, которую он принял, около двух лет оставалась вакантной. Сын и внук известных режиссеров (дед, Изакин Гриншпун, работал в знаменитом Одесском театре музкомедии; отец, Юлий Гриншпун, ставил мюзиклы на сценах Одессы,

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

Хабаровска и других городов), Никита Гриншпун получил известность у московской публики после спектакля «Шведская спичка», вышедшего в Театре наций. Спектакль был выдвинут на «Золотую маску», удостоен премии «Хрустальная Турандот» и расхвален критиками. На Сахалине Гриншпун уже выпустил спектакли по Островскому, Шукшину и пьесе Дороты Масловской «Двое бедных румын, говорящих по-польски». НАТАЛЬЯ КАМИНСКАЯ решила узнать у Никиты Гриншпуна, как живется режиссеру на Сахалине.


— Не было ощущения, что вы попали во всех смыслах на край света?

— Было, конечно. Местный театр — удивительное сочетание талантливых артистов и бросающейся в глаза оторванности от общей жизни страны, в том числе театральной жизни. Как будто время здесь идет не вперед, а то ли назад, то ли оно делает какую-то петлю. Даже между вопросами, которые задают интервьюеры в Москве или Питере и здесь, огромная разница. Большинство местных журналистов, с которыми мне пришлось общаться, о предмете разговора имеют смутное представление. Я, конечно, поначалу нервничал. Ведь, как публичному человеку, мне нужны и конструктивная критика, и признание, потому что всё это составляющие профессии. Правда, среди местных журналистов нашлись два критика, которые разговаривают со мной на одном языке. Я понял это на лаборатории по современной драматургии, которая состоялась в конце прошлого года в Южно-Сахалинске. Большей части зрителей было без разницы, о чем пьеса. Логика их была проста: если хотя бы раз прозвучал мат на сцене — режиссер (или драматург) плохой, если нет — хороший. Но все же лаборатория «выстрелила», очертила круг тех, кому интересен современный живой театр. Некоторые лабораторные эскизы были потом доведены до спектаклей, которые теперь идут на Малой сцене Чехов-центра. И у этих постановок появился свой круг поклонников.

— Как встретила вас труппа? Не ощутили ли вы отношения типа «видали мы вас, молодых, да ранних»?

— Мне кажется, что в целом встретила нормально: не с распростертыми объятиями, но и не в штыки. И тут дело не во мне. Артисты были без худрука почти два года. Они надеялись, что с худруком станет лучше. Я сразу сказал: я плевал на ваши прошлые заслуги или неудачи, сейчас вы все в равном положении. Просто так сидеть никто не будет, выбирайте одно из двух: или переходите на работу по контракту, или уходите. И кто-то вырвался вперед, раскрылся, начал работать. Ну а для тех, кто продолжает сидеть, как десять лет назад, я не просто молодой, да ранний, я враг.

— Есть ли у здешних артистов какие-то патриархальные милые привычки, вытравленные в столицах? Или, наоборот, гнусные, которых в больших городах нет?

— Ничего не делать, при этом получать деньги и ждать, когда придет режиссер, который даст сыграть Анну Каренину или Андрея Болконского, — вот такая милая патриархальная привычка. Конечно, это у небольшой части труппы наблюдается. Но наблюдается. При этом сомнений в том, что она (актриса) никакая не Каренина, даже не возникает. Опять-таки, у некоторых сохранилась милейшая патриархальная привычка не думать на сцене; что-то делать, вообще не включая мозг. Правда, справедливости ради надо признать, что с подобной патриархальностью можно столкнуться не только на Сахалине.

— Как вы нашли состояние репертуара и качество спектаклей?

— Выбор репертуара кажется порой… ну, каким-то советским. Вот «Странная миссис Сэвидж». Я понимаю, что она к юбилею народной артистки России поставлена, но я в последний раз об этой пьесе слышал в Хабаровске где-то в 1983 году. Она оттуда, из тех времен. Понимаю, что все сразу не изменишь, но я уже сейчас вижу разницу между тем, что было раньше, и как они работают теперь. Тот же Шукшин — они хорошо его играют. «Палата №6» — отлично играют. Я рад, что в репертуаре появились Шекспир и Островский и их нормально играют. Это маленький шажок вперед, но уже движение. И это меня радует.

— Как приняли ваши первые спектакли? Как сложились отношения с критикой и с публикой?

— Отношения с критикой не сложились в силу отсутствия таковой на Сахалине. Нельзя же считать критикой тех двух приличных авторов, о которых я говорил. Нужно хотя бы десять мнений, чтобы был какой-то контекст. К вопросу об отношениях со зрителями — расскажу маленькую историю. Мы летим в самолете, и вдруг бортпроводник узнает народную артистку Клару Кисенкову, которая сидит рядом со мной; потом меня. И я выслушиваю мысли театрала. Театрал хвалит те спектакли, которые я ненавижу. Он говорит о них с упоением. Те, что я хочу уничтожить, он считает великолепными. А про то, что дорого мне, он говорит, что не понял. Правда, надо отдать ему должное, про один из спектаклей он сказал: это я не понял, но надо сходить посмотреть еще раз. И это говорит один из лучших представителей театральной публики Сахалина.

Понимаете, сахалинцы не ходят на трактовки пьес. Их требование: дайте мне Малый театр 1952 года. Мы это видели когда-то, мы о нем читали, и нам это нравится. Так что не сложились отношения так, как бы мне хотелось. И я вообще сейчас думаю, что и не могли сложиться. Ведь все познается в сравнении, а зрители Сахалина не видели никогда ничего другого, кроме того, что предлагал сахалинский театр. И вдруг увидели! Это для них Островский, которого я поставил, — другое. И Шукшин — другое. И уж тем более — «Двое бедных румын, говорящих по-польски» Дороты Масловской. Сложно зрителю все это принять. И вообще, почему они должны принять или не принять? Я сначала злился, а потом задумался. Вот я всю жизнь ел борщ, а мне предлагают луковый суп. Пусть он великолепно приготовлен, но я привык к борщу.

Удивительно как раз то, что здесь всё же находятся люди, которые понимают и принимают новое, непривычное. Потому что, попав сюда и посмотрев на происходящее, я поначалу решил, что таких людей здесь не должно быть в принципе. Более того (открою секрет!), я был готов к тому, что после лаборатории по современной драматургии начнется ад. А оказалось, везде найдутся люди, которые хотят вырваться из рутины. Для них и стоит работать.