«Тарарабумбия» Дмитрия Крымова

Новый крымовский спектакль дал ясный ответ на вопрос, кому теперь в России можно заказывать открытие большого фестиваля или закрытие Олимпиады

Имена:  Дмитрий Крымов

Театральные критики пока безрезультатно пытаются найти определение тому, чем Дмитрий Крымов уже несколько лет занимается в театре. Его эксперименты на грани драмы и изобразительного искусства плохо вписываются в стандартные театральные координаты.

Ситуация усугубляется тем, что Крымов и его команда действуют непоследовательно. Они могут сначала выпустить визуальный перформанс «Демон. Вид сверху», потом — «Опус №7», проходящий скорее по ведомству драматического театра, потом — «Смерть жирафа», где визуальная составляющая снова берет вверх.

В каком направлении пойдет крымовская команда после «Тарарабумбии», когда насладится своей новой игрой в карнавал, — самый интересный вопрос. Поскольку этот спектакль, наверное, единственный пока крымовский проект, жанровая принадлежность которого, равно как и совершенность, законченность формы не вызывают никаких сомнений.

Сделанная Крымовым по заказу Чеховского фестиваля, эта «Тарарабумбия» ясно продемонстрировала, кому теперь в России можно, если что, заказывать такую «музыку», как церемония открытия большого феста или закрытия Олимпиады. Легко вообразить, что получилось бы у Дмитрия Крымова, будь у него тот же бюджет, что достался Даниэле Финци Паска на Олимпийских играх в Турине или Яну Фабру, когда он ставил «Реквием по метаморфозам» для фестивалей в Зальцбурге и Авиньоне. Другое дело, захочет ли сам Крымов, до недавних пор почти отшельник, выйти из камерного пространства «Школы» на площадь перед Папским дворцом в Авиньоне или на Красную площадь в Москве. Мне лично трудно представить, чтобы он согласился командовать парадом. Пусть даже это будет парад артистов.

Тем более что приспособить «Тарарабумбию» к размерам Театральной или Красной площади технически гораздо легче, чем верно просчитать реакцию толпы, которая клокочет сегодня в пространстве между ГУМом и ЦУМом. И не потому, конечно, что этой публикой могут быть не узнаны цитаты из чеховских произведений. В конце концов, не так уж важно, угадает ли зритель, что мужской хор с удочками-донками, поющий в «Тарарабумбии» на разные лады «Я, я, я, я должен сочинить сюжет», — это Тригорин из «Чайки»; что молодые люди в окровавленных бинтах — это Треплев, а три великовозрастные девицы, играющие c куклой, — сестры Прозоровы со своим братом Андреем.

«Тарарабумбия» не буриме, не литературная шарада. Поэтому на самом деле публике не обязательно искать ответ, отчего вместо одной Шарлотты Ивановны, которая в «Вишневом саде» показывает фокусы и что-то привирает про цирковое детство, — в «Тарарабумбии» режиссер поставил на цирковые ходули и Соню из «Дяди Вани», и Заречную с Аркадиной из «Чайки», и всех трех Прозоровых. Или зачем бородатый сорокалетний дядька с пятном свежей крови на бинтах катается на деревянной лошадке и все время кричит: «Мама, мама!» Или к чему, в конце концов, понадобилось в вагоне с надписью «Устрицы» вывезти на сцену чучело Чехова, а в хвосте веселой карнавальной процессии заставить танцевать скелет...

Чтобы понять, о чем «Тарарабумбия», то есть правильно считать культурный код спектакля, зрителям нужно иметь хорошую память вовсе не на литературные цитаты. Надо лишь вовремя сообразить, что те самые 150 лет Чехову, которые мы отмечаем, — это не только 150 лет с Чеховым, но еще и полтора века истории одной очень большой страны. И что именно поэтому за полтора часа в «Тарарабумбии» в составе карнавальной процессии наравне с героями Чехова проходят стройными колоннами, как на первомайской демонстрации, советские моряки и водолазы, солисты Большого театра в пыжиковых шапках и норковых беретах, женская сборная СССР по синхронному плаванию в кумачовых купальниках, писатель Фурманов с чапаевской шашкой наголо, послы Эльсинора с черепом бедного Йорика; пролетает боевая эскадрилья мировой литературы с лейблами Фейхтвангера, Солженицына и Экзюпери. И это не выглядит всего лишь саркастическим туше по поводу юбилейных торжеств. Как не выглядит системной ошибкой сцена, когда полсотни актеров, прижав к груди саквояжи, картонки и шляпные коробки, толпой растерянных Раневских и Гаевых выходят из дымных кулис, а зрителям мерещится то ли Бабий Яр, то ли ГУЛАГ, то ли русская эмиграция первой волны.

К сожалению, описание крымовского метода дело гиблое. Его способ выращивания из крошечных цитат громадных колоний чеховских героев, его фокус с прорастанием из одной верно найденной детали или точного образа большой сценической картины плохо поддается вербализации. Хуже описания могут быть, наверно, только банальные театроведческие рассуждения про игру режиссера со сценическими штампами, академические — о ритуальном и сакральном смысле общемировой карнавальной традиции или разговор о фрагментарности постмодернистского сознания. Хотя они, конечно, тоже уместны в связи с «Тарарабумбией».

И что тогда в сухом остатке, для мыслей на потом? Предлагаю вернуться к фантазиям на тему переноса «Тарарабумбии» на площадь. Ну хотя бы на один день. Хотя бы для того, чтобы летом, на открытии Чеховского фестиваля, в карнавальной процессии вместе с крымовскими артистами проплыли бы в венецианской гондоле артисты Ромео Кастелуччи или артисты стреллеровского Piccolo Teatro di Milano. Чтобы в составе делегации ГАБТа вышли Соткилава с Цискаридзе, а от Страны восходящего солнца продефилировал Тадаши Сузуки, помахивая веткой цветущей сакуры.

Ссылки

• Дмитрий Крымов: «У меня нет чувства, что я надел папины тапочки…», 11.08.2008