«Иванов» Тамаша Ашера приехал в Москву

Знаменитый венгерский режиссер с помощью чеховской пьесы разобрался с шестидесятниками и с интеллигенцией

Весь сезон Театр наций привозил в Москву разные интерпретации чеховского «Иванова». Фестиваль одной пьесы завершился гастролями прославленного на весь мир Театра имени Йожефа Катоны из Будапешта. Поставивший здесь «Иванова» Тамаш Ашер из тех режиссеров, что свято чтут права драматурга и ни на букву не отступают от авторского текста. Особенно если речь идет о Чехове. Но он не из тех, кто добровольно встает перед классиками на колени, реконструирует приметы старины и смиренно повторяет давно известные театральные истины. Ашер ведет с автором диалог на равных.

Едва поднимается занавес, как ты понимаешь: я был здесь, я знаю это место. Мебель, одежда и повадки людей, детали обстановки — все свидетельствует, что действие спектакля происходит в нищей коммунистической провинции 60-х или 70-х годов прошлого века. В том, чтобы переносить действие классических пьес в более близкие нам эпохи, никакой новизны нет. А уж времена недавнего восточноевропейского социализма вообще стали театральной модой: в них режиссеры засылают и Островского, и Шекспира, и даже античных авторов. Чаще всего, кстати, переселение оказывается насильственным. Но Тамаш Ашер с «Ивановым» попал, что называется, в самую точку.

Про пьесу Чехова, написанную в 1887 году, всем известно, что это драма безвременья, рассказ о человеке, которого среда заела настолько, что он застрелился. Но что это за безвременье, что за среда такая и что за человек этот Иванов, мы сегодня себе представляем смутно. Тамаш Ашер возвращает нас в духоту сравнительно недавнего прошлого. Мир, в котором происходит действие чеховской пьесы, извлечен откуда-то из подсознания — комната-зал неправильной формы, вроде бы малопригодная для жилья, но населенная целым обществом. С потолка капает, стены нечисты, домашние светильники перемежаются казенными люминесцентными лампами. Может быть, вовсе нежилое помещение, на стене проглядывает выцветшее предупреждение «Не курить», в углу сложены стулья, точно из этой комнаты собираются уезжать. Но ехать-то некуда. Красноречив портрет жизни, нарисованный во втором акте: неухоженные старики слушают по хриплому радио футбольный матч и играют в карты, вдоль одной стены сидят перезрелые местные невесты, вдоль другой — их нерешительные местные женихи, никто не делает шагов навстречу друг другу. Присочиненная к Чехову безмолвная старушка с палочкой, видимо, как раз из таких вот бывших невест, так и просидела тут всю жизнь без толку.



Сам Иванов в этом спектакле — не диссидент, не герой-любовник и вообще не герой. Он просто интеллигент, превратившийся в обывателя. Человек, вдруг увидевший свою жизнь со стороны, и за это прозрение расплатившийся жизнью. Собственно говоря, Тамаш Ашер поставил спектакль о том, как интеллигенция проигрывает жизнь, причем по всем — и личным, и общественным статьям. От шестидесятника, каковым Ашер является по возрасту, можно было бы ожидать жалостливого преломления этой темы. Ничуть не бывало: «Иванов» тем и хорош, что режиссер смотрит на все с умной и нескрываемой иронией, даже с насмешкой, без деланого сочувствия.

Актеры Театра имени Йожефа Катоны играют весьма остро, подчас гротескно, но и не забывая о достоверности и точных подробностях, придуманных режиссером. Драму молодого Чехова Тамаш Ашер возвращает к первоначальному варианту, названному автором «комедией», — заглавный герой хоть и достает в финале пистолет, но умирает все-таки не от пули, а от банального разрыва сердца. Именно такой финал был у пьесы тогда, когда она впервые появилась на сцене Театра Корша — и фестивалю, посвященному 120-летию этого события, трудно было найти лучшее завершение.

Еще по теме:
Тамаш Ашер: «Я не хуже и не лучше Чехова»