Евгений Сатановский: «Невозможно запихать это дерьмо обратно в лошадь»

Президент Института Ближнего Востока объяснил ИЛЬЕ АЗАРУ, что цепочка революций на арабском Востоке перекроит его до неузнаваемости и поставит новые проблемы перед растерянной Европой

— Ливийская революция в самом разгаре, в чем ее специфика по сравнению с той же египетской?

— В Ливии ситуация развивается с большой кровью, с чрезвычайной жестокостью и с весьма неприятными последствиями для мирового рынка нефти. Можно ожидать распада страны, ведь в Ливии 140 племен, 30 из которых крупные, и то, что происходит сейчас, может привести к дезинтеграции Ливии. Каддафи опирается на свое племя — аль-каддафа, и этим людям не простят авиационного удара по демонстрантам. Есть иностранные, африканские наемники, которые сейчас бьют по ливийцам, и это уже за пределами того, что в Ливии допустимо даже в межклановых и межплеменных столкновениях.

— А почему Каддафи решил использовать иностранных наемников, ведь он не может не понимать, что теперь пути назад нет…

— А это Каддафи — человек безудержной и беспримерной жестокости, человек, который любил лично расстреливать тех, кого полагал для себя опасностью. Запредельно амбициозный в политике и вне политики, он шел на любые меры. Такой же и весь его род: достаточно посмотреть на его сына Саифа, который, развалившись в кресле, обещает драться до последнего патрона и всех перебить.

— Не думаю, что ливийцы только что узнали об особенностях личности Каддафи. Почему они ждали сорок лет, чтобы выступить против него?

— Как говорил Владимир Ильич Ленин, революционная ситуация должна созреть. Треть страны — безработные, и это в Ливии, с ее гигантскими нефтяными богатствами. Всей страной и всеми деньгами — десятками миллиардов долларов — управляет человек, не занимающий ни одного государственного поста. Каддафи ведь официально просто лидер революции и ни перед кем ни за что не отвечает. Наши дипломаты рассказывали, что он часто обрывал диалог словами: «Что ты от меня хочешь? Иди отсюда». Старая русская поговорка: «сколько веревочке ни виться, конец все равно найдется». Вот он и нашелся.

— Как-то слишком просто.

— А ровно так все революции и происходят: случайное стечение обстоятельств, эффект домино, пример, который подают соседи. Сегодня на шесть с половиной миллионов ливийцев пять миллионов мобильных телефонов, интернет, телевидение, тот же Твиттер. Это уже не 60-е, и сегодня люди могут увидеть, что и где происходит. Они внезапно понимают, что спустя 24 года мог улететь с трона в Тунисе Бен Али, что Мубарак в соседнем Египте тоже не спасся. Ленин говорил, что газеты — лучший коллективный организатор масс. Ну а электронные СМИ и мобильная связь еще лучше.

Никто не думал, что Ливия окажется колоссом на глиняных ногах, казалось, что у Каддафи власть абсолютная и он сможет передать ее по наследству. Оказывается, это не так. Но когда процесс пошел, то, как говорят в Техасе, невозможно запихать это дерьмо обратно в лошадь.

— Получается, что во всех странах региона, где начались протестные выступления, этот процесс уже не остановить?

— А вы знаете способ, скажем, вежливо запихнуть зубную пасту обратно в тюбик? Чтобы остановить революцию, нужно залить ее кровью. Вот жил-был Николай Первый, звали его жандармом Европы. Вот он как раз вводил войска в Венгрию и Польшу, давил революции со страшной кровью. Потом, правда, все это кончилось Крымской войной. А кто будет останавливать революции, восстания, гражданские войны и бунты по всему региону от Марокко до Пакистана? Даже в обычной, нереволюционной ситуации весь западный мир не смог оккупировать толком Афганистан и Ирак. Вмешиваться в революции он точно не будет.

— Я скорее имею в виду не внешнее вмешательство…

— А внутри понесло по кочкам. Причем по-разному. В Египте все произошло в рамках военного переворота. Выпустили вперед население, либералов, аль-Барадеи, а сзади спокойно пристроились исламисты, которые будут ждать, когда власть сама упадет им в руки, как спелое яблочко.

А вот в Ливии, когда все началось, выяснилось, что нет властных структур, которые могут перехватить власть, потому что политическое пространство зачищено. Глава МВД присоединился к восставшим, глава МИД проклял режим, все дипломаты сказали, что представлять Каддафи не будут. Он просто потерял собственную страну, она ушла у него из-под ног. Он стал врагом своего народа, а это сценарий Чаушеску. Бонапартизм всегда кончается распадом системы: все решал хозяин, а когда нет хозяина, то нового брать неоткуда. Арабский мир вообще населен племенами и кланами, поэтому уход диктатора, как это произошло в Ираке, превращает страну просто в территорию.

— И что же, режим сменится во всех арабских странах или где-то лидеры имеют шанс уцелеть?

— Вероятность устоять есть всего у нескольких режимов в регионе. Страны от Марокко до Пакистана сейчас представляют собой то же самое, что Европа 1917 года, когда полетела династия Романовых, чего никто не ожидал. Габсбурги и Гогенцоллерны совершенно не предполагали такого же будущего для себя, но никто не уцелел, и еще несколько десятилетий Европа купалась в крови. В арабских странах будет то же самое.

Если Алжир вспыхнет всерьез (гражданская война в 1990-х показала, что такое Алжир в хаосе — сотни тысяч убитых, миллионы перемещенных лиц)… А вспыхнуть он может очень легко, в зависимости от того, что будут делать исламисты, «Аль-Каида в Магрибе», берберы и удержит ли власть президент Алжира Бутефлика, который уже тоже стар и правит 12 лет. Тогда и Марокко конец, потому что там исламисты очень сильны.

Если полетит Йемен, а это почти неизбежно в ближайшее время, то полетит с расколом, поскольку племена на юге и на севере не хотят подчиняться президенту Салеху, который правит с 1978 года. Южане почти наверняка расколют страну; не исключен переход значительной части населения к пиратству. В таком случае Йемен взорвет Саудовскую Аравию, и шансов устоять у нее нет. После Саудовской Аравии едва ли устоят маленькие монархии Персидского залива — Кувейт, Бахрейн, даже супербогатый Катар.