Восстание масс

Выйдут ли на улицы кризисной России недовольные толпы?

На этот вопрос – каждый по-своему — отвечают социолог КАРИН КЛЕМАН, философ ВАЛЕРИЙ ПОДОРОГА, писатель ЭДУАРД ЛИМОНОВ, художник АНАТОЛИЙ ОСМОЛОВСКИЙ, политтехнолог МОДЕСТ КОЛЕРОВ и председатель Российского профсоюза докеров АЛЕКСАНДР ШЕПЕЛЬ. В колонке КИРИЛЛА РОГОВА высказаны предположения, за что, собственно, пойдет борьба. Кроме того, редакция получила письмо от молодой девушки АСИ П., которая попыталась выяснить для себя самой, почему она и хотела бы, но не пойдет протестовать на улицы.

Записали Зоя Машковцева и Илья Будрайсткис

После уже поистершихся в памяти кратковременных выступлений против «монетизации льгот» в начале 2005 года уличные протесты надолго стали достоянием маргинальных политических групп. Сегодня нарастающий экономический кризис, сопровождающийся масштабными сокращениями и ростом цен, способен спровоцировать появление нового движения протеста. Каким оно будет? Можно ли определить лицо его рядового участника?

Карин Клеман, социолог, директор института «Коллективное действие»: «Вчерашние обыватели могут выйти на тропу коллективной борьбы»

Я не согласна, что уличные протесты после 2005 года стали достоянием маргинальных политических групп. Скорее наоборот: присвоение себе уличного протеста «простыми гражданами» без политического опыта началось только в 2005 году. С тех пор мониторинг акций протеста, который проводит, например, институт «Коллективное действие», показывает, что не бывает ни дня без акции протеста, инициированной «снизу» по тем или иным конкретным поводам в том или ином городе страны. Это происходит потому, что ультралиберальные реформы касаются уже не только экономической или политической сферы, а социальной, т.е. власть уже посягает на самое святое — на жилье, пенсию, льготы и т.п. В своей повседневной жизни простые граждане непосредственно сталкиваются с нарушением их прав и с тем, что причина их бед отнюдь не абстрактная сила или судьба, а весьма конкретные представители власти или, допустим, работодатели, если говорить о трудовых конфликтах. Некоторые с этим мирятся или решают проблему обычным «русским» способом (авось или блат), другие начинают бороться. И вокруг них формируются группы по отстаиванию коллективных интересов.

Эти так называемые «инициативные группы» (условное название, это может быть домком, профсоюз, ассоциация…) растут сейчас как грибы. И они проводят акции протеста, порой даже очень радикальные: блокады строек, захваты кабинетов, перекрытия улиц, саботаж… Радикальные, потому что по мере того, как они действуют, они сталкиваются с тем, что «мирные» и полностью «законные» акции, во-первых, им проводить не дают («легальные» забастовки, «согласованные» митинги), а во-вторых, они неэффективны.

В то же время по крайней мере часть этих людей политизируется и приобретает организационный опыт. У них нет четкой политической ориентации, но они отчетливо связывают свою борьбу с вопросом о власти. Этих «низовых лидеров» пока достаточно мало, но они составляют костяк возможных крупных протестных выступлений против существующего порядка. Отмечу, кстати, что многие из них не лишены ресурсов, — это образованные люди, достаточно уверенные в себе, специалисты в своем деле, со средним, по российским меркам, достатком. Они пока держатся на плаву, при любом инциденте (угроза выселения, снижение заработка, резкий рост цен) они могут спускаться вниз, но они готовы активно и отчаянно защищаться от всякой угрозы своему благополучию, тем более если они считают ее несправедливой. Если кризис ударит по этим людям (а, судя по всему, это уже началось), то они вполне способны массово выходить на улицу.

Вот это портрет рядового участника потенциальных выступлений (то есть протестуют отнюдь не самые обездоленные и озлобленные — те скорее ругаются на кухне, даже иногда требуют оружия, но не выходят на митинги и не участвуют в забастовках). Это вчерашние обыватели, которые вышли на тропу общественной активности и коллективной борьбы. Цитирую слова одного жилищного активиста из Бутово, которые прекрасно иллюстрируют, кто они такие: «Я еще два года назад не мог себе представить, что я буду ходить по митингам и ложиться под бульдозеры. Но сама власть сделала нас бойцами за справедливость!»

Проблема в том, что эти низовые гражданские инициативы пока мало связаны друг с другом и раздроблены по проблемным сферам и по городам. Но горизонтальные связи между ними уже сейчас выстраиваются, действуют координационные структуры, в том числе межрегиональные, есть опыт проведения общероссийских мероприятий. Нет единой конкретной цели и нет общего понимания, что люди хотят взамен «беспредела», но есть общий лозунг «Власть под общественный контроль» и общее стремление к справедливости. Поэтому если кризис создаст общий повод для активного протеста, то есть вероятность появления массового протестного движения. Не хватает, на мой взгляд, идейной альтернативы. Ведь кризис — это кризис капитализма, а что взамен? Здесь стоит вопрос о слабости левого движения и левых идей в России.

Сейчас, хотя начались уже массовые увольнения, сокращаются доходы и увеличиваются расходы (на ЖКХ, в частности), люди в целом занимают скорее выжидательную позицию. Нет пока крупных протестных выступлений.

Зато власти и бизнес-структуры, очевидно, паникуют. Иначе как объяснить ужесточение законодательства об экстремизме и о «госизмене»? Как объяснить жестокий разгон омоновцами популярных (широко обсужденных) акций протеста автомобилистов во Владивостоке? Охоту на выдуманных «организаторов» стихийных акций протеста барнаульских пенсионеров 26—30 октября против отмены льготных проездных или на неких «зачинщиков» акции матырцев (поселок в Липецкой обл.), которые 30 ноября перекрыли железнодорожную трассу в знак протеста против вредного стекольного производства? И как объяснить самое отвратительное — участившиеся случаи бандитских нападений на социальных активистов? Убийство адвоката и левого активиста Станислава Маркелова? Убийство журналистки и анархистки Анастасии Бабуровой? Теперь уже не только избивают, но и расстреливают. Вот результат нарастающей атмосферы безнаказанности и произвола.

Я думаю, что если власти не будут пресекать репрессии и преследования против социальных и профсоюзных активистов, то ситуация может выйти из-под контроля. Вместо организованных забастовок и мирных демонстраций могут начаться бунты, особенно если будут перекрыты все возможности «мирного» протеста, подавлены самоорганизующиеся гражданские инициативы, уничтожены дееспособные и активные профсоюзы.

Однако «зачинщиками» беспорядков станут те, кто борется с независимыми профсоюзными и общественными структурами, так как это лишает неизбежную (в условиях кризиса) протестную волну организующего начала.

{-page-}

Анатолий Осмоловский, художник: «Протестные движения будут ближе к нацизму»

Я очень сомневаюсь, что в России в ближайшие годы возникнет какое-либо вменяемое движение протеста. Для того чтобы образовалось прогрессивное политическое движение, необходимо, прежде всего, пройти этап серьезного теоретического обучения. А этот этап в России, по существу, даже не начинался. Поэтому если и будут возникать какие-либо протестные движения, то, скорее всего, они будут окрашены в неприятные националистические или шовинистические цвета. То есть будут ближе к нацизму, чем к социализму.

Модест Колеров, управляющий директор информационного агентства Regnum: «Средний класс стремится выжить, а не участвовать в акциях»

Не думаю, что сейчас в Москве, где 80 процентов населения представляет средний класс, возможны масштабные социальные протесты. Потому что средний класс больше ориентирован на личное выживание, чем на участие в демонстрациях старушек, которые хотят, чтобы им увеличили пенсию.

Как показывает опыт Украины, где социально-экономическая ситуация гораздо хуже, чем в России, — даже там средний класс, выступивший инициатором протестных действий, не смог довести их до уличного результата. Это говорит лишь о том, что средний класс стремится выжить, а не участвовать в акциях.

Протесты автомобилистов на Дальнем Востоке страны в защиту праворульных и иностранных машин другие по своей природе — они отражают серьезную экономическую и административную проблему, опираются на некоторый сложившийся уклад, а именно на готовую сеть продаж автомобилей и на связанных с этой сетью представителей власти и контролирующих органов. То есть отражают еще и некоторый консенсус в разных социальных группах.

Любое другое подобное движение или уличный протест будут успешны тогда, когда они будут протестами не только дрессировщиков и только диких тигров, а протестами, которые объединят и тигров, и дрессировщиков. Пока в других регионах такой консолидации нет, но это не значит, что протест невозможен.

Сколь бы низкие показатели активности населения ни получали сейчас социологи, задавая вопросы людям, велика вероятность ситуативных акций.

Мы привыкли относиться к протестам по перестроечным меркам, когда миллион человек выходил на улицу. Этого, разумеется, не будет. Но наше общество достаточно уязвимо, чтобы решиться на локальные протесты, и если на улицу выйдут парикмахеры и их клиенты, что будет протестом и производителей, и потребителей, с ними будет трудно справиться.

Поэтому государство уже поняло, что для того, чтобы справиться с автолюбителями и продавцами иномарок, надо выстраивать альтернативную систему снабжения автомобилями. То есть уже отнеслось к этому как к социально-экономической проблеме. Чтобы минимизировать социальные движения, уже недостаточно только лишь организовывать шествия в поддержку отечественного автопрома. Если у автомобилей плохая репутация, уличными шествиями ее не исправишь.

Эдуард Лимонов, писатель: «Народное море волнуется раз лет в 15»
(Комментарий был записан в декабре 2008 года)

Появление новых протестных движений, тем более длительных, крайне затруднено — они просто не успевают раскрутиться, их не видно, телевидение захвачено группой Путина. Поэтому никаких новых политических организаций не будет, а если таковые и соберутся, то они быстро распадутся, поскольку, я же говорю, у нас полицейский режим.

Но к весне возможны всеобщие протесты, ввиду того, что кризис коснется всех и каждого. Простые люди будут выходить на улицы — и какие-то политические организации попытаются возглавить их протест. Вот в такой форме, я полагаю, это очень и очень вероятно.

Когда были акции против монетизации льгот, то начала эти бунты тогда еще не запрещенная национал-большевистская партия с захвата Министерства здравоохранения, кабинета Зурабова в августе 2004 года. А в 2005-м в ряде регионов наши товарищи возглавили это движение. И масса губернаторов жаловались, что вот, смотрите, национал-большевики бунтуют народ.

Ну и сейчас найдется, кому бунтовать народ, тем более что претензии у нас у всех к власти совершенно реальные — она не допускает никого к решению судеб страны, политическая жизнь уничтожена группой Путина, и если сейчас на власть падет вся ответственность за кризис, то она сама виновата.

«Льготных бунтов», как известно, власть испугалась — в 2005 году она «попятилась» во всех регионах. Кое-где были введены временные меры, кое-где была заторможена монетизация. Во всяком случае, я полагаю, что народ борьбу выиграл. Нужно и сейчас ожидать, что власть попятится, потому что она боится народа.

Хотя в принципе, народное море волнуется раз лет в 15, оно не может все время волноваться и выходить на улицы. История нас учит: в 1905 году была революция, а потом через 12 лет — в 1917. В 1993-м у нас была какая-то попытка изменения в стране, достаточно кровавая. Прошло 15 лет, пора уже опять народному морю подняться.

{-page-}

Александр Шепель, председатель Российского профсоюза докеров: «Нужно думать, как выбираться из ямы»

Протесты, похожие на рижские или французские, возможны, к сожалению, и в России. Не сделан ряд шагов, и в первую очередь — не внесены изменения в Трудовой кодекс, аналогичные закону Вагнера, принятому при Рузвельте. Средний класс уже становится участником протестного движения, и хотя рабочим оно не выгодно, они вынужденно прибегают к этому средству, так как их предложения игнорируются, а работодатели часто спекулируют на теме кризиса.

С моей точки зрения, сегодня надо отойти от протестов, а направить усилия всех структур и организаций — общественных, политических, экономических, финансовых и в первую очередь правительственных — на срочные и правильные выходы из сложившейся ситуации. Поэтому особых результатов протестное движение сейчас не даст. Мы сейчас, прямо скажем, находимся не на подъеме. Когда экономика растет, можно протестовать. А сегодня все находятся в ситуации потери. И организовывать протесты, например против сокращения рабочих мест, просто неконструктивно.

Необходимо предпринимать действия для того, чтобы рабочие места и кадровый потенциал были сохранены. Не просто же так Грызлов, подводя итоги первой части съезда «Единой России», сказал, что для нас не только основные фонды, но и люди являются ценностью. Теперь нужно этот тезис развивать. Да, потери неизбежны, сокращения неизбежны, но нужно думать не о том, как добраться до дна этой ямы, а как из нее выбираться. Если мы все будем мыслить позитивно, то и результаты будут положительными. Не такими, конечно, как мы хотели бы, но не будем зацикливаться на организации протестных явлений и анализе их последствий.

Валерий Подорога, философ: «Произошел натуральный обмен: радостей потребления на политические свободы»

Мне представляется, что оценка кризиса сегодня меняется. Это уже не просто кризис глобальной экономики. Чем более длительным окажется кризис, тем менее он будет казаться экономическим. В США он уже затронул весь порядок основных ценностей и главную ценность из разряда псевдоэкономических: жить лучше — это жить в долг. Последнее заявление президента США в этом отношении весьма симптоматично¹.

В отличие от США и ряда европейских стран, где еще сохраняется доверие к правительству, в России складывается несколько иная ситуация. Если ухудшение экономического порядка (падение рубля, безработица, инфляция, задержка зарплаты, «неудачные» меры правительства и т.д.) продолжится, то неизбежно будут нарастать кризисные явления и в политической жизни страны. Первые протестные вспышки в Латвии, Литве, Франции, отчасти сегодня и у нас.

Выход из неустойчивости и хаоса 90-х годов потребовал консолидации власти, и эта консолидация началась с 2000 года (приход Путина в Кремль). Однако постепенно власти теряли обратную связь с обществом — этому, кстати, помогала мировая экономическая конъюнктура (рост мировой экономики, цены на сырье и пр.). Впервые за многие годы россияне стали жить лучше, это стало основным условием общественной стабильности, но одновременно и политической апатии. В управлении обществом наметились авторитарные тенденции, которые привели на уровне региональных политик к феодализации управления.

Произошел натуральный обмен: радостей потребления на политические свободы. Общество без раздумий согласилось. Сегодняшний кризис, разве он не бьет прямо по этому негласному договору конца 90-х годов? Бесспорно. Если кризис продлится, допустим, два-три года, но без эксцессов, то создаст условия для лучшего понимания новой политической реальности. Кстати, это хорошая проверка морально-нравственного и даже психологического состояния общества. Кризис мог бы способствовать развитию многих позитивных процессов в обществе. Им бы стоило воспользоваться. Процесс перехода общества из одного состояния в другое — период 2008—2015 годов, например, — не должен быть взрывным, революционным, а постепенным, но совершенно ясно обозначающим стремление власти и общества в целом к модернизации политических институтов.

Что сегодня требуется от власти? Демонстрация силы и уверенности в завтрашнем дне. Но что для этого нужно сделать? Власти нужно стать «открытой» и «уязвимой». Нужно перестать создавать свой ложный харизматический образ, увеличивая ответственность перед обществом. Не отсюда ли чрезмерная закрытость власти, некоммуникабельность, отсутствие подлинных условий конкуренции в политической и экономической жизни? Власти не нужно думать, что она отделена от общества, «сама по себе», что нужно быть вместе с обществом. Думается, что должно потерять остроту столь сильное имущественное расслоение, которое мы имеем сегодня. Более того, нравственные аспекты управления — не доминирование и господство, а долг перед обществом — вот что должно усилить власть и обновить ее.

Прямой ответ на вопрос «кто выйдет на улицы?», мне кажется, не освобождает от ответа на другой вопрос: что делать, когда кризис затронет каждого?

¹Обама обвинил менеджеров с Уолл-Стрита в чрезмерном завышении доходов.

Еще по теме:
Кирилл Рогов. Новое время — новые песни, 04.02.2009
Ася П. Почему я не митингую, 04.02.2009