На круассанчики

ДИНА БАТИЙ расспросила врача, бизнесмена, продавца бытовой техники и студентку, почему они жульничают и воруют

 

Врач

Я закончил медицинский институт еще при советской власти, когда взяточничества не было, только чистая медицина. Я был молод, и, естественно, мне хотелось достичь чего-то высокого, стать профессором, разрабатывать новые методики лечения.

Все началось после перестройки. В 1996 году совершенно не было денег, зарплат не выдавали, и с тех времен началось тотальное взяточничество. Тогда это было обоснованно, потом ситуация изменилась, а привычка брать взятки так и осталась.

У меня, врача высшей категории, доктора медицинских наук, официальная зарплата, с пятью-шестью дежурствами в месяц — 17 тысяч рублей. А сколько зарабатывают люди ниже рангом? А жить-то хочется. Хочется куда-то съездить, нужны деньги на жизнь, на круассанчики. А где деньги брать? Система вынуждает брать.

Можно, например, сделать операцию открытым методом, а можно — через проколы, лапароскопически. Государство закупает оборудование для второго вида операций и запрещает за них брать деньги. При этом больница зарабатывает хорошо на таких операциях, но врачам-то зарплату не поднимает. Деньги идут главному врачу. Наша главврач раза четыре в год ездит на зарубежные юга. По слухам, ее зарплата — полмиллиона в месяц.

Я чувствую моральное право брать деньги с пациентов, да, я оказываю услугу, не делаю огромный разрез, а делаю маленькие прокольчики. Народу легко мозги запудрить: бесплатно мы тебя разрежем, но если хочешь, чтобы все было красиво, давай плати. Для меня это тягомотно и более затратно в плане моих сил, потому что это более кропотливая операция. Я трачу свой человеческий капитал, свои знания, умения.

Конечно, страшновато, но не пойман — не вор. Отработана схема, как брать и где. Я знаю, что надо брать наедине, чтобы никто рядом не стоял. У нас был случай, когда доктора взяли, вернее, начальство его сдало, потому что он, мягко говоря, оборзел. Ведь все равно надо придерживаться каких-то этических норм. Помню, одна бабушка подарила мне полотенце, и я понимаю, что большего она дать не может, и это было настолько дорого — ее внимание. А у него ничего святого, бабушка — не бабушка, давай деньги. Засняли, как ему дали взятку, а потом повязали. Посадили, полтора года отсидел, теперь торгует шубами вместе с женой.

Сначала мне было тяжело, переживал, хотелось что-то сделать. Но потом я осознал, что эти никому не выгодно. Например, я занимался щитовидной железой — это очень благодатная область в плане развития коммерческой медицины. У пятой части населения в щитовидной железе есть узлы, но они доброкачественные, их не надо оперировать. С такими узлами можно жить лет двести, пока они не начнут действительно беспокоить. Но находят по УЗИ узел и начинают вешать лапшу на уши, и это легко, потому что любое узловое образование в организме люди расценивают как рак. Самый благодатный контингент для такой разводки — женщины 30—40 лет.

Моя докторская диссертация была посвящена как раз ограничению показаний к операции. Я доказал, что не более 10% всех узлов, которые обнаруживаются, надо оперировать. И тогда у меня произошел конфликт с одним человеком, который держит у нас коммерческую структуру. Они там всех убеждают идти на операции, большие деньги с этого имеют.

У меня все-таки в работе приоритет — помогать людям. Другой приоритет — профессиональный интерес, хочется всегда помогать по-новому. Я специально приезжаю на конгрессы, чтобы узнать что-то из разработок, а потом возвращаюсь, и меня начальство ругает, что опять я что-то задумал, надо деньги мне давать, покупать инструменты. Апатия начальства давит. Я даже скрываю, что еду на конференции, беру отпуск за свой счет.

Если повысят зарплату до 2-3 тысяч долларов, все равно, думаю, врачи будут обманывать. Систему поломать надо, она на всех уровнях поражена взяточничеством. Чтобы ее исправить, надо поколение, которое сейчас работает, лет с 25 до 60, все убрать. А кого на их место поставить — не знаю.


Бывший бизнесмен

Когда я только открывал свою компанию, у меня была иллюзия, что теперь-то я смогу справедливо оплачивать труд людей. Но потом быстро понял, что надо с государством играть в финансовые игры.

Сейчас весь бизнес построен на схемах черного обналичивания, потому что это намного выгоднее, чем платить белую зарплату. Все это пошло от советской власти, мы наследники советского строя. Он только немножко мимикрировал под капиталистические отношения, но уродливость форм осталась. Желание платить человеку в конверте — очень сильное. Но тут и большие интересы государственных лиц.

Может, какие-то сферы бизнеса могут от этого отойти, но они должны быть очень прибыльными. В нашем бизнесе — market research — основные затраты, 50%, шли на зарплаты людям, интервьюерам. Если мы заплатим 75%, то нам надо закрывать компанию. Мы же еще на конкурентном рынке, боремся за клиента, и так как все обналичивают, все выставляют одни цены. Если мы перестанем обналичивать, наша цена вырастет на одну треть.

Мы получаем деньги на счет, а не в кассу, этот оборот должен быть ясен государству. За официальное обналичивание надо отдавать около 50% государству. Система налогообложения у нас такая казуистичная — ты платишь вперед за то, что было раньше. Мы с бухгалтером голову над ней ломали. Понятно, что государство хочет тебя объегорить, и все время играешь с ним в разные игры.

Чтобы обойти налоги, делаешь липовый договор с липовой фирмой, заказываешь им услуги, которых она не делает. Она берет себе какой-то процент, а остальную сумму отдает чистым кэшем. Это противозаконно и, конечно, отвратительно. С другой стороны, такова устоявшаяся схема выживания бизнеса. Какие-то чиновники с этих схем кормятся, даже чуть ли не рекламы свои публикуют. Любая налоговая сразу видит все эти схемы, но не придирается, потому что у тебя есть охранная структура, которой ты платишь, и она подобные проблемы решает.

Ты едешь на какую-то точку, встречаешься где-то с этими бандитами, забираешь 50 тысяч долларов кэшем, тебя на месте могут шлепнуть... Пятьдесят тысяч — это же достаточная сумма, чтобы в Москве с жизнью расстаться. Но меня не страх мучил, мне морально было тяжело.

Это ужас. Я щепетилен в нравственном отношении, мне это мучительно. Я же еще верующий человек, и все время было ощущение, что я в состоянии греха, лжи, которую я не в силах разорвать. На мне лежала ответственность за компанию, за людей, которые в ней работают. У меня был такой раздрай — хочу делать честно, но не могу. Следовать закону ты объективно не можешь, иначе придется закрывать компанию, искать другую работу.

Мои приятели не относились к этим махинациям драматически. Такие правила: волчий мир — волчьи законы. Государство нас мучает, дерет с нас три шкуры, а мы от него таким способом уворачиваемся. Но я мучился, не мог эту антиномию решить.

Я с течением жизни попал в такую ситуацию, мне надо и семью кормить, и бизнес не могу оставить, компанию не могу покинуть, я доверенное лицо, начальника подставлю, партнера. Не бросать же все, чтобы жить впроголодь? Хочется съездить за границу, машину купить. Потом, ты же доставляешь радость своим близким — жену свою любишь и, конечно, хочешь, чтобы она хорошо себя чувствовала.

Я считаю, что Господь снисходит к таким ситуациям, даже муки принимает. Подписываешь левый договор, не знаешь, как выйти из ситуации, молишься ему: «Господи, помоги, выведи меня». И он выводит в конечном счете человека, помогает ему. У меня это и грех был, и вынужденный грех, не поймешь что. Я мучился, исповедовался, но не знал, как это прекратить.

В итоге я сделал выбор и покинул бизнес после 13 лет работы. Но ушел, только когда нашел себе замену, почувствовал, что семья может держаться на плаву. Выходить из системы надо разумно, не разрушая ее.

Глобально надо менять всю систему, но непонятно, у кого на это хватит воли. В таких серых схемах заинтересованы и бизнес, и государство.