АЛЕКСАНДРА ДОБРЯНСКАЯ поговорила с молодым человеком с Дальнего Востока, которому в Москве Путин дал хлеб и кров. Ненадолго
© Из личного архива
Вову я заметила возле «Останкино» во время пикета против НТВ. На большую часть пикетирующих он не был похож: одет весьма и весьма скромно, в руке —
какой-то черный пакет. Мне показалось, что на пикет он попал случайно. Из разговора, правда, стало ясно обратное: за «белыми ленточками» Вова теперь следует так же преданно, как еще полторы недели назад — за «Нашими». Проведя с «Нашими» почти год и понаблюдав изнутри за работой движения, он решил сменить среду обитания. Правда, достойной замены офису «Наших», где квартируются участники движения, пока не нашел, поэтому ночует то в Домодедово, то у журналистов, с которыми знакомится на митингах.
Вова СЕВРУК, 21 годЯ вообще приехал работать сюда. С Дальнего Востока. У меня музыкальное образование. Синтезатор и эстрада. У меня вот даже билет сохранился. Могу показать, хочешь? Станция «Город Уссурийск». На билет мне деньги дала мать. Ну, отпустила как-то не совсем спокойно, но надеялась, что здесь у меня что-то получится. Пока не получается.
Я готов был заниматься чем угодно. Ты знаешь, любая работа. Она вся одинаковая. Я не поленюсь ходить подметать листья, я этого не стесняюсь. Ну, кроме разве что мыть полы, это да. Я имею в виду, например, в больнице какой-нибудь туалеты мыть — этого я точно делать не буду.
«Наши»? Привлекли они меня, заманили к себе... Давай расскажу тебе, как все получилось. На станции метро «Киевская», около Киевского вокзала, только спускался, подбегают девчонки. «Извините, можно вас остановить на минутку?» — «Да, пожалуйста». — «А вы можете сфотографироваться с фотографией?» Я: «Ух, ни фига себе, с какой?» Она еще ничего не доставала, не показывала. А достала — я смотрю: портрет Путина. Говорю: «О, круто, ну давайте, сфотаюсь».
© Из личного архива
Ну, попросили имя, фамилию и номер телефона. Спустя три недели звонят: «Можете подъехать на станцию метро “Чкаловская”, встретиться? Вас встретит девушка Лена». Все номера, все контакты у меня есть, если нужно.
Я пришел, встретились в середине станции «Чкаловская», табличка с номером восемь. Пригласили на собрание. Провели, рассказали, для чего мы собираемся, что нам делать. Про флешмобы всякие много говорили.
По возрасту там — от семнадцати, даже от шестнадцати были. Да, шестнадцать лет были девочки даже — ну как бы не скажешь, что им шестнадцать, а реально им шестнадцать. В общем, человек двести, наверное, было в этот день.
Это было в офисе на Садовом кольце. Туда одна девочка приходила так просто, типа смотреть. А оказалось, она журналист. А я, дурак, не узнал, но, честное слово, знал бы, что так получится, я б этих журналистов гонял.
Читать текст полностью
Нас там в офисе учили, как общаться с журналистами. Я тебе расскажу, как было на автопрогоне «Садовое кольцо». Стоим на Садовом кольце, подходят журналисты: «Здравствуйте, что вы здесь делаете?» Я отвечаю: «Да вот, автопрогон за Владимира Владимировича Путина». — «А как вы про это узнали? У вас какая-то организация?» А я им: «У меня нет желания с вами общаться». РЕН-ТВ подходило, «Первый канал». НТВ подходило. Энтэвэшникам я ответил хорошо, потому что там я подрабатывал маленько...
© Из личного архива
Учили нас, в общем. Учили, например, как нашисту спровоцировать оппозицию. Например, я без камеры, а мой друг или подруга с камерой. Подходим, например, к тебе, я чего-нибудь тебе такое говорю, естественно, ты попрешь на меня. Это сто процентов. И твой друг включает незаметно камеру. Оппозиция, может, ударит, ленточку какую-нибудь оторвет. А друг записывает, и тот как бы сам виноват.
Учили нас, как выходить на митинги, как вместе держаться, как прикрываться. Собраний очень много было, флешмобов всяких. Например, ходить с путинскими шариками, с флагами по хатам ходить, стучаться. Я однажды даже получил под сраку. Мужик меня волоком тащил с четвертого этажа вниз, выкидывал. Я ему предлагал четырехметровый флаг с Путиным повесить у себя за окошком.
Когда мы в первый раз собрались, нам сказали: «Мы работаем круглосуточно, можно оставаться ночевать». Там три корпуса, у меня есть фотографии, как мы там ночевали.
Сначала нам давали талончики. Талончик на завтрак — 250 рублей, на обед — 300 рублей, на ужин — 250 рублей. Потом стали давать по 500 рублей вместо талончиков. Но отчитываться нужно, что мы покупаем. Сигареты нельзя. Какой-нибудь коктейль, пиво — тоже... Но я не пью как бы — и не брал. Короче, ничего такого, только еду. И чек, отчитаться. Например, лапша: столько-то стоит, столько-то пачек.
Потом перестали давать. Несколько дней, трое суток, вообще ничего не давали — ни денег, ни талончиков. Сидели голодные. Вот у кого что было — ну, допустим, хлеб, — мы делили, несколько человек собиралось и кушали все, что было.
© Из личного архива
В офисе этом очень много места, и ночевало там много. В основном регионы разряжались. Тамбов, Питер, кто там еще? С Ростова были. С регионами где-то около семисот человек. Стелили спальные мешки, закрывались и спали там.
На третьем этаже — там, где проектор, где все собираются, кушают, музыку слушают, — там тоже было все устелено вот так, штабелями. Душевые были, туалеты, кипяток. Два узбека, когда людей было много, снизу подгоняли, чтобы быстрее мылись. Чтобы успевали все.
Самых активных награждали. Обещали айфоны, кому-то, я даже скажу, подарили. Не знаю за что, но, наверное, за хорошую работу какую-то. Надо зайти на «мойпутин.рф». Я бы тебе показал на сайте этого человека — там девушка, которая обещала, что будут дарить мобильные. Но я этого лично не увидел ничего.
Потом мы работали на выборах. У меня было четыре избирательных участка и группа в 22 человека. Были даже несовершеннолетние. И я должен был их на эти четыре участка разделить. На каждого человека на целый день — на целый! — выдали 200 рублей, чтобы что-то покушать.
© Из личного архива
Я развел их на участки. Они должны были делать так. Подходили к людям. «Можно поинтересоваться, за кого вы голосовали?» Если за Прохорова или за Зюганова: «Спасибо». И все. А если скажут «За Путина», тогда: «Вы можете сфотографироваться с этой табличкой?» Типа, «Я — за Путина». Некоторым пришлось даже убегать от милиции.
А потом начались оскорбления, обзывания. Утром, когда встаю, у меня волосы пушистые. Так эти поставили фотографию в интернете. Чё-то там подписали, типа: «Придурок Юрий Куклачёв». Много кошек, двести, наверное, приклеили.
Я слова эти говорить не буду, матные. Хотя мне пофиг, я не боюсь никого, пускай. Я не скрываю ни фамилии, ничего. Я начал реагировать, потому что ни фига себе — как это?
Потом у меня украли джинсы. Пропал паспорт, пропал фотоаппарат, в спальне. Остался один полис из города Владивостока. Я заявление написал. Я хочу до суда дойти. Хочу, чтобы их наказали, и наказали хорошо, чтоб не воровали. Там не только у меня украли, но те почему-то боятся обращаться. Понимаешь, я не боюсь. Даже если меня прибьют.
Я за Путина не голосовал. Мне не нужны ихние политические убеждения. Я работал, мне было интересно, жилье было бесплатное. Честно сказать, я не хотел этим заниматься, просто из-за жилья. Мне это на хрен не надо было.
© Из личного архива
Другим это нравится, они продолжают, я вот сегодня виделся с ними. «Что вы там делаете, уходите оттуда, пока вас там не заворожили, не заколдовали». А им по фигу: «Это тебя заколдовали, ты предатель, спишь с этими», — как его, — «с матрасниками». Они оппозицию «партией матрасников» называют (в честь видео с Виктором Шендеровичем. — OS).
Они голосовали за Путина. Покупали открепительные, я так думаю. Потому что, извини, они из других городов. Никак они не могли по-другому голосовать.
Я проголосовал за Прохорова. Знаешь, он, во-первых, молодой, не то что Путин, уже старик там. Реально охота новенького кого-нибудь. Ну что нам во Владивостоке сделал Путин? Он по Хабаровску проехал на «Ладе-Калине» и свалил благополучно оттуда. Вот и всё.
А после выборов, пятого числа, все собрались, пошли на станцию метро «Петровско-Разумовская» в боулинг. «Фристайл». Был у нас там небольшой банкет. Ну как небольшой — мы были очень долго. Где-то до двух часов ночи. Я думал, когда кушал, чем платить буду. Там мартини стоит рублей четыреста. Мы много чего пили. Там кто-то даже подрался на хрен. Мы сидели там, гуляли, пиццы не пиццы, салатики всякие, много чего. И я тебе скажу по секрету, на сколько мы там нагуляли. Мы нагуляли на сорок с чем-то тысяч. Мы не оплачивали. Я не знаю, кто оплачивал. Я не знаю, комиссары или кто.
© Из личного архива
Я ушел из «Наших» недели полторы назад, наверное. Сейчас я у одного журналиста ночевал, вот сегодня — у другого. Имена, конечно, не назову. Но я тебе скажу вот что: это незапутинские журналисты.
P.S. Через пару дней после нашего разговора я позвонила Вове узнать, как идут дела. Вова отчитался: последние {-tsr-}несколько дней он ночует на вокзалах, пытается найти хоть какую-то подработку («Газеты раздать, где что») и перебивается обедами, которыми с ним делится в храмах православная братия. Никаких подвижек в восстановлении документов не наблюдается, но Вову это не останавливает: он уверен, что паспорт ему непременно выдадут, а виновных в его краже — накажут. Дожидаться этого момента он собирается «где придется». То есть, видимо, все на тех же вокзалах.
В распоряжение редакции Вова предоставил много фотографий, которые он снимал в Москве. Мы решили вывесить их отдельным альбомом.
Фотоальбом Вовы Севрука
© Из личного архива
