Тарелки Путина

По просьбе OPENSPACE.RU итальянский фотограф ДАВИДЕ МОНТЕЛЕОНЕ написал текст о том, как он перед выборами фотографировал Путина

Имена:  Владимир Путин · Давиде Монтелеоне · Сильвио Берлускони

В ноябре 2001 года, за два дня до моего первого приезда в Москву, я по телевизору впервые услышал недублированный голос президента Владимира Путина. Он оказался более пронзительным и тонким, чем соответствующий ему, привычный для меня итальянский — глубокий, низкий, подчас устрашающий. Я задаюсь вопросом, был ли этот выбор случайным или намеренным, призванным подчеркнуть власть главы большого государства.

Это было мимолетное размышление, по правде говоря, потому что за почти десять лет работы в России политические деятели и президент Путин занимали меня исключительно мало, отчасти из-за моей личной незаинтересованности, отчасти из-за объективных организационных трудностей, мешающих подобраться к ним близко.

Если говорить начистоту, короткая встреча у нас все же состоялась — по случаю встречи Владимира с его другом Сильвио, кажется, в 2002-м. «Все тот же пляж, все то же море», следовало бы мне сказать — потому что это было на той же даче, на которую я буду приглашен десятью годами позже, и таковы же были порядок прибытия и организация. На обоих друзьях были громоздкие шапки из волчьего меха, любезно подаренные российским президентом для защиты от холода, Сильвио уже прибегнул к нескольким хирургическим вмешательствам и, может быть, давал советы на эту тему своему славянскому другу, чьи скулы в то время были высокими, а глаза — широко раскрытыми и живыми. Я не сделал ни одной фотографии: слишком далеко они были от моего слишком короткого для такого случая объектива.

Март-2012. Я снова в Москве, выборы на носу, их исход предрешен, и сегодня, когда вы это читаете, мы имеем тому подтверждение. Тем не менее иностранные СМИ очень заинтересовались политической ситуацией, такого не бывало с 1996 года. На этот раз я получаю настоящее приглашение, которое звучит для меня как анонс грандиозного спектакля: я буду сопровождать Сильви Кауфман, главного редактора газеты Le Monde, на ужин с премьером, где тот даст интервью шести иностранным журналистам.

Организация мероприятия неясна до последней минуты, наконец подтверждается, что оно состоится 1 марта, меня препроводят на ту же дачу, что и десятью годами раньше, и мне будет позволено снимать встречу и, возможно, сделать формальный портрет.

Последним снимком Путина, для которого он позировал, была фотография, сделанная Платоном в 2007 году по случаю выхода обложки Time с «человеком года», — по иронии судьбы, именно этот снимок чаще всего используется сегодня на площадях как сторонниками Путина, так и его противниками. Это уже икона.

1 марта в 15:30 назначена встреча у подъезда № 4 Белого дома, и после строжайшего контроля меня грузят вместе с многочисленными русскими журналистами в микроавтобус, который чуть менее чем за 20 минут привозит нас на дачу в Ново-Огарево. Мы не замечаем пробок — нам предшествует полицейская машина; когда речь идет о визите к будущему президенту, это всегда дело спешное.

Обсаженная деревьями аллея перед первым пропускным пунктом и еще одна длинная после, несколько вооруженных людей и несколько собак на поводках, выведенных, могу предположить, не на прогулку.

Мы высаживаемся перед загородным домом, над которым развевается русский триколор, и нас набивают всех вместе в комнату, где находится бильярд, множество стульев и большой экран. Отсюда местные журналисты будут следить за ужином, проходящим этажом выше. У дверей неразговорчивые охранники препятствуют входу и недовольны слишком явным интересом. Я предвижу долгое ожидание и замечаю в углу чай, воду, фруктовый сок, печенье, которые призваны его скрасить.

Главные редакторы этажом выше тоже ждут предустановленных 18 часов. Кто-то робко спрашивает, сколько времени предположительно продлится встреча. «Это зависит, — отвечает пресс-атташе, — если вопросы будут интересными и развлекут ЕГО, то порядочно, обычно ОН жалуется на скучные вопросы журналистов».

20:05. Меня и двоих моих столь же проверенных коллег вызывают наверх — в каминную комнату, где будет проходить ужин. Нас сопровождают пресс-атташе, несколько охранников, нам дают указания о том, как себя вести: не подходить слишком близко, не заходить за стол, не шуметь, не толкаться и еще что-то, чего я уже не помню.

Все уже готово, официанты в белых ливреях накрыли овальный стол, поставили посередине его цветы; при ближайшем рассмотрении они немного напоминают мне о похоронах, но думаю, этого требует протокол или традиция. Вино — шабли и классическое кьянти, камчатские крабы и что-то еще.

В одном из углов коридора, ведущего к комнате, — группа переводчиков для разговоров за ужином.

Занавески оранжевые или цвета лосося, комната довольно скромная, ее формальная элегантность — скорее советская, чем монархическая. Кресло премьера — единственное с подлокотниками. Я обхожу комнату — и вот наконец-то признак русской роскоши: тарелки Путина!

На секунду я чувствую себя как Астольф де Кюстин, «Вергилий» сокуровского «Русского ковчега». Как и он, я склоняюсь над ценным позолоченным фарфором, восхищаюсь меню, бесчисленным множеством приборов, орлами, отпечатанными на блюде. «Что это — символ, который делает Путина скорее царем, чем демократическим президентом?» — думаю я с улыбкой про себя. Но я не успеваю сам себе ответить, когда меня, как и французского дипломата, деликатно отстраняет персонал «дворца».

Его Величество... Президент... Премьер-министр сейчас войдет.

Еще несколько минут ожидания — и вот он: темный костюм, красный галстук, и, как ни досадно, я думаю, что он получил несколько эстетических советов от Сильвио.

Не важно; я, со своей стороны, все равно взволнован.

Вопросы журналистов переходят от внутренней политики и оппозиции на площадях к отношениям с Сирией и Ираном. Владимир уверен в себе, его не смущает критика его будущих, возможно, слишком долгих президентских полномочий. Более того, он возражает, приводя в пример 16-летнее правление канцлера Гельмута Коля.

В некоторых случаях он высокомерен — так, как этого можно ожидать от человека, сумевшего сосредоточить в своих руках подобную власть. Уверенного в победе на выборах и в способности управлять большой страной. Мне ни разу не удается перехватить камерой его взгляд — я спрашиваю себя, что это: застенчивость или навык, приобретенный с годами. И склоняюсь ко второму.

Он мало ест, не пьет, и у него на все готов ответ. Он цитирует друга Сильвио, который, если верить репортерам, приезжал поздравить его в эти дни. Я думаю о том, обмениваются ли они взглядами на политическую стратегию. На самом деле Владимиру удалось то, в чем Сильвио наконец-то потерпел поражение: остаться у власти. Есть некоторое сходство между двумя друзьями: у нас тоже не существовало настоящей политической альтернативы, лидера оппозиции, который мог бы уверенно и всерьез оттеснить Сильвио и занять его место, не было человека, за которого можно было проголосовать, и на это потребовалось немало времени.

Могу себе представить, что Путину это известно, и, возможно, поэтому его победа была настолько гарантированна.

Президент — как его постоянно называет пара журналистов, несмотря на то что он пока еще не стал им опять, — должно быть, скучает. Он прерывает ужин и вопросы, сообщая, что ему предстоит еще игра в хоккей. В 23:30? Не поздновато ли?

К сожалению, мне так и не удается сделать настоящий портрет, пресс-служба не допускает меня и даже не позволяет присутствовать на матче — я же итальянец, а не канадец! Мы покидаем каминную комнату, «музыка закончилась, и друзья уходят», мы — в микроавтобусе, он — на «Мерседесе». С учетом предрешенной победы и долгих полномочий мне, вероятно, представится возможность встретиться с ним еще через десять лет, может быть, за другим ужином; кто знает, будет ли он еще в силах держать клюшку или посвятит себя более успокаивающей и стратегической игре в шахматы.

Перевод Варвары Бабицкой