Удвоение ВВП. Тула

ЕЛЕНА КОСТЮЧЕНКО о невероятных приключениях наблюдателя на одном тульском избирательном участке. Первый текст в новом спецпроекте OPENSPACE.RU

​Я поехала наблюдать в Тулу, потому что в парламентские выборы на некоторых участках здесь была зарегистрирована явка 98%. Такая маленькая Чечня в средней полосе. С поезда меня встречает Алена – координатор группы ответственных избирателей. Группа отвечает за участки №961–966. Со стороны власти те же участки «контролирует» депутат тульской городской думы Суханов, известный своими криминальными замашками, так что день обещает быть веселым.

Мой участок №964 располагается на территории завода Тулажелдормаш (щебнеочистительная техника, козловые краны, механообрабатывающие комплексы). Актовый зал, атмосфера школьной викторины. Урны стоят у высокой сцены, сама комиссия то и дело заходит за бежевый занавес и выходит из-за него (там комната отдыха). Воздушные шарики – желтые и бордовые. На столе – пластиковая тарелочка с конфетами. «Берите, берите! Сладкие!» – убеждает очень красивая секретарь комиссии Катя («Единая Россия»).

Регистрируюсь как наблюдатель от СМИ. Перешучиваемся с Катей, что из-за недосыпа совсем невозможно есть. Мне с удовольствием показывают камеры, объясняют, какие участки зала они охватывают. На секунду думаю, что, может быть, день будет скучным и обычным, и я наконец-то увижу, как должны проходить выборы.

Места для наблюдателей расположены в самом дальнем углу актового зала – два ряда кресел. Оттуда, конечно, работы комиссии не видно вообще. На первом ряду расселась группа – пять молодых крепких парней. После долгих переговоров представляются наблюдателями от «ЕР», «СР» и КПРФ. Шутят, что травматологи, предлагают медицинскую помощь. Периодически выходят в холл перезваниваться. Парень в белом свитере с меховым воротником советует какому-то Вове уезжать с участка: «К вам сейчас наряд подъедет. Быстро выходи на улицу, там парни, поймешь что наши, они тебя заберут». Замечают, что мы слушаем их разговоры, начинают уходить для звонков в комнату отдыха для комиссии.

На заднем ряду сидят молодой парень и старик, хмурые и собранные – Денис и Василий Борисович, КПРФ, наблюдатель и член избирательной комиссии с правом совещательного голоса. Их не зарегистрировали. «Я раньше всех пришел, – объясняет старик. – А секретарь эта говорит: подождите. Я жду. Потом она меня зовет и говорит: ой, а от вашей партии уже есть люди, вас записать не можем» – и мрачно кивает в сторону веселящихся парней. Теперь ждут, когда подъедет мобильная группа КПРФ. Но коммунисты до нас все никак не доедут – загруз на других участках.

Наблюдатели от Прохорова до Тулы не добрались. Другие наблюдатели – от СМИ: два Димы (один в костюме и менеджер РЖД, другой в свитере и ничего про себя не рассказывает) и националист Витя, наблюдатель от газеты «Яблоко России».

Участок открывается, заходят первые люди, комиссия начинает работу. Мы тоже подходим к столам. И начинается обычная на всех выборах история – члены комиссии сначала раздраженно, затем разъяренно требуют наблюдателей «отойти в свой угол». Ссылаются на некую «схему помещения для голосования» (составлена за подписью председателя, правовая ценность схемы – нулевая).

«Вы лично у меня над душой стоите! Понимаете? Лично у меня!» – вопит та самая милая Катя, настойчиво предлагавшая наблюдателям конфеты полчаса назад. Крики игнорируем, снимаем на камеру. По требованию комиссии к столу подходит добродушный увалень-сержант. Бурчит под нос, что не имеет права нас трогать, и уходит обратно в свой угол.

Неожиданно за нас заступаются избиратели. «Правильно они тут стоят, – начинает дед в строгом черном пальто. – А ну, не трогать ребят! Прячете чего от них, что ли? Бюллетени наши прячете?» Его поддерживают. Комиссия неожиданно сдувается.

Пытаюсь развить успех и посмотреть реестр, куда заносились люди, пожелавшие проголосовать на дому. Секретарь Катя говорит, что таких людей «где-то 450» (всего на участке зарегистрировано 1968 избирателей), точного числа назвать не может. Реестр быстро перелистывают. Замечаю, что в графе «причина голосования вне избирательного участка» стоит «семинар» либо «конференция». «Ну, там мероприятия всякие, – расплывчато объясняет Катя. – Люди не успевают дойти до участка, попросили помочь». Прошу перелистать список медленно, и Катя буквально закрывает реестр своей грудью. «Это закон о защите персональных данных! – находится председатель Станислав Константинович Маслеников. – Мало ли что вы с этой информацией делать потом будете». Звоним на горячую линию ЦИК, оставляем жалобу. Жалобу принимают, обещают, что прямо сейчас с нами свяжется юрист (увы).

Звонит Алена. Оказывается, реестр члены комиссии защищают не зря – на других участках наблюдателей массово не допускают до выездного голосования. То есть, физически не впускают в машины с урнами – выталкивают в снег, захлопывают двери. Некоторые наблюдатели пытаются сопровождать машины с урнами на своих автомобилях, но их зажимают машины неизвестных. Так, автомобиль наблюдателей с участка №965 блокировал черный Range Rover (а777км), оттуда выскочил водитель, проколол колеса ножом… Прокололи колеса и на машине Михаила Шестакова (участок № 961), самому Михаилу досталось по лицу...

Между тем, члены комиссии заводят разговоры с сержантом о том, чтобы удалить из помещения «посторонних лиц» – то есть, незарегистрированных наблюдателей-коммунистов. Понимаем, что в этом случае нам приходится совсем туго, – не хватает людей и на выездное голосование, и над контроль над основными урнами. Но тут, наконец, приезжает мобильная группа КПРФ. Громкая блондинка в шубе нависает над парнями: «Ну, и кто тут от нашей партии?». Парни молчат и смотрят в пол, и она идет разбираться с комиссией.

Пожилая секретарь Привокзального райкома КПРФ Ирина Николаевна Фатеева остается извиняться перед нами, «что так долго»: «Сейчас снимали таких же подставных с 966 и 965 участка, так там нас комиссия очень задерживала». Рассказывает, что бланки, удостоверяющие статус наблюдателя, изъятые у подставных, «наши, настоящие», а подписи на бланках – нет. «В общем, нашелся в наших рядах лазутчик», – резюмирует Ирина Николаевна и хмурится, совершенно как тетка с плаката «Не болтай». Провокация более чем удалась – вместо того, чтобы регистрировать нарушения и помогать наблюдателям добиваться контроля над теми же реестрами и урнами, мобильная группа катается от участка к участку и восстанавливает статус кво. Вот прямо сейчас едут на участок 961…

В 13:20 председатель комиссии объявляет, что урны «вот-вот поедут». Бежим к секретарю регистрироваться. Прошу записать меня на урну №1, ребята планируют наблюдать за урнами 2 и 3. Нас записывают. А дальше начинаются гонки. В машину с третьей урной удается сесть коммунисту Денису. Остальные две машины резво газуют с места – без наблюдателей. Пытаюсь остановить серебристую легковушку с урной №2, но она едет прямо на меня, не тормозя. Отскакиваю в снег. Машина уезжает, а я ругаю себя за трусость – уж не задавили бы, чего отпрыгнула-то?

(Уже потом узнаю, что наблюдателя от «Новой» Реваза Соловьева (участок №966), пытавшегося также остановить машину с урной, сбили и несколько метров везли на капоте).

Урну №1 пытается преследовать Дима на легковушке, но на узком выезде от заводского корпуса его ловко подрезает серый минивэн. За рулем – те же улыбчивые парни с первого ряда.

Проигравшие и злые, возвращаемся на участок, устраиваем скандал. Секретарь Катя очень натурально бледнеет, хватается за телефон и сообщает, что машины развернулись и возвращаются в участок. Возвращается только машина с Денисом. Девушка в шубе, конвоирующая урну, созванивается с комиссией. Объясняет, что к третьей урне прикрепили меня, а остальные вернутся вот-вот, и «ваши товарищи тоже сядут». Денис вылезает ждать свою урну, я залезаю на переднее сиденье.

(Забегая вперед – две другие машины не вернулись. Все жалобы составлены и переданы. А толку?).

А мы начинаем ездить по домам. Девушкой в шубке оказывается Елена Кувшинникова, методист Тульского филиала Российской правовой академии. Елена Васильевна предельно корректна – сверяет со мной часы, спрашивает, не возражаю ли я, если слепым будут помогать голосовать родственники. Но первый скандал случается уже на втором избирателе.

Десять минут звоним в дверь на верхнем этаже пятиэтажки. За дверью слышны шорохи, но никто не отвечает на наши голоса. Любопытствующая соседка поясняет, что наша избирательница – «инвалидка, безногая сама, а бабка ее, видать, отошла». Сама тоже начинает стучать: «Катя! Катя! Открывай, выборы! Выборы, Катя!» Через 15 минут дверь все же открывает бабушка. Сама Катя лежит в темной комнате, мы ее не видим. Из комнаты в наш адрес несутся проклятия. Катя кричит, что «ног нет, слепая, голосовать не могу и не собираюсь, и вас я не звала!» Елена Васильевна недоумевает, как же так получилось, – голосование на дому проводится только по письменному или устному заявлению избирателя. Следующие квартиры показывают, что «так получилось» не раз - треть наших избирателей не заявляла о своем желании голосовать на дому. Впрочем, некоторые вспоминают, что за пару дней до выборов им звонил «какой-то мужчина из УИК» и предупреждал, что «придет урна». Но разве так это делается?

Мы обходим 31 квартиру. Лифтов в домах нет, топаем ногами – почти все наши неходящие избиратели живут на верхних этажах. Лежачая женщина, продавленный матрас, горшок с цветочками, ее курящая дочь уходит слушать музыку в другую комнату. Богатая светлая квартира, женщина с наложенной косметической маской извиняется: «Когда ваши звонили, я за отца согласилась и не подумала, что он слепой и совсем и не соображает. Давайте я проголосую, чтобы вы не зря ходили? В смысле, его спросить? Говорю же – слепой!». Мужчина, внешне совсем здоровый, но не способный спуститься с пятого этажа своего дома – сердце. Большая украинская семья, и пятилетняя полненькая девочка София заявляет, что когда вырастет, будет самым главным наблюдателем: «Возьму нож и буду за всеми наблюдать!» (и Елена Васильевна вдруг говорит: «Да, нам необходимо оружие. Очень страшно по квартирам вот так ходить»). Красивая седая пара, фотография обоих в летной форме на стенах, громко отказываются от тайны голосования – «за КПРФ, нам скрывать нечего». Другие спешат заверить, что голосуют «только за Путина». Женщина, перенесшая инсульт, никак не может написать номер своего паспорта – вместо 1 само собой пишется 2 или 4, вместо 0 – 1. Нам суют конфеты, нам пытаются налить сок. Слепым их родные зачитывают список и ведут ищущую руку к нужной галочке.

Звонит Алена и рассказывает, что Михаилу опять проткнули колесо (а только поменяли!). На этот раз нападавшим оказался сам «куратор» – депутат Суханов. Еще Суханов повалил Михаила на землю грамотной подсечкой и отобрал флешку от видеокамеры. Дело в том, что Михаил почти нашел место с таинственной «конференцией» и «семинаром», куда уезжали урны…

К 7 часам становится понятно, что свой список – 65 человек – мы обойти не успеваем. Из комиссии звонят и велят возвращаться до закрытия участков, и я уламываю Елену Васильевну посетить последнюю избирательницу – соседи рассказывают, что глухая женщина полдня провела на улице, чтобы нас не пропустить.

На участке уже закрываются двери. Дима шепотом рассказывает, что вечером на участок приезжали карусельщики с открепительными, но их автобуса наблюдатели не нашли, поэтому ничего не докажешь. (Потом уже установили, что в Туле карусельщики катались на автомобилях. И номера есть, и жалобы написаны. Эх).

Пишу жалобу, что комиссия включает в реестр людей, не желавших голосовать. Мне передают письменный ответ, что комиссия «не несет ответы за ложные вызовы». Устно мне признаются, что «списками инвалидов» с участковыми комиссиями делится департамент соцзащиты.

Из актов выездного голосования выясняется, что урны №1 и 2, оставшиеся без нашего наблюдения, собрали невозможное количество голосов. №1 – 205 голосов, №2 – 210. Получается, что на каждого избирателя сборщики голосов затратили по 30 секунд.

Ко мне вдруг подходит член УИК, которая утром особо рьяно пыталась отогнать меня от стола, и просит прощения. «Не было в этом ничего личного, – говорит она. – Понимаешь, ничего личного, совсем ничего». Неловко приобнимает за плечи, отходит.

Мы просим считать голоса в выездных урнах отдельно. Готовимся к бою, готовимся к отказу – правомерному отказу, кстати, результаты голосования по кандидатам считаются вместе – но нет, комиссия вдруг соглашается перед нами переложить каждый бюллетень.

Они соглашаются. Урны вскрываются, бюллетени выпадают из них сложенными пачками. «Кандидат пять. Пять. Пять. Пять. Пять. Пять. Пять….» – произносит председатель УИК. Члены УИК стоят вокруг с сумрачными лицами. Они больше не возражают против съемки. Они не возражают, когда мы наклоняем наши камеры к самым бюллетеням, когда заглядываем им в лица. Они не возражают, чтобы мы зафиксировали, что все голоса в урнах №1 и №2, оставшихся без наблюдателей, все эти невероятные 415 голосов принадлежат Путину. Они стоят и ждут.

И вот что это? Тихая забастовка? Желание снять с себя часть ответственности? Уверенность, что результаты выборов по их участку в любом случае не отменят, а их не накажут?

Я наблюдала за выборами в мордовском поселке Ромоданово, в чертовых Химках. Везде было по-разному и везде было одинаково – адреналин, усталость и, в конечном счете, ненависть, от которой леденеют щеки. У меня воровали диктофон, запирали верхнюю одежду, чтобы я, замерзшая, ушла с участка греться, натравливали на меня ментов. Комиссия запиралась с протоколами в отдельной комнате и до последнего отстаивала свои фальсификации и вбросы. А в этот раз – нет.

Эксперт торговой палаты, экспедитор, менеджер, пенсионер, методист, водитель, студентка стоят вокруг стола и ждут, когда мы снимем каждый вброшенный бюллетень. Стоят молча, смотрят в сторону. Ждут.




Своими свидетельствами о нарушениях на региональных выборах вы можете поделиться в рамках проекта «Удвоение ВВП»