Преждевременная кончина гражданской активности

Путин − наш президент. Перед лицом этого факта вспомним прошлый год, полный песен протеста. Почему они умолкли, говорят участники событий − от Андрея Лошака до Лени Ебнутого

​Год назад общественная атмосфера была полна надежд: от реакции на дело Баркова до гимнов Химкинскому лесу, от «Синих ведерок» до волонтерских пожарных бригад. У многих пылали щеки и звучали поспешные речи. На вопрос о том, что случилось с этим всплеском, ЕГОРУ СКОВОРОДЕ ответили люди, к нему непосредственно причастные:

Андрей ЛОШАК, журналист
Леонид НИКОЛАЕВ (Леня Ебнутый), активист арт-группы Война
Евгения ЧИРИКОВА, лидер движения в защиту Химкинского леса
Александр МОЖАЕВ, краевед, координатор движения «Архнадзор»
Михаил ШЛЯПНИКОВ, фермер из Колионова
Павел ЧИКОВ, председатель Межрегиональной правозащитной организации «Агора»
Владимир МИЛОВ, сопредседатель Партии народной свободы, лидер движения «Демократический выбор»
Сергей УДАЛЬЦОВ, лидер движения «Левый фронт»


Андрей ЛОШАК
Я не уверен насчет активности волонтеров, мне кажется, она не меняла свой уровень, но в этом году не было экстремальных ситуаций, когда она бы требовалась, когда стоял бы вопрос о выживании. Что касается протестной активности, то она, безусловно, снизилась. Мне самому сейчас не так интересно писать на эти темы, в этом году я не был ни на одном митинге, а в прошлом посетил штук пять.

Не думаю, что в обществе понизился градус критического отношения к власти. Он по-прежнему высок, но вместе с тем растет разочарованность в любого рода активности. Люди бодро подхватили прошлогодний протестный тренд, но быстро в нем разуверились. В политической ситуации ничего не меняется. Все увязло в болоте. Политическая жизнь мертва. То, что появляется, создается сверху, это профанация, и все мы это прекрасно понимаем. Это только симулякры политической жизни.

В каком-то из послевоенных фильмов Марлен Дитрих рассуждала о том, что для женщин политика как мода — вот в прошлом году были модны шляпки со свастиками, в этом году — со звездами. У нас было так же, был новый тренд — гражданская активность. Но это прошло, люди заскучали. Я не вижу в этом ничего трагического, но и ничего хорошего. Самое печальное то, что люди не верят в конституционные формы политической борьбы.

Не забывайте, еще недавно царило другое настроение: страна «вставала с колен». Люди искренне верили в эту власть, верили в Путина. Во время кризиса случилась всеобщая перезагрузка, у многих открылись глаза. Произошло колоссальное разочарование, исчезла магия власти, которая, безусловно, была у Путина. Всем стал виден маленький плюгавый человечек, который почему-то постоянно обнажает свой торс.

Ни у кого теперь нет иллюзий. Это очень важный момент, ничего подобного не было до 2009—2010 годов. В обществе появился жесткий запрос на критическую информацию, вообще на критический взгляд. Сегодня все это никуда не делось: посмотрите, как дико популярен «Гражданин поэт». Людям хочется издеваться над этой властью.


Владимир МИЛОВ
Конечно, оппозиция еще далека от того, чтобы добиться реальных перемен в стране, и я понимаю, что у стороннего наблюдателя может сложиться ощущение, будто все это покрыто ряской. Но я-то внутри процесса нахожусь, и я могу сказать, что внутри оппозиции имеет место довольно серьезная перегруппировка сил, смена вектора, смена лиц.

К сожалению, у нас за последние годы вот этого авторитарного отчаяния выросло поколение оппозиционеров, не готовых к серьезной работе, больше настроенных на какую-то внутреннюю тусовку. Если говорить конкретно о 31-м, то я, конечно же, поддерживаю требование свободы собраний. Но при этом трудно отрицать, что Триумфальная превратилась в собрание людей, которые, честно говоря, непонятно чем занимаются, у них и работы-то часто нет постоянной, и в оппозиции им трудно предъявить, что они вообще делают. Зато эти люди говорят: «Мы ходим на Триумфальную площадь каждое 31-е число».

Честно говоря, я категорически против этого. Я считаю, что оппозиционеры должны много работать, для того чтобы добиться результата, а такое клубное существование в режиме хорошо оправданного безделья просто вредно. Надо балласт этот сбрасывать и как-то двигаться вперед силами тех людей, которые могут и умеют работать, — такие люди есть, и это другая, живая часть оппозиции. Динамика есть, а с учетом нашего плана действий перед выборами ситуация у оппозиционеров выглядит лучше, чем у независимых гражданских активистов, у которых как-то все хорошо начинается, но потом быстро затухает.


Евгения ЧИРИКОВА
Что вы, гражданская активность не умерла, она только набирает обороты. Сейчас становится модным, например, не быть членом «Единой России» и «Народного фронта». Модно не смотреть телевизор, а выходить в интернет, брать оттуда информацию. Модно то, что связано с Навальным. Лагерь защитников Химкинского леса или «Антиселигер» — это было круто.

В лагере у нас постоянно происходит ротация защитников Химкинского леса. Из разных мест мне постоянно звонят люди, которые организуют свои инициативные группы по нашему примеру, спрашивают о методах работы. Недавно у нас началась активная региональная кампания. Мы проводили всероссийскую акцию с черными списками, и я была поражена, что за две недели нам удалось поднять шестьдесят городов.

Я бы сказала, что сейчас гражданское общество находится в состоянии поиска. Нельзя смотреть на гражданскую активность только с точки зрения манифестаций. Просто изменилась ситуация, сейчас люди не считают нужным выходить на митинги, потому что, собственно говоря, они не задыхаются.

Понимаете, какие-то вещи людям становятся неинтересны, какие-то тактики уходят в прошлое. Те же митинги — это уже отживающие формы; пришли, сели, посидели, нас разогнали. И когда это все происходит в 151-й раз, становится не очень интересно. А вот в интернете активность — это круто. Гражданский форум «Антиселигер» — да, это интересно.

Я знаю, люди даже бизнес пытались организовать: врали, что продают майки «Антиселигера» с нашим символом и с подписями Чириковой и Навального. Мы, конечно, никому не подписывали майки, но это говорит о модной тенденции.

Моя задача как раз в том и состоит, чтобы показать людям, что лесозащитная, да и вообще гражданская, активность — это не занятие каких-то бешеных одиночек, а это нормальная деятельность, которой интересно заниматься, это фан.


Сергей УДАЛЬЦОВ
В преддверии грядущих выборов власти стараются успокоить всех недовольных. Где-то замораживаются скандалы, где-то денег подкинут. Власть тем самым снижает протестную активность. В то же время продолжается бархатный террор в отношении оппозиции; задержания и аресты. Это политика отталкивания граждан от участия в протестных действиях, косвенное запугивание. Давление, которое оказывает власть на оппозицию, приводит к тому, что у нас сильная раздробленность, нехватка ресурсов, недостаточный приток людей в наши структуры. Нет нормального доступа в СМИ, нет ресурсов, нет легальных возможностей, мы не можем участвовать в выборах. В таких условиях вести эффективную работу по активизации общественной жизни тяжело.

Наверное, есть и субъективные ошибки, мешают амбиции лидеров, не всегда удается договориться… Но все-таки первичны неблагоприятные условия, в которых действует несистемная оппозиция.

В целом власти пока удается манипулировать общественным сознанием. Но стратегически проблемы накапливаются, и в перспективе можно ожидать серьезной активизации доведенных до предела граждан. Сегодня, замораживая политическое пространство, власть тактически продлевает свое господство, но стратегически роет себе яму. Развязка уже не за горами. Я не думаю, что это будет завтра, или 4 декабря, или в марте, но в обозримые несколько лет.


Александр МОЖАЕВ
У нас как раз работа, так сказать, ведется. Мы существуем, все нормально. Живем в вонючем болоте, кидаем в него камушки. Знаете, я все время в утешение молодежи, у которой руки опускаются, вспоминаю, что пятнадцать лет назад, когда мы учились, Марина Хрусталева очень хорошо сказала: «Вы сразу, чтобы потом не огорчаться, уясните себе: подобная деятельность дает результаты хорошо если лет через тридцать. Не надо ждать, что у нас сразу что-то получится». И это нормально. Поэтому если в прошлом году в обществе происходило много светлого и хорошего, а в этом году кажется, что опять дело плохо, то и в этом нет ничего страшного, — это тоже нормально.


Михаил ШЛЯПНИКОВ  
Тут можно говорить не о том, что потенциал подобной активности исчерпал себя, а о том, что нет таких задач, которые были бы на слуху. Вот те ребята, с которыми я в прошлом году работал на пожарах, на посадках деревьев, — среди них сейчас группа помогает детским домам. Это не афишируется. С другими людьми мы познакомились в то же время — они сейчас занимаются каким-то экопоселением. Третьи новую больницу пытаются организовать. Этот потенциал продолжает действовать, просто каждый нашел свою нишу.

Одновременно нарастает движение в регионах. Допустим, у нас в Егорьевском районе началось большое движение против беспредела властей — оно вообще не на слуху, оно закрыто, хотя людей там гоняют. Но такая «революция снизу» у нас тут ширится. По четыреста, по пятьсот человек собирается на митинги по поводу местного мусороперерабатывающего завода, по поводу продажи земель сельхозназначения.

Иногда эти люди ко мне приезжают, советуются. Недавно была делегация: «Расскажи, как можно отстоять сельхозполе». Мы вот сидели до ночи, бумаги рисовали, придумывали, как мы будем это поле отстаивать.

Перед этим была другая история: администрация хотела клуб в деревне продать. Там деревня вся объединилась, тоже ко мне приезжали, расспрашивали о технологиях. И они этот клуб отстояли, забрали в свою собственность.

Это когда мы революцию в Колионове делали, был какой-то всплеск интереса. А сейчас такое делается уже по-тихому, люди без шума добиваются результатов. Люди знают уже пути, знают, как действовать. Сейчас они клуб забрали, завтра заберут водокачку, потом дорогу, лес, речку. Сегодня законы у нас не совсем правильные, так что приходится такими анархическими методами брать на себя ответственность.


Павел ЧИКОВ
Очевидно, что гражданская активность ушла с улиц и, переместившись в интернет, только возросла. В результате мы фиксируем рост числа разнообразных наездов со стороны силовиков на блогеров и интернет-журналистов.

Растет количество тех событий, которые сначала вызывают бурную реакцию в сети, а уже она приводит к изменениям в реальном мире. Это история с Сагрой, история со скальпированием омоновцами в Пермском крае. Мы почти каждую неделю фиксируем случаи, когда события, происходящие далеко от федеральных центров и от центральных СМИ, находят мгновенную поддержку со стороны блогеров и заставляют обращать на себя внимание руководства страны. Такой обратной связи через интернет стало больше — и это тоже, несомненно, гражданская активность.

При этом растет еще и так называемое «темное гражданское общество», то есть деятельность в некоторых не совсем законных сферах. Первое — это, например, активность националистически настроенных сил. Манежка, растворенная в российском обществе, действительно постоянно присутствует. Второе — в последнее время возрастает активность тюремного населения. Недавно Министерство юстиции предложило дополнительно ужесточить наказания за акции неповиновения со стороны осужденных, те же голодовки и членовредительства. Тюремное ведомство видит рост подобной активности и опасается ее.

И третье — то, что, на мой взгляд, в ближайшие годы будет определять гражданскую активность в стране. Это действия а-ля Сагра и прочие попытки взять правосудие в свои руки. Когда население, разочаровавшись в способности правоохранительных органов каким-то образом их защитить, начинает исповедовать философию суда Линча. В прошлом году были «приморские партизаны», были разные стычки на местном уровне; таких фактов становится больше и больше. Вот пример нового типа гражданской активности, достаточно тревожный для правоохранительной системы. Это социальная энергия, которая в зависимости от каких-то жизненных обстоятельств может развиваться в любом направлении. Ее развитие абсолютно непрогнозируемо, но боюсь, что она в большей степени имеет деструктивный потенциал, чем созидательный.

В целом внутренний потенциал у гражданской активности в России постепенно растет; просто нужны определенные знаковые события, которые послужат поводом для ее всплеска. Мы о многих вещах сейчас можем просто не догадываться, а они через несколько дней, несколько недель или несколько месяцев взорвут российскую общественность.


Леонид НИКОЛАЕВ (Леня Ебнутый)
Я категорически не согласен, что есть какой-то спад, поскольку знаю ситуацию изнутри. Никакого спада, это вам подтвердит каждый, кто делает дела сейчас. Я не слежу за тем, как это выглядит внешне, но в подполье затишья вообще не наблюдается. Наоборот, большое и многостороннее подпольное развитие. Люди побегали с транспарантами, с файерами, поразбрасывали листовки — и кое-чему научились. И сейчас им нужно больше. Явно и намного больше. В подполье сейчас массово полным ходом создаются бригады, банды, боевые формирования. Идет плотная подготовка, серьезные тренировки. Всего этого на поверхности не видно и не должно быть особо видно. Повезет тому, кто уже сейчас находится в подполье, участвует, зорко смотрит и анализирует. Если этот человек одарен, он предъявит мощную историю, когда будет время великих историй. Большинство же сегодняшнего внешнего бакланства, типа дохлого и открыто блядского «Антиселигера» и т.п., к реальным процессам отношения не имеет. На поверхности остались плавать те, кого никуда не взяли. Все активисты ушли на дно. Отсюда, возможно, у вас ощущение внешнего затишья, но оно ошибочно.

Мне неизвестно, когда эти банды из подполья выйдут, когда решат, что готовы выступить. А интрига в том, сумеют ли они, широко разнообразные, выступив, объединиться в будущую армию или так и останутся действовать сепаратно и погибнут друг за дружкой, когда их перебьют по очереди, одну за одной, менты. Горький русский опыт говорит, что объединяться амбициозным маргиналам тяжело. В оппозиции все эти годы каждый только и искал повода, чтобы навсегда посраться с остальными. Поводом для этого служило все, что угодно, любой абсурдный пункт, вплоть до возраста сексуального согласия. Товарищ отказывался пожать товарищу руку, потому что один считал, что ебаться можно лишь с 14 лет, а другой, что уже в 12, и это надо законодательно утвердить, и все в таком духе. Этот свой позорный изнурительный срач оппозиция вынесла на своих плечах и несет дальше, не изжив, по сей день.

Я убежден, что оппозиция не объединяется из подсознательного чувства самосохранения. Срач — ее защитная реакция. Неосознанно в оппозиции чувствуют, что если однажды объединятся, то сумеют представлять перед лицом врага, перед властью хоть какую-то живую силу. И тогда, разглядев внизу эту силу, власть набросится и растопчет ее. Откровенно физически уничтожит, как это уже было не раз. Власть включала не раз своего уничтожителя, вспомним героическую и трагическую историю нацболов, которых власть раздавила под гнетом истерических репрессий и убийств из-за угла, и в оппозиции об этом помнят, боятся, дрожат памятью тела. Сознательно или не вполне сознательно, но страх оппозиции быть уничтоженной блокирует ее объединение в реале.

И тем более ей нужно и придется сгруппироваться, осознать и осилить свой страх. Найти в себе мужество объединиться. Этот застаревший вопрос скоро вновь встанет перед подпольными бандами, родившимися сегодня.