Денис Солопов: «Я решил пересечь границу, пока не поздно»

«Химкинский заложник» МАКСИМ СОЛОПОВ расспросил своего брата ДЕНИСА СОЛОПОВА, как ему удалось скрыться от властей и получить убежище в Голландии

Имена:  Денис Солопов

28 июля один из организаторов акции антифашистов в Химках ДЕНИС СОЛОПОВ после нескольких месяцев в украинской тюрьме улетел из Киева в Голландию, где он получил политическое убежище. За месяц до этого, 24 июня, его брат МАКСИМ СОЛОПОВ был признан в Москве виновным и приговорен к двум годам заключения условно.


— Теперь наконец-то последний «химкинский заложник» на свободе. Еще несколько дней назад ты сидел в самой знаменитой тюрьме Украины, а теперь пакуешь чемоданы в Нидерланды. Для начала расскажи подробнее об обстоятельствах твоего освобождения.

— Еще за неделю до моего освобождения ко мне в тюрьму пришел официальный представитель УВКБ ООН (агентство ООН по делам беженцев. — OS) и сказал, что меня скоро выпустят, потому что нашли страну, которая готова меня принять. Тогда он сказал, что меня выпустят, «возможно, сегодня после обеда». В итоге выпустили через неделю. Пришел корпусный и сказал, что надо идти фотографироваться для справки об освобождении, а коридорный — чтобы я собирался с вещами на волю. В этот момент я был один в камере, потому что Иващенко (сокамерника Солопова, бывшего и.о. министра обороны Украины. — OS) увезли в суд. Я стал собираться: костюм, документы. Еще около четырех сумок вещей и продуктов оставил частично у козла на каптерке, частично на карантине для только прибывших в тюрьму заключенных. В карантине всегда всего не хватает, сидят в основном первоходы.

Корпусный собрал еще народ, одного туберкулезного в больницу, кого-то на этап. Повели нас по подземелью. Там в Лукьяновке корпуса соединены сложным подземельем, тюрьма старая — наследие царизма. Корпусный сначала развел других, потом повел меня к «хозяйке» (начальник СИЗО. — OS). В кабинет я не заходил, прапорщик сам забежал подписать какие-то бумаги. Корпусной поинтересовался, почему меня отпускают (он толком и не знал, кто я такой), — ну, я сказал, что просто решили отпустить на волю без всяких причин. Пусть порадуется за меня.

Потом повели к замначальника СИЗО Домбровскому. Кстати, постоянно фигурировал вопрос «Куда вы направляетесь?». Это положено заносить в документы, в частности в справку об освобождении. В итоге они вписали мне московский адрес. Тут я начал препираться, так как, естественно, не собирался в ближайшее время отправиться в руки подмосковных полицаев. По сложившейся практике существовала опасность, что меня встретят у ворот Киевского СИЗО и увезут, например, в направлении Химкинского ОВД. Меня стали убеждать, что запись в справке об освобождении — это формальность и ехать в Москву меня никто не заставляет. Дальше я потребовал положенные мне по закону звонок и деньги на проезд. Хотелось хотя бы адвоката предупредить, чтобы меня все-таки друзья, а не серые встретили. Насчет денег они, конечно, поржали, как я и ожидал. А позвонить, сказали, не дадут, потому что не хотят брать на себя ответственность. Ну, тогда я им с улыбкой сказал: «Вы же толкаете меня на преступление! Сейчас придется у кого-то мобилу отобрать прямо возле тюрьмы — и снова к вам». Еще обменялись остротами, но позвонить так и не дали.

У ворот проходной я еще раз попросил позвонить. Сопровождавший меня предложил выйти вместе и попросить у кого-то из прохожих телефон. Он понимал, что возле Лукьяновки не каждый встречный даст позвонить лысому молодому парню, бледному от длительного заточения и со спортивной сумкой в руках. Надзиратель вышел вместе со мной на улицу и, пока я уговаривал случайного встречного дать мне позвонить, по-тихому смылся. Дальше была сцена, знакомая многим из кинофильмов: за спиной тюремные ворота, в руках сумка и справка об освобождении в кармане. Ни денег, ни телефона. Где-то час я осознавал, что теперь на свободе, смотрел по сторонам и планировал дальнейшие действия.

Справка об освобождении не только заменяла мне все документы, но и, что немаловажно, давала возможность проезда в общественном транспорте. Я решил не ехать на автобусе, чтобы не доказывать какой-нибудь ушлой кондукторше право на бесплатный проезд по справке об освобождении. Но уже в метро пришлось объясняться с теткой, «смотрящей за турникетами», которая перевыполнила свои обязанности, устроив мне подробный допрос. Дальше я поехал по адресу своих киевских друзей, где уже смог связаться с адвокатом и представителями УВКБ ООН. Теперь оставалось только избежать провокаций, пока в УВКБ оформляли мои документы для выезда в третью страну.

— Акцию в Химках все видели на видео и фотографиях. Аресты, суды и прочее достаточно подробно освещались в прессе. Петя Косово опубликовал свои рассказы о том, как он колесил по Европе. Расскажи, как ты подался в бега?

— После того как ты зашел в здание ГУВД Московской области^*, я ждал тебя в Александровском саду. Ждал твоего звонка. Спустя час ты позвонил и сказал: «Все нормально», — как мы и условились в случае, если события начнут развиваться по самому неблагоприятному сценарию. Я выкинул свой мобильный телефон, чтобы нельзя было отследить местонахождение. Дальше я связался с друзьями уже по новому, «чистому» телефону, купленному в переходе, объяснил ситуацию, попросил найти денег, чтобы хватило на жизнь в бегах. Друзья достали необходимую сумму в тот же вечер. Домой я решил не заходить, ни с кем из родных не созваниваться. Позже через знакомых, по своим источникам в силовых структурах, я выяснил, как обстоит ситуация, частично выяснил планы «оперативно-розыскных мероприятий». Узнав, что тебя закроют в любом случае, а меня планируют найти и арестовать в первую очередь, а если не найдут, объявят в розыск, я решил пересечь границу, пока не поздно. На следующий день, 30 июля, я вызвал такси с помощью таксофона, попросил меня отвезти в область на какую-нибудь ж/д-платформу в сторону Белоруссии. Естественно, я ехал на электричках, чтобы не покупать билет по паспорту.

— Ты ехал в Минск? Куда-то конкретно?

— Нет. Тогда я просто думал, что надо убежать, пересечь границу. Буквально бежал в чем вышел из дома. Куда ехать и что делать дальше, я еще не представлял.

— Путь на электричках до Белоруссии занимает пару суток. Какие у тебя самые яркие впечатления от твоего путешествия — бегства от полиции?

— В одном из городов, уже ближе к Белоруссии, встал вопрос о том, что нужно где-то переночевать. В гостиницах требовали паспорт. Решил тогда пойти в какое-нибудь круглосуточное заведение. Нашел пиццерию. Там местные пацаны с девчонками отмечали что-то. Я поинтересовался, знают ли они, у кого снять квартиру или комнату на сутки. Объяснил, что проблемы с документами. В общем, заобщался с ними. Пацаны пообещали, что разрулят с квартирой, потом предложили с ними поехать на день рождения к какой-то подруге. В итоге все тусили в каком-то дворе. Мне надо было умыться и выспаться, чтобы на границе выглядеть опрятно. Тогда совершенно незнакомый паренек, который сам собрался на ночь к своей девушке, предложил мне взять ключи от его квартиры, которая была в доме неподалеку, и вписаться там. Самое смешное — он сказал, что дома никого нет, а на самом деле оказалось, что дома его мать. Пришлось извиниться за поздний визит и представиться другом ее сына из Москвы. Как настоящая русская женщина, она, прежде чем отпустить меня спать, накормила досыта борщом и всякими соленьями. Ну а утром я вызвал такси до платформы. На электричке доехал почти до Белоруссии, но границу решил пересечь на автобусе до Витебска. Так и сделал без всяких проблем. Там у пассажиров даже документы толком не проверяли.

В Витебске первым делом пошел искать доступ в интернет и выяснил, что в Белоруссии у посетителей интернет-кафе спрашивают паспорта. Но мне удалось добазариться и зайти без паспорта. Наплел что-то типа «забыл в гостинице, лень возвращаться, продиктую паспортные данные по памяти». В итоге просидел за компом пять часов, просматривая новости и записывая нужную информацию по поводу гостиниц, транспорта и аренды квартир. Взял обложку и фотку от старого студака и сверстал на компе под них себе новый студак на другое имя. Теперь у меня уже был хоть какой-то беспалевный документ. С ним было гораздо проще объясняться. Так под предлогом, что паспорт у родственников, которые приедут позже, я смог снять номер в гостинице в центре города на несколько суток. Там я более-менее спланировал свои действия. Решил ехать в Минск. В большом городе легче не выделяться.

В Минске я снял жилье у женщины, которая стояла с табличкой «Сдам квартиру» на перроне вокзала. Это было гораздо безопаснее, чем соваться без паспорта в минские гостиницы или обращаться в агентства. По деньгам за неделю это было недорого. В Москве я когда-то работал риелтором, поэтому сразу оценил предложение, посмотрев квартиру, и убедился, что никакого кидалова тут, скорее всего, не будет. Сам я в общем-то всем везде внушал доверие. В качестве бонусов хозяйка квартиры оставила мне продуктов и местную симку. Мои знакомые из одного русского города сделали по моей просьбе для меня скайп с деньгами на счете. Хотя все это время старался не выходить на связь, даже с проверенными друзьями. Никто не знал, где я и что со мной. Позже я сменил несколько аккаунтов на всякий случай. Для всех родных я уже полмесяца как пропал. Друзья мне сообщили, что за нашим домом в Москве ведется наружное наблюдение, из новостей я узнавал про облавы и всяческое безумие подмосковных полицаев. Тогда первым делом я позвонил отцу, сказал буквально пару фраз: «Я не в России. Со мной все хорошо. Не переживайте, сосредоточьтесь на Максе». Батя ответил: «Молодец. Хорошо, что позвонил». Потом позвонил знакомой, которую, как предполагалось, слушали. Немножко поприкалывался над ментами по поводу своего местонахождения. Хотелось заставить их искать меня подальше от Москвы и в противоположном от меня направлении. Шутка удалась, где только меня не искали… Теперь я уже чувствовал себя более-менее уверенно. Единственное, непонятно было, что делать дальше.

— Как ты в итоге оказался на Украине?

— В общем, я проводил время в интернет-кафе, узнавая нужную информацию и планируя дальнейшие действия. Это было в самом центре Минска. Вдруг в это же кафе вошли два хороших знакомых из Москвы. У них, конечно, не было таких проблем, как у меня, но на время облав они решили уехать из Москвы. Это была очень приятная встреча, тем более что у них были надежные контакты в Минске. Скрываться стало веселей. Уже вместе мы решили, что надо ехать на Украину. Здесь жизни нет. Все-таки в Беларуси спецслужбы в отличие от России работают хорошо. Да и шагу нельзя сделать без паспорта. И местные люди подзапрессованы чуть были. Решили, что пока тепло, нужно ехать в Крым, отдыхать на море, косить под туристов. На автобусах доехали до границы. Узнав степень контроля, решили пересекать границу легально по своим паспортам. Но на всякий случай разделились, чтобы друзья не подвергались риску из-за меня. Пересекли границу также на автобусах.

Дальше уже спокойно купили билеты до Евпатории. Там первым делом пошли купаться в море. Вели себя как туристы. Тут уже не было никаких напрягов, и мы, по сути, просто отдыхали. Решили искать жилье подешевле в частном секторе. Путем расспроса продавщиц в магазинах нашли варианты в разных селах. Одно из них называлось Красное. Мы поняли, что надо обязательно ехать именно в Красное, село с революционными традициями. Сняли летний домик у некоего дяди Коли. У него было свое хозяйство: коза, поросята, дыни росли. Для нас жить у дяди Коли и так было недорого, а он нас еще и подкармливал за эти деньги домашним молоком, яйцами, овощами. Правда, дядя Коля через некоторое время просек, что мы подозрительно долго отдыхаем. Обычно приезжают на неделю, а мы были уже целый месяц. Кроме того, мы не бухали, как обычные туристы, а по утрам делали пробежку и шли на турники. Мы только купались, ели арбузы и занимались спортом. А тут еще Казантип был неподалеку, и местные жители привыкли видеть приезжую молодежь в состоянии постоянной интоксикации. Мы, конечно, тоже выбирались на молодежные тусовки на побережье, но неупотребление алкоголя и наркотиков нас выделяло и там. Новости узнавали в интернете на почте, когда ездили в город за продуктами. Пытались искать возможность свалить в Европу, пробивали через надежных людей разные варианты легальные, нелегальные. Никаких толковых вариантов мы никак не могли найти. Самый лучший нелегальный вариант был с вероятностью успеха пятьдесят на пятьдесят и за приличные деньги. Нас это не устраивало.

А курортный сезон-то заканчивался. Дядя Коля уже травил байки о том, как у него в свое время прятались пацаны, которые ограбили какой-то металлургический завод, что ли, явно намекая, что хотел бы услышать и нашу криминальную историю. Мы уже и сами, чувствуя, что финансы подходят к концу, начали шутить, что пора бы начать грабить почтовые отделения.

Где-то через месяц нашего отдыха мы из своих источников получили почти точные расклады по нашему делу: кем интересуются больше, кем меньше. В общем, как и ожидалось, моим друзьям было особенно нечего бояться. В розыске был только я. Зато меня объявили уже в международный розыск по линии Интерпола. Тогда мы решили разделиться. Ребята вернулись в Москву, где все немного поутихло, а я поехал в Киев.

_________________________


^* Дело в том, что после эфира в студии Русской службы новостей вечером 29 июля 2010 года, на следующий день после акции в Химках, меня вызвали на допрос в ГУВД Московской области. Это Никитский переулок, дом 3. Денис был со мной, когда мне позвонили из ГУВД. Мы решили, что я должен пойти. Оба четко понимали, что могут арестовать. Однако решили включить дипломатию и объясниться с ними. Денис проводил меня до выхода из метро «Охотный ряд». Там мы договорились, что, когда я пойму, что есть реальная угроза нашего ареста, я должен буду найти способ позвонить и произнести фразу «Всё нормально», которая означала бы, что меня арестуют, а ему пора как минимум залечь на дно. Я так и поступил. В нужный момент, попросив телефон, якобы чтобы вызвать брата тоже в ГУВД на допрос, в разговоре произнес ключевую фразу. (Примечание Максима Солопова. — OS)​



{-page-}
     

— Как вышло, что ты решил добиваться статуса беженца? Разве на Украине этот путь не казался более опасным, чем жить «на нелегале»?

— В Киеве я для начала осторожно вышел на надежных местных друзей, готовых мне помочь. У знакомых оказались завязки с людьми, которые работают в области правовой помощи беженцам. Я стал интересоваться процедурой получения убежища. В итоге, еще раз взвесив все варианты, я принял решение идти по легальному пути. В конце концов, на самом деле никакого преступления я не совершал, никого не убил, не ограбил. Мне посоветовали встретиться и проконсультироваться с надежным специалистом в этой области. Вообще беженцев из России с приблизительно похожей ситуацией на Украине было не так много. Мое положение больше всего было похоже на истории с нацболами. Приблизительно на их опыт мне и посоветовали ориентироваться с учетом старых ошибок. Сначала обратился в УВКБ ООН и их партнерскую организацию ХИАС, которая выделила мне адвоката. Все эти грамотные действия стали возможны благодаря очень квалифицированной помощи моих знакомых. Сами по себе эти процедуры очень сложные и требуют кучу бумаг, которые собрать не так-то легко, находясь в розыске.

Самое опасное было обращаться в киевскую миграционную службу. Несмотря на формальные обязательства о конфиденциальности, они сливают информацию в уголовный розыск. Однако, если уже пошел по легальному пути, выбора не было. Согласно международной процедуре, я был обязан обратиться за убежищем в той стране, где находился. Естественно, я принял все меры предосторожности и сделал все максимально грамотно, советуясь с адвокатом. В киевской миграционке все были в шоке от моего визита и моей истории. Там работают достаточно наглые бездельники, которые не готовы выполнять свою работу. Тем не менее изложил я все грамотно, и они обязаны были рассмотреть мое дело в установленные сроки. Я сказал, что постоянного телефона у меня нет, но буду звонить им периодически, узнавать, как идут дела. Это тянулось четыре месяца. Параллельно я собирал бумаги для УВКБ ООН.

— Тем не менее ты оставался в международном розыске и находился на Украине без нормальных документов. Были ли ситуации, когда тебя случайно останавливали сотрудники милиции? Не пытались ли тебя задержать?

— В принципе я старался не привлекать к себе внимания. Отрастил волосы, одевался всегда в костюм с наглаженными брюками и начищал туфли. Еще приобрел очки с нулевыми диоптриями для дополнительной интеллигентности. Когда так выглядишь, то тебя точно не остановят для проверки документов. Видно, что ты идешь либо на работу, либо с работы. На всякий случай всегда при себе носил определенную сумму, достаточную, чтобы откупиться в такой ситуации. Надо сказать, что на Украине милиция сверхкоррумпирована, что играло мне на руку. Был только один случай, когда я нарушил собственное правило и вышел после двенадцати в магазин. Захотелось купить кефира. Райончик был неспокойный, и поздно ночью с кефиром в руках я вызвал подозрения патрульных. Но обошлось тем, что я точно назвал адрес соседнего с моим дома и показал на него рукой, доказывая, что я живу здесь, а паспорт оставил дома.

— А были целенаправленные попытки поймать тебя? Что ты знаешь о тех мерах, которые принимались в этом отношении? Как ты пытался обезопасить себя?

— Естественно, после обращения за статусом беженца я не расслаблялся и жил в таком же режиме, что и до этого. Никому не сообщал своего местонахождения, даже родителям не называл страну и город, где я прячусь. Хотя отец догадывался, конечно. Многие мои друзья в Киеве узнали, что я скрывался у них в городе, только после моего ареста. Так что я не расслаблялся. Даже наоборот, ходил под постоянным напрягом. Следил за левым адресом, который сам указал в миграционной службе. Именно вокруг этого адреса и строилась работа местных и подмосковных оперов. Из Москвы свои источники мне сообщили, что за мной поехали в командировку подмосковные опера. И действительно, они проявились, решив заявиться на адрес, указанный в миграционной службе. Заранее предполагая, что такая ситуация возможна, я указал адрес девушки, которую действительно знал, хотя ни разу у нее не появлялся. А девушку попросил в такой ситуации убеждать ментов, что я действительно живу с ней в этой квартире, просто сейчас меня нет дома.

Когда они пришли на эту квартиру с вопросом к хозяйке, известно ли ей местонахождение Дениса Солопова, она пустила их в дом и даже показала якобы мою комнату. Потом она по электронной почте написала мне об этом, сказав, что с ней разговаривали киевские, но она сразу распознала вместе с ними московских. Хотя те и молчали все время, чтобы не выдать московский акцент. Потом она выглянула в окно и увидела две легковые машины, забитые по четыре человека, и небольшой автобус с зашторенными окнами.

Второй раз уже пришли местные во главе с полковником. Все было так же, только в этот раз они оставили непрофессиональное наблюдение за домом. Мне сообщили об этом, и я решил туда съездить — понаблюдать за ними из соседнего дома. Потом позвонил своей знакомой и попросил ее выйти из дома и пройти в кафе, чтобы опера себя обозначили наверняка. Это было забавно. Следить за теми, кто следит.

— То есть ты достаточно трезво оценивал угрозу появления в миграционной службе. Почему же ты пошел туда за отказом? В конце концов, тебя там и арестовали.

— Да, я пришел за отказом, расценивая свои шансы быть арестованным пятьдесят на пятьдесят. Все-таки был такой вариант, что украинские менты просто решат не связываться со скандалом. В итоге, получив отказ, выйдя на улицу, я сразу понял, что они обложили здание со всех сторон. Желания бежать у меня не было, решил вести себя спокойно. Один из них, в сером капюшоне, подошел ко мне, представился, спросил документы. Тут же нарисовались еще несколько. Они вышли из двух машин. Потом еще откуда-то. Их было очень много, и все в штатском. Меня даже порадовало такое серьезное отношение к делу с их стороны. Какие-то молодые, как всегда, начали выпендриваться, заламывать мне руки. Надели наручники, посадили в машину, а сами сели с двух сторон. Ну, как полагается, начали задавать стандартные глупые вопросы: «Чё ты натворил на самом деле, почему тебя так ищут с такой статьей?» Фотографировали для себя на телефоны.

На самом деле какое-то облегчение даже почувствовал. Теперь-то все уже зависело не от меня. Теперь должны были сработать принятые заранее меры. Главное было — как можно раньше сообщить адвокату. Я даже уснул в машине по дороге в отдел. Там стали откатывать пальцы, фотографировали, составляли документы. Конечно, с русским языком у них совсем плохо, еще хуже, чем у наших. Пришлось мне повозиться, оформить все без ошибок, побыстрее.

Ну а дальше, ты помнишь, как получилось. Меня завели в кабинет замначальника розыска Соломенского РОВД. Он поспрашивал меня, сказал, что зла мне не желает. Знает только, что, по его информации, меня могут еще и убить. «Дорогу ты кому-то перешел очень крупному». Ну, у них там свои какие-то мифы были насчет моей персоны. В какой-то момент все вышли из кабинета, а меня оставили. В этот момент дверь захлопнулась, а она была сломана. Пока они устроили совещание по поводу замка и матерились, обвиняя меня, что дверь я захлопнул специально, я сел за комп и обнаружил, что он подключен к инету. Тогда я зашел на фейсбук и сообщил тебе и еще нескольким знакомым, что дела обстоят так, мол, и так. Инфа мгновенно дошла до адвоката, он быстро приехал, стал возиться с бумагами. Ну, а я уже просто бездельничал.

— Расскажи о впечатлениях в первые дни пребывания в тюрьме. Что собой представляет контингент в Лукьяновской тюрьме?

— В отдел за мной приехал этот газенваген мусорской, и меня повезли на ИВС. Причем ИВС оказался какой-то пафосный: чистый, светлый, с горячей водой, еда даже сносная, койки одинарные вместо нар, чистое белье постельное, — короче, санаторные условия. Я потом уже узнал, что его специально построили для того, чтобы европейцам показывать. Там я уже встретился с уголовным элементом: один убийца, мошенник и здоровый парень спортсмен, которого мусора сильно избили, не помню за что. А потом опять автозак уже в Лукьяновку. Когда привезли, там была куча народу, пообщался немного, познакомился с кем-то. Сначала отсеяли от нас бээсников (бывшие сотрудники правоохранительных органов. — OS) и козлов, обыскали всех и в итоге закрыли в карантин. Там большая камера-сороковник, сидят все первоходы. Очень хреновые условия. Грязно, сыро, передачки мало кому доходят. Сидят там первые несколько дней. Тогда еще холодно было достаточно, а нары были без матрасов, железные. Я простыл сильно, валялся с температурой. Но много с кем познакомился там.

Подавляющее большинство сидит за всякие глупости. Наркоманов много, больше не героиновых, а винтовых. Они в кружки по интересам собираются и начинают свои эксперименты обсуждать, как из чего варить. Честно говоря, меня бесили эти разговоры. Но большей частью даже не наркоманы, а просто бедолаги какие-то сидят. Мелкие разбои, какие-то нелепые кражи из супермаркетов на сто гривен, ну, еще всякие тяжкие телесные и убийства по синьке. Яркий пример — бомж, который урну здоровую расшатал и уволок, чтобы сдать на металлолом за копейки. За такие вещи тоже сажают, чтобы свободных мест в тюрьме не было, наверное.

Ну и есть интересные люди. Много о ком можно рассказать. Меня поначалу посадили в хату с мошенниками, где за экономические преступления сидели. Эта хата считалась там очень цивильной. В общем, там были вполне интересные люди. Потом пришел опер, я еще фамилию запомнил, Березовский, вызвал меня и говорит: «Надо тебя перевести на спецблок». Я не хотел, хотя знал, что на спецблоке тоже вполне нормально, и вообще там вип-зэки. Но переезжать не хотелось, вроде познакомились все. Один был татуировщик из России, из Жуковского. Я ему сказал, что тоже рисую. Мы с ним вместе всякие эскизы рисовали на простынках гелевой ручкой. Вечером коридорный зашел, сказал мне собираться переезжать.

Захожу в новую хату. Камера небольшая (тройник), в чистоте, очень аккуратная, холодильник есть. В камере один спокойный мужик в возрасте, интеллигентного вида, салат делает. Со мной на «вы» начал сразу общаться. Представился: «Валерий Владимирович». Поздоровались. Я сказал, что у меня экстрадиция в Россию, статья «хулиганство», но реально тема по политике. Он назвал свои статьи: «превышение должностных полномочий» и «отчуждение госимущества».

Я подумал тогда, что чиновник, наверное, достаточно крупный, а уже по телевизору увидел, что это бывший и.о. министра обороны Иващенко. Я ему рассказал историю про Химки. Теперь мы знали, что оба не подставные какие-то люди. Мы с ним нормально общались, хотя вроде люди с разным возрастом и социальным статусом. Он меня в шахматы учил играть. Я ему свои рисунки оставил. Самое плохое на спецблоке — это отсутствие связи. Связь с родными можно было поддерживать только через адвоката.

— О ком еще из обитателей спецблока ты хотел бы рассказать?

— На прогулках с разными людьми со спецблока пересекался. Например, с директором «Киевгорстрой-2» Сергеем Ивановичем Кущом, который руководил строительством очень многих объектов. Ему я даже рисунок на день рождения подарил свой. Да, за неделю до моего освобождения освободили под подписку Сергея Костакова. Он сидел за беспорядки во время «Налогового Майдана» в Киеве. Он не на спецблоке сидел, но рядом с нами. Я с ним познакомился, когда нас на суд возили. За него впряглось много людей, аж двадцать депутатов. Он тоже про Химки слышал. Здесь это тоже показывали по телевизору, какие-то ключевые события. Не так подробно, как у нас, конечно. Но люди в курсе. Костаков — такой ровный человек. Еще часто видел забавного толстого американца Флэтчера — миллионера, который создал финансовую пирамиду. Он ни с кем не говорил. Но видел я его часто. В общем, прогулки у нас во двориках были элитные. Мы в здоровых, по тюремным меркам, спортдвориках гуляли.

— Какое впечатление у тебя сложилось о политической обстановке на Украине после общения с фигурантами громких дел?

— Больше я услышал от обычных зэков. В тюрьме вообще обсуждают, что Янукович недостойный президент. Был козлом, а сидел чуть ли не за изнасилование. Говорят, что страной управляет не он, а клан донецких, для которых он марионетка. С приходом нынешней власти даже водителей в правительственном гараже, старых профессионалов, поменяли на донецких. Очень большое количество историй, когда донецкие на низшем уровне отжимали мелкий и средний бизнес.

— Расскажи про историю с карцером. За что тебя закрыли в карцер 9 мая? И еще обязательно расскажи, как ты его разрисовал.

— Ну, 9 мая. Праздничный день. Вдруг в камеру заходит коридорный: «Собирайся в карцер». — «А за что?» — спрашиваю его. «Ну, не я в карцер отправляю. Мое дело отвести. Там будешь разбираться с операми».

Я собрал вещи, и меня отвели. Там были все, кого закрывали в карцер. Потом на обыск отвели. Отобрали всё — у кого что было. Там с собой ничего нельзя: ни сигарет, ни книг. Потом нас к «хозяйке» отвели. Там, в таком кабинете большом, сидит «хозяйка» со своими замами. К нему очередь на карцер. Какой-то его зам спросил у меня:
— Знаешь, за что?
— Нет.
— Ну как не знаешь, у тебя телефон изъяли в камере.
И называет дату.
— У нас не было тогда никакого обыска, и никогда телефоны не изымали. Покажите протокол изъятия.
— Вот протокол, подпиши, — и протягивает мне.
— Я не буду подписывать.
— Ты пожалеешь. Десять суток тебе.

А «хозяйка» смотрел на это молча. Потом говорит:
— С какой хаты?
— Пятнадцатой.
— С кем сидишь?
— С Иващенко.
— Разобраться, — сказал «хозяйка» своему заму.

{-page-}
     

Потом мне зэки советовали не спорить. Будешь спорить — получишь максимум. Вдруг, перед тем как вести нас по карцерам, вошел коридорный, сказал: «Солопов, давай домой» (в смысле в свою камеру). Оказалось, меня вернули в камеру из-за того, что я не подписал тот протокол. И уже на следующий день меня замначальника тюрьмы вызвал уже один на один. И так вроде по-доброму: «Ну, я решил тебя строго не наказывать. Посиди пару суток, посмотри, что такое карцер». Все-таки закрыли. Зачем — не пойму до сих пор. Потом даже извинялись.

Ну, карцер — это, понятно, голые стены бетонные, раковина цементированная и дыра в полу для туалета. Правда, пол деревянный, что приятно, потому что на шконке не посидишь, ее днем привинчивают. Делать вообще нечего. Еду с собой нормальную не взять. Баланда — это комбикорм, который только от сильного голода есть начинаешь. Один хлеб с чаем нормально можно есть.

От нечего делать я взял отломал такие сталактиты из штукатурки, что-то вроде куска мела получилось. И взял еще кусок гнилого или сырого бетона, рыхлого, черного. Получилось два цвета. Ими я нарисовал диван на стене, где шконка, две картины в рамках и на глухой стене приоткрытую дверь. Старался. Получилось неплохо. Хорошо передал объем и перспективу. Ну, на следующий день охранники были в восторге. Фоткали на мобилы. Ругали так для виду, а сами звали всех посмотреть.

— Если уж об изобразительном искусстве, то расскажи, сколько ты успел нарисовать в тюрьме картин?

— Не считая той картины, что на волю передал, где я камеру нарисовал, еще было несколько штук. Вот я Сергею Ивановичу Кущу из «Киевгорстроя» подарил «Рональд-баландеранд». Там Рональд Макдональд баланду развозит, как баландер. Но всех смыслов, которые вложил в рисунок, я им напрямую не стал раскрывать. Они с сокамерником, главой какого-то сельсовета, частенько на прогулках философствовали на предмет этой работы. Одну работу на тему Каддафи и ситуации в Ливии сделал. Еще на тему беженцев нарисовал. Все работы были социального характера, посвященные актуальным для меня событиям. Но на словах не хотелось бы описывать. Надеюсь, они еще увидят свет.

— Ты — участник 4-й Московской биеннале современного искусства. Увидим ли мы в сентябре твою полноценную выставку в столице?

— Да, конечно. Я приложу все усилия. Надеюсь, получится когда-нибудь показать и те работы, над которыми я трудился в СИЗО. Спасибо, кстати, всем, кто приложил усилия, чтобы хоть в каком-то виде выставить мои работы в Москве и Киеве, пока я сидел. Я готов создать еще много разнообразных и особо опасных работ. Вообще, идея собственной выставки у меня зародилась еще в бегах. Когда по ящику запустили эту идиотскую версию про нападение на картинную галерею (находящуюся в старом здании администрации Химок и, по версии одного из химкинских чиновников, бывшую настоящим объектом атаки антифа. — OS). Решил в ответку нарисовать несколько картин на холстах (до ареста закончил только одну) и устроить с помощью знакомых выставку в Москве. Было бы круто: я в международном розыске, а в Москве — моя выставка. Думал еще аукцион после выставки устроить в пользу Химкинской картинной галереи.

— Ты же профессиональный ювелир. Твой статус в новой стране будет позволять получить дополнительное образование, ювелирная промышленность там есть. Собираешься работать по специальности?

— Да, постараюсь. Надеюсь, у меня будет возможность найти работу, позволяющую заработать достаточно денег, чтобы не просто жить в свое удовольствие, но и обеспечить родителям достойную жизнь.

— Ты улетаешь в благополучную европейскую страну, где у тебя будут социальные гарантии, возможность работы и бесплатного образования. Тебя устраивает жизнь эмигранта?

— Нет, жизнь эмигранта меня не устраивает. Спасибо, конечно, Нидерландам за вид на жительство, но это незнакомая мне страна, со своими порядками. А я русский человек, рос в своей стране, со своей культурой, и при первой же возможности вернусь на родину. Конфликт с государством не отменяет родины. И, находясь за рубежом, я хочу влиять на жизнь в моей стране. Я уехал только для того, чтобы вернуться. Я не диссидент, мечтающий бежать за границу.

— Как ты думаешь спустя год какое значение события в Химках имели для тебя, твоих родных, друзей и близких?

— Ну, с одной стороны, многие пострадали от ответных действий подмосковной полиции. С другой стороны, это был настоящий бунт думающей молодежи. Это была не оппозиционная акция, не банальный протест. Это был бунт против Зла. Против беспредельщиков, которые символизировали беспредельщиков по всей Руси.

Мне часто задают такой примитивный вопрос: поступил бы ты год назад точно так же, если бы знал о последствиях. Конечно же, поступил. Да, мы все пострадали от последствий. Но мы доказали, что простые ребята, если они готовы сплотиться, способны нагнать страху на приборзевших чиновников. В нынешней России это дорогого стоит.

— Что бы ты сказал сейчас следователям и операм, которые ведут твое дело?

— Нет, ну я мог бы, конечно, сказать: так, мол, и так, вы лошары, а я выбрался из тюрьмы и обошел вас. Но я так говорить не хочу. Кто такие следователи и опера? Подневольные люди, которые часто сами себе боятся признаться в том, что они рабы своих начальников, обманывают себя. А многие и сами понимают, что вынуждены заниматься какой-то херней, придумывать экстремизм. Может, есть и искренне глупые люди, которые верят в то, что делают. Такие дурачки не видят экстремистов в чиновничьих креслах и ищут их в спальных районах. И еще я хочу сказать этим ребятам, что, когда они ловят думающих людей, хотелось бы, чтобы они задумывались сами. Чтобы имели какую-то, даже не офицерскую, а хотя бы просто человеческую честь, имели уважение к самим себе.

— Есть что еще добавить к сказанному?

— Спасибо всем, кому оказалась небезразлична моя судьба. Спасибо всем людям, кто, как мог, помогал мне и моим близким. Это сотни, если не тысячи людей в разных городах и странах. Со многими я познакомился в бегах, находясь в тюрьме, кого-то знал и раньше, а со многими незнаком до сих пор. Это люди самых разных взглядов, часто противоположных, с самыми разными судьбами и положением в обществе, но я искренне благодарен каждому из них. И надеюсь, с каждой такой историей эти хорошие люди будут больше верить в свои силы.