Тамара Морщакова: «Опять к Дмитрию Анатольевичу, бедному?»

Судья Конституционного суда в отставке объяснила в разговоре с ЕЛЕНОЙ КОСТЫЛЕВОЙ, почему в этой стране, при этом руководстве суд не может быть независимым

Имена:  Тамара Морщакова

Когда независимый суд нужен власти?
Независимый суд нужен власти, только если она опасается возможности своей смены. Только в таких условиях власть начинает быть заинтересована в независимом суде. Пока нет угрозы того, что кто-то придет на смену правящей элите, — тем, кто власть имеет, не нужен независимый суд. Потому что он нужен только для того, чтобы с ними не расправились, когда они власть потеряют.

Что происходит?
Власть устраивает управляемый суд. Управление судами не похоже на административное управление: приказал — подчиненные сделали. Оно декорировано. Вроде бы никто не вмешивается в судебную деятельность. Но зато существуют такие нормы закона, которые позволяют любого судью лишить его статуса, если он вынесет неугодное решение.

Если суд знает, что власть будет его использовать в своих интересах, у него интерес к защите права исчезает. Потому что он знает: если что не так — его уберут. Значит, у него главной становится ориентация на тех, кто может его убрать. Сейчас механизмы изъятия судьи из судебной системы таковы, что изъят может быть любой.

Если действовать согласно закону, придется этому закону подчиняться, а власть подчиняться не любит. Есть американец политолог Томас Карозерс, потрясающий человек, пишущий чрезвычайно умные мысли о праве и суде, который сказал: «Для общества, которое стремится к тому, чтобы обеспечить верховенство права, самую серьезную угрозу представляет его элита, которая не желает подчиняться закону».

Вот такой очень простой диагноз.

Контрреформа
Поворот начался с того момента, когда в 1995 году предложили назначать судей не пожизненно, а сначала на трехлетний срок. Вот это был первый шажок. Судьям подали сигнал — кончайте со своей независимостью.

В 2001-м была произведена реформа, которую многие считают началом судебной реформы, а я считаю контрреформой. Тогда ввели дисциплинарную ответственность судей. Раньше, если судья вел себя как нарушитель уголовного закона, — да, его могли посадить. А дисциплинарной ответственности не было. Административной ответственности в отношении судьи не было. Это просто называется неприкосновенностью судьи.

У нас теперь нарушение Кодекса судейской этики, как и любого другого закона, — основание для лишения судьи статуса. Например, любое действие, которое кто-то оценит как недостаточно нравственное, может быть таким основанием. А решают этот вопрос органы судейского сообщества, фактически зависящие от руководства судов. Председатель суда пришел и говорит: вот я хочу сегодня этого привлечь к ответственности. И привлекают. И мотивов не приводят в решении. Вы знаете, как об этом пишут? Пишут так: «Решение принято большинством голосов».

Суд для судей
Вот была идея создать особый суд для судей — Дисциплинарное судебное присутствие. Идея заключалась в том, чтобы туда входили судьи, не работающие в судебной системе, то есть независимые от судейского начальства. А что сделали с этой идеей? Судей из высших судов, по три человека — от арбитражной судебной системы и от общей — наделили функцией: проверять решения о лишении судей статуса. Эти члены дисциплинарного присутствия позаседают в нем периодически в течение двух лет — и назад возвращаются в свой суд, дальше судьей работать. Избирают в дисциплинарное присутствие только судей, не достигших 65 лет, а в судебной системе они работают до 70. Чтобы у судьи впереди еще оставалось пять лет, в течение которых с ним могут расправиться. Это намеренно законодатель делает? Намеренно. Ну, иначе — что он, невменяемый?

Процент оправдательных приговоров
У нас очень маленький процент оправдательных приговоров. Если ваше дело в суд передано, вас осудят во что бы то ни стало — судьям запрещают оправдывать. В одном областном суде — об этом говорили на заседании Общественной палаты — председатель суда каждую неделю собирает всех судей и требует от них доложить, какие решения они собираются принимать по делам. Потому что за каждую отмену решения будут неприятности председателю суда и судье.

И на следствии то же самое. Попробуй прекрати дело. Да, и дела возбуждаются только те, которые хотят и могут расследовать. Сотни заявлений о совершенных преступлениях у органов расследования лежат — они не возбуждают дела. А принцип-то какой в законе записан? «При наличии признаков состава преступного деяния» дело должно быть возбуждено. На встрече Совета по правам граждан с президентом (тогда еще Путиным. — OS) предлагалось: «Ну давайте напишем прямо: по каждому заявлению возбуждается дело». Он что в ответ сказал? Но в ответ прозвучало опасение, что у нас очень много уголовных дел. Конечно, те дела, которые не будут иметь оснований для продолжения, должны прекращаться. Но это никого не может устроить. Потому что показатель прекращения дел используется как критерий для оценки качества работы следственных органов: много прекратили — плохо работали. Так же как «много оправдали — плохо работали».

Отмена приговора плохо характеризует — с точки зрения представлений судейского начальства — качество работы судебной системы. С моей точки зрения, отмена хорошо характеризует качество работы судебной системы! Потому что она значит, что ошибки исправляются. Мы что, должны исходить из того, что у нас нет ошибок? Не можем. У нас есть ошибки, есть злоупотребления, есть по нескольку сотен судей, лишаемых в течение года статуса. В том числе и за их безграмотность. А ошибки по решениям, которые они принимали, во многих случаях не исправляются. Приходит много писем от граждан, люди сидят в тюрьмах и пишут: мы не виноваты. Что с этим делать?

А нужно просто статистику оправдательных приговоров убрать как отрицательный показатель оценки работы. Качество ее должно определяться на основе анализа качества правоприменения по конкретному делу. Статистику нельзя судье в вину вменять, как и отмену его решений, — может быть, не права как раз та инстанция, которая с ним не согласилась.

Что делать?
Набор действий, который мог бы радикально улучшить судебную систему в стране, конечен. Их несколько, они очень существенны и все известны из мировой практики. Для заметного и радикального улучшения нужны: действительная несменяемость судей, получение должностей достойными, лишение председателей судов административных функций по отношению к судье, иной принцип формирования органов судейского сообщества, обеспечение возможности проверять судебные решения — ее сейчас нет и не будет — без аудиозаписи, без несфальсифицированного протокола, без апелляционной инстанции. Вот он, весь набор! И мешает его реализовать отсутствующая или существующая политическая воля.

Что может президент Медведев?
Я теперь стала думать, что это не очень-то хорошо, когда президент — юрист. Раньше я думала: как бы это было здорово, ведь ему все можно было бы объяснить… А теперь оказывается — нет, потому что есть разные школы и разные мнения у юристов. У государственников на первом месте интересы государства. А юристы, которые исходят из идеи верховенства права, считают: нигде интересы государства не могут стоять на первом месте, кроме случая, когда интересы государства необходимо защищать, чтобы государство могло защитить человека.

Оказывается, не все можно президенту-юристу объяснить. Потому что у него может быть другой подход. Для кого-то важней суверенитет государственный или еще какая-нибудь безопасность. Бред суверенитета подавил все в праве, бред суверенитета и государственной безопасности.

Предложения по судебной реформе неоднократно представлялись президенту его же Советом по содействию развитию институтов гражданского общества и правам граждан и еще одним президентским Советом — по совершенствованию правосудия. Но это инстанции, которые могут только что-то порекомендовать — их предложения не обретут никакой силы, пока они не будут приняты.

Если предположить, что Дмитрий Анатольевич хочет осуществить судебную реформу, но это не произойдет, значит, он не может. Потому что пока происходит другое: сокращение компетенции суда присяжных произошло при нем. Назначение новых судей в Конституционный суд и отмена срока отставки для председателя КС самими судьями произошли тоже уже при нем.

По закону кто должен назначаться на судейские должности в КС? Лица, обладающие признанным авторитетом в области права. Кто знает юристов в стране, которых в последнее время назначают в КС? По литературе их не знают, они не очень много пишут. По каким-то крупным государственным или юридическим постам, которые, может быть, они занимали, — тоже нет, не знают. Достаточно бывает, что они выпускники Санкт-Петербургского университета.

Альваро Хиль-Роблес, комиссар Совета Европы по правам человека, исследовал проблему независимого суда в РФ. В подготовленном в 2005 году ответе прокуратуры на его доклад по этому вопросу признано, что судьи у нас «назначаются по принципу клановости и протекционизма». И это содержится в официальном ответе Генеральной прокуратуры!

Квалификацию человека, претендующего на судейскую должность, кто-то должен проверять и подтверждать. Сейчас разрабатывается новая система конкурсов, экзаменов и все такое прочее. Но если все равно будут назначать человека по принципу протекционизма, ничего этого не нужно!

Зачем нужен суд присяжных?
Нам нужно развивать институт суда присяжных. Потому что надежды на объективность профессиональных судей, которые встроены в общую правоохранительную систему, отчитывающуюся о борьбе с преступностью, нет. Надежда на объективность и совесть присяжных есть. Но этот институт сейчас — в результате последних политических решений — сокращается.

Что обычно говорят? Нельзя ввести суд присяжных по всем делам, это такие затраты… Но это не так. Потому что суд присяжных все равно будет действовать по двум процентам дел или даже меньше, как в Америке: не каждый станет выбирать для себя такой суд. Главное, чтоб у людей было право просить о рассмотрении своего дела в суде присяжных. Орудие-то, между прочим, обоюдоострое. Гад, на котором написано, что он гад, и доказательствами подтверждено, не попросит суда присяжных. Он будет их бояться.

Аудиозапись
В государственной программе развития судебной системы написано, что во всех судебных заседаниях должна вестись аудиозапись. Потому что без этого все сплошь протоколы фальсифицируются и просто пишутся под диктовку председателя суда, когда решение уже вынесено. Одна эта мелкая техническая деталь перевернула бы все в судебной системе. Она дала бы людям в руки документ, согласно которому было бы видно, что в суде имело место одно, а в решении имело место другое. И это обеспечивает возможность проверки и отмены негодного решения. С 2007 года этот пункт в программе существует. Министерство экономического развития подсчитало, что это стоит очень недорого. Почему решение не реализовано? К кому нужно обращаться? Опять к Дмитрию Анатольевичу, опять к нему, бедному?

Зачем в суде публика?
Если на заседании присутствуют не только заинтересованные лица, но приходит и публика, судьи начинают гораздо более внимательно разбираться с обстоятельствами и материалами дела. В этом суть принципа гласного правосудия: публика должна быть в зале. А если туда приходит кто-нибудь и начинает что-то записывать, то судья совсем становится вежливым. Присутствие публики в зале — это единственная допустимая форма социального контроля над судом.

Как сделать суд независимым?
Самая большая трудность на пути к независимому суду сводится к «краткой» формуле: чтобы обеспечить независимость судей, нужно, чтобы были приняты соответствующие законы. Чтобы были приняты соответствующие законы, за них должно проголосовать большинство парламента. Чтобы большинство парламента могло за это высказаться, эти идеи должны быть поддержаны партией «Единая Россия». Чтобы партия «Единая Россия» поддержала идеи, которые направлены на обеспечение независимости судей («Дом, который построил Джек»!), нужна инициатива высшего должностного лица в государстве. Всё. Потому что больше никаких других инициатив эта партия не будет поддерживать.

Судебная реформа в России зависит от воли власти. От воли высшего должностного лица в государстве. Если у него есть воля собственная.

А получится?
Достаточно ли внутри самой системы людей, которые будут идти навстречу изменениям, если их перестанут пугать? У нас в этом смысле был потрясающий опыт начала девяностых. После принятия декларации о суверенитете был сформулирован закон о статусе судей в Российской Федерации. Он был основан на тексте, который мы не любим признавать, — на тексте Закона о статусе судей в СССР, принятого в 1989 году, я участвовала в его разработке. Конечно, так долго не живут, но я участвовала и в его разработке. И в том законе впервые появились все формулировки, которые отвечают нынешнему конституционному статусу судей. Оттуда формулировка, что право судьи на отставку является гарантией его независимости: вот не хочет он с этой системой дело иметь и уходит — и никто с ним ничего не может сделать. И когда позже, в 1992-м, в России появился закон о статусе судей, признавший такие же гарантии для судьи, — вы бы видели вдохновение судебного корпуса! Люди поверили!

Почему ничего не получается?
Почему не проходят предложения о том, чтобы осуществить реальные правовые реформы в судебной системе, — это вопрос политический, его решение зависит от политических возможностей нашей системы. Я не хочу это обсуждать и не могу. Я вообще не должна высказываться по политическим вопросам. Вот знаете, как при желании можно было бы назвать все то, что я вам сейчас говорю? Противники всякой реформации в судебной системе могли бы сказать, что это нарушение обязанности судьи «не допускать поступков и высказываний, умаляющих авторитет судебной власти».

Но я хочу, чтобы он был высоким. Вопрос только в том, как создать условия для этого? Можно, конечно, представить себе, что, несмотря на все эти страшилки для людей, которые становятся судьями, они немедленно превращаются в таких героев древнего эпоса, которые все могут, не ведая страха, преодолеть. Возможно такое? «Ученый, сверстник Галилея, был Галилея не глупее»^*. ​

___________________
^* «Он знал, что вертится Земля, но у него была семья» (из стихотворения Евгения Евтушенко. — OS).