Понарошечный протест

ОЛЕГ КАШИН о том, какова, с его точки зрения, истинная цена протестных движений

Пару недель назад в московском клубе «Цвет ночи» журналист, корреспондент газеты «Коммерсантъ» ОЛЕГ КАШИН прочел лекцию о протестных движениях. Первоначальное название лекции звучало так: «Контрреволюция внутри.

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

Почему протест в России всегда заканчивается одинаково». Однако по ходу дела Кашин признался, что это название – чистый макгаффин (по Хичкоку: «Не важно, что это за вещь; главное, что все хотят ею обладать»). При публикации на сайте редакция решила дать лекции и последовавшей за ней дискуссии более отвечающее их сути название.



Олег Кашин: Шутка, которую приходится растолковывать, – это плохая шутка, но я как раз хочу начать с шутки и ее долгого объяснения. Мои друзья попросили начать эту лекцию с такой фразы: «Надеюсь, здесь нет лошков, которые думают, что пришли на лекцию». Что это означает? Похожие слова впервые прозвучали 28 июля на Трубной площади в Москве, когда на объявленный концерт группы «Проверочная линейка» – группы, которой нет уже года два, – собралось несколько сотен активистов антифа и анархистов. Там и прозвучала фраза: «Надеюсь, здесь нет лошков, которые думают, что пришли на концерт», – после чего группа этих людей пошла бить стекла в администрации городского округа Химки. Как для любого художника самое любимое произведение – последнее, так и для людей, которые в России занимаются протестом, или, как в моем случае, пишут о протесте, история Химкинского леса и его защиты – сейчас самая любимая история. Что я имею в виду? Был этот разгром, разбитие стекол и нанесение надписей на стены администрации городского округа Химки – акция, нетипичная для современной России, уникальная, наиболее радикальная, наверное, за все годы, начиная с 93-го. Очевидно, что, если бы не было этих разбитых стекол, не было бы и обращения президента Медведева по поводу того, что трассу строить пока не нужно. И в последнее время мы часто спорим: была ли оправдана эта атака на администрацию Химок? Где та грань, которая отделяет цивилизованный протест, приятный протест, хипстерский протест от бессмысленного и беспощадного бунта с дубиной народного гнева в руках?

Перенесемся в начало нынешнего года, к 19 января, когда на Чистых прудах прошел марш памяти убитых уже полтора года назад в Москве адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой. К этому времени, к январю 2010 года, во многом стараниями, кстати, отдела «Общество» портала OPENSPACE.RU, который стал главным пограничным пунктом между миром людей с группой Padla Bear, в наушниках и макбуками в руках, и миром людей, которые готовы жертвовать свободой, безопасностью, ребрами, – к этому самому времени протест стал модным. И январский марш антифашистов на Чистых прудах был важной вехой, когда до сих пор аполитичные хипстеры вышли митинговать вместе с немытыми и неприятными антифашистами, привыкшими драться с милицией. После этого в блогах появилось много записей такого рода, что акция прошла прекрасно, только эти антифашисты – странные люди, которых внешне трудно отличить от фашистов и скинхедов, – были лишними на нашей акции, на которую мы, читатели LookAtMe, OPENSPACE.RU и журнала Esquire, вышли.

Собственно, я на том же OPENSPACE.RU уже писал о том, что нынешняя мода на протест раздражает старых активистов, которые говорят: мы много лет подряд получали от ОМОНа по голове, а потом вышел какой-то, допустим, Андрей Лошак и стал писать то, о чем мы говорили на митингах пять лет назад, и почему-то его слышат, а нас не слышали. Всем понятно, что люди, которых на протяжении всех нулевых, как говорит Путин, «отоваривали» дубинками по голове, – даже если завтра начнутся настоящие перемены, президент Медведев наконец-то покажет свои давно ожидаемые зубы, вступит в открытый конфликт с премьером Путиным, – люди, которые по-настоящему сидели в тюрьмах в ходе этой достаточно долгой и трагической борьбы против существующей власти, все равно ничего не получат, а лавры будут пожинать как раз хипстеры и макюзеры. И если вдруг завтра путинские порядки, к которым мы привыкли, уйдут в прошлое, то у людей, которые бывали 31-го числа на Триумфальной площади, будет иллюзия, что власть прислушалась к их голосу.

Хороший пример четырехлетней давности, когда шла тоже вполне хипстерская борьба за защиту Байкала. По его берегу должны были строить нефтепровод, чтобы вести нашу нефть в Китай. И вот люди в Москве и в Иркутске стали возмущаться, митинговать против этого, и в самый пиковый момент премьер (тогда еще президент) Путин красивым жестом перенес на карте Иркутской области трубу на сколько-то километров севернее Байкала. Наверное, это было подвигом гражданского общества, но почему-то, по странному совпадению, сильнее всего радовалась этому подвигу компания «РЖД», которая в отсутствие этой трубы возила буквально по самой кромке Байкала в цистернах нефть в Китай и продолжает возить ее до сих пор. А «Транснефть» проиграла эту борьбу, в которой были использованы люди с чистыми помыслами, активисты и блогеры. В истории с Химкинским лесом они же, видимо, подыгрывают Медведеву, который, судя по всему, действительно ведет свою символическую борьбу против Путина. И если быть совершенно откровенным с самим собой, без этой византийской борьбы тогда между «Транснефтью» и «РЖД», а сейчас между окружением Путина и Медведева, без теневого, подковерного конфликта вокруг трассы Москва – Санкт-Петербург уличная площадная борьба, в которой участвуют тысячи людей, не имела бы никакого значения. Если бы не было этого настоящего конфликта, все протесты против вырубки Химкинского леса ушли бы в песок.

Старые, олдскульные борцы очень не любят пресловутую Евгению Чирикову, которая стала звездой на почве борьбы за сохранение Химкинского леса. Я могу похвастаться, я брал у Чириковой первое в ее жизни интервью федеральному изданию два года назад для «Власти», когда она еще только шла в мэры Химок против тогдашнего и нынешнего главы города Стрельченко, вполне криминального по внешности и афганского по реальному бэкграунду человека. И тогда за Чириковой стоял бывший префект Севера Москвы, а тогда зампред Росприроднадзора Олег Митволь, который буквально давал ей деньги на выборную кампанию и помог ей пройти стадию избиркома, регистрации. Потом, когда мы с ним об этом разговаривали, он жаловался, что Чирикова после тех выборов ему даже не позвонила. Но вот спросим себя: то, что Чирикова тогда брала деньги у Митволя, то, что тогда она была как бы его человеком, бьет ли это по ее реальной политической репутации, поступила ли она плохо? Я считаю, что нет, потому что как раз борьба между взрослыми парнями, которые делят власть и деньги, – это, к сожалению, единственный источник настоящих возможных перемен.

Вот тоже прекрасный пример: мой родной город Калининград, когда весной нынешнего года на площадь в центре выходили десятки тысяч людей, – а в полумиллионном городе это фантастическая цифра, – требуя отставки губернатора Бооса. Весной все ждали, что следующий калининградский митинг будет вообще полумиллионным, весь город выйдет, и огромное количество журналистов из Москвы, включая меня, приехало туда. Но митинг не состоялся, потому что губернатору Боосу удалось буквально купить вождей этого протестного движения. Все возмущались, все проклинали этих вождей. Но хорошо, а если бы он их не купил, если бы они действительно вывели на главную площадь Калининграда сто тысяч человек, что бы изменилось? Ушел бы в отставку Боос? Да нет же, не ушел бы в тот момент в отставку Боос. Его бы и впоследствии не сняли, если бы не было серьезного конфликта между Боосом и большой группой федеральных чиновников, начиная с полпреда Клебанова и заканчивая, между прочим, патриархом Кириллом, бывшим Калининградским митрополитом, вполне имеющим влияние на калининградскую политику. Более того, если бы не было верховых конфликтов, то даже тех десяти тысяч человек, которые выходили на площадь в Калининграде, не было бы. Откуда взялись эти огромные толпы, почему они были в Калининграде тогда? Потому что в Калининграде издается газета под названием «Дворник», бесплатная, пенсионерская, домохозяйковская газета типа того, что в Москве когда-то называлось «Экстра М» или «Центр Плюс», бросаемая во все почтовые ящики. Вот в этой газете на протяжении всего февраля на первой полосе было написано: «Такого-то числа выходим на митинг с требованием отставки Бооса». Кто помогает этой газете? Газете, как принято считать, помогает до сих пор действующий мэр города Александр Ярошук, который не нашел общего языка с Боосом и таким вот образом с ним боролся. Хорошо это или плохо с точки зрения развития гражданского самосознания в России? Я считаю, что хорошо.

Ветеранов так называемой молодежной политики, в оппозиционной ее, по крайней мере, части, отличает удивительный цинизм. Хорошо известны примеры использования буквально за какой-то наличный кэш активистов для митингов против коммерческих структур. Я помню, даже НБП митинговала против «Итеры» в 2004 году – компании, торговавшей туркменским газом – просто из-за делового конфликта. Авангард красной молодежи, ныне почивший, тоже это практиковал, и даже Союз правых сил, насколько я знаю, их нанимал для митингов против самого же Союза правых сил в 1999 году. Это рынок. И хотя контакт с властью и подыгрывание власти принято считать предательством, к сожалению, мы живем не в раю, и нам приходится считаться с реальностью. А источником энергии, которая действительно может на что-то повлиять и сделать протест небессмысленным, к сожалению, сейчас является только борьба бульдогов под политическим ковром.

Вот недавно по Живому Журналу гуляла фотография, на которой радостные четверо мужчин – Владимир Рыжков, Владимир Милов, Борис Немцов и Михаил Касьянов – пожимают друг другу руки, создавая коалицию. Олдскульные борцы радуются, что наконец-то оппозиция объединилась. Прекрасно, но три человека, которых приводит Владимир Рыжков, и четыре человека, которых приводит Михаил Касьянов в эту большую коалицию, никогда не станут фактором настоящей политической борьбы. Что может стать фактором политической борьбы, так это, извините, то, что «Комсомольская правда» в течение недели сообщает только о приключениях Владимира Путина и почему-то не сообщает о приключениях Дмитрия Медведева. Такого рода новости могут быть источником настроения, которое принято описывать словом «началось», а не какие-то коалиции, которые создают никому не важные и не интересные политики.

Я пытаюсь этим монологом подвести к тому, что весь протест по большому счету не имеет смысла, если он не подкреплен настоящей политической борьбой между людьми, которые никогда не выходят на площадь, потому что ездят в автомобилях с мигалками. Но это ни в коем случае не повод опускать руки. Может быть, я приведу странное сравнение: да, Советский Союз никогда не построил бы коммунизм, но он его все-таки строил, и поэтому были титановые вешалки в школьных раздевалках, бесплатное здравоохранение и образование. Так и вот эта нехорошая, некрасивая борьба, которая продолжается где-то в византийских коридорах, в любом случае провоцирует гражданскую активность, в глобальном смысле несет добро, потому что глупо отрицать, что любая гражданская активность лучше гражданской пассивности.

Наверняка здесь многие были на Триумфальной площади 31-го числа. Выглядит это очень странно: обычные граждане Москвы стоят и безропотно наблюдают, как ОМОН по одному вырывает из толпы людей, которые либо покорно идут к автобусам, либо сопротивляются, вполне картинно, позируя перед фотокамерами. Выглядит это, я уже об этом писал, как спектакль с элементами лотереи: все роли расписаны, только роль сидельца в автобусе определяется методом генератора случайных чисел. После чего все расходятся, а потом делятся друг с другом впечатлениями в блогах. В принципе, конечно, это выглядит пародийно, и, если привести на эту площадь непредвзятого человека, который изначально не пропитан симпатией к митингующим, он ужаснется и напишет потом у себя в блоге или у себя в СМИ антиоппозиционную статью. Не зная скрытого смысла, который есть в Триумфальной площади, всерьез проникнуться симпатией к этим акциям невозможно. Приходите 31 октября, сами увидите. Наверное, я уже долго говорю, поэтому стоит перейти к вопросам и ответам.

{-page-}

 

Первый зритель. Вы говорите о подковерной борьбе, которая всегда будет стоять над уличным протестом. Но в дореволюционной России тоже шла подковерная борьба, там был князь Михаил вместо условного Медведева, и та подковерная борьба закончилась уличными беспорядками, в результате которых власть была перехвачена. Но то же самое может произойти сейчас при наступлении определенных внешних условий. Появится возможность перехвата власти…

О.К.: Вот представьте, сейчас у нас 1941 год, танки Гудериана рвутся к Москве, и вот мы сидим, советские чиновники, полководцы, и вы, маршал Буденный, говорите: «Конница еще покажет». Глупо ориентироваться на примеры не то что позапрошлой эпохи, а вообще мезозойской эры. Не может быть никакого повторения. Повторение 89-го года… Тут еще можно спорить. Я много общался с людьми, участвовавшими в политической борьбе 89–91-го годов, и я уверен, что Горбачев сознательно в последние годы своей власти вел к ней Ельцина. Если прогнозировать эскалацию кризисов политики в России на будущее, можно предполагать, что тоже будет такая интрига, в которой люди на Триумфальной – не более чем массовка в телевизоре.

Второй зритель: Правильно ли я понял, что вы делаете два противопоставления? С одной стороны, вы противопоставляете так называемую верхнеполитическую борьбу – уличной, а с другой стороны, в рамках этой уличной борьбы хипстеров – бойцам. В связи с этим вопрос: кто из фигурантов уличной борьбы может быть инкорпорирован в ту среду, которая ведет подковерную борьбу. Может ли из среды, условно говоря, антифа вырасти будущий глава госкорпорации?

О.К.: Глупо сейчас говорить, что Вася Иванов из антифы скоро будет главой «Ростехнологии», мы этого не знаем. Но если проецировать на 80-е… Там тоже были и борцы, и неформалы, среди которых был, допустим, лидер конфедерации анархо-синдикалистов Андрей Исаев, теперь вполне видный функционер «Единой России».

Второй зритель: Ну, не более.

О.К.: Но, извините, это второе лицо этой большой ужасной партии. Среди них был Глеб Павловский в каком-то кружке – «Перестройка-85», по-моему, так он назывался, который тоже все нулевые прекрасно себя чувствовал. Хотя, в принципе, нельзя сбрасывать со счетов такую очень обидную для нашего сознания вещь, что Россия – это ужасная азиатская и византийская в плане родоплеменного хозяйства структура. Тот же Сергей Удальцов, которого постоянно на разгонах маршей гнева куда-то тащат омоновцы, – это прекрасный мальчик из хорошей семьи, его дядя работает послом Российской Федерации в Латвии, и на карьеру дяди постоянные приводы его племянника в милицию никак не повлияли и не повлияют. А блогер Ортега, который постоянно говорит в ЖЖ, что «хипстеры украли нашу победу», он так и будет блогером Ортегой, который будет закусывать водку тем, что есть дома. И скорее всего, те, кто относится к золотому миллиону, ими и останутся.

Первая зрительница: Как вы считаете, у бульдогов под ковром достаточно свободы в решениях? Создается впечатление, что они играют так, как им хочется, и ничто на них не влияет, ни уличная борьба, ни экономические проблемы.

О.К.: Свободны ли люди, относящиеся к элите? Нет, конечно, не свободны. Их степень свободы гораздо меньше, чем у любого сидящего в этом зале. Я думаю, если даже на уровне какой-то провинциальной маленькой области людьми владеет страх, то так же он ими владеет, когда они сидят на Старой площади, в Банном переулке или в Администрации Президента. Конечно, они рабы.

Однажды я купил очень трогательную книгу, изданную за счет средств авторов, живущих где-то в Америке, а изданную почему-то в Польше, на русском языке. Трое стареньких-стареньких еврейских эмигрантов по фамилии Давидовские написали очень трогательный роман. Они все трое братья, их папа был комбригом где-то на Дальнем Востоке, у Блюхера, и его посадили вместе со всеми полководцами перед войной в 1938 году и расстреляли. И они, уехав в Америку и состарившись, написали такую антиутопию: что было бы, если бы какой-нибудь Тухачевский успешно провел путч и сверг бы Сталина. Книга очень наивная, но в ней есть очень тонкая и важная деталь. Там масса всего смешного происходит из серии, что Николай Бухарин пишет в «Правде»: нам пора вернуться к Богу, и вообще базовая ценность советской власти – это частная собственность. Но в этой книге есть линия молодого партийного карьериста из Тбилиси Лаврентия Берия, который приезжает в Москву, пытается сориентироваться в новой политической ситуации и делается первым застрельщиком этой новой бухаринско-тухачевской демократии. Так вот, если вдруг завтра в результате ожесточенной борьбы в Кремле у нас наступит демократия и перестройка, то нужно быть готовыми, что кто-то из активных единороссов или нашистов сделается передовым демократом, правозащитником и бог знает кем еще. И вам, и мне, и тем более блогеру Ортеге придется с этим мириться.

Третий зритель: Вот вы говорите, что вы 31-го ходите на Триумфальную…

О.К.: Да, причем для души, не по редакционному заданию.

Третий зритель: Но существенная часть людей на Триумфальной площади придерживается, возможно, иллюзорного представления о том, что они таким образом что-то могут изменить, поэтому их появление там довольно логично. А каково это – появляться на митинге, отдавая себе отчет, что на самом деле это полная ерунда?

О.К.: Это не полная ерунда. Я еще раз говорю, что в погоне за чем-то глобальным родится что-то доброе и локальное. Даже это 31-е число уже как-то оздоровило, как мне кажется, общественный климат. Это вполне доступная и безопасная возможность высказать свое несогласие с этой властью. В этом ничего плохого нет, это вполне симпатично и трогательно. Хотя если передо мной сидят мужчина в арафатке, который бил окна в Химках в администрации, и мужчина в офисном пиджаке, который выходил на Триумфальную, а потом праздновал это в «Джоне Донне», конечно, слово человека в арафатке весомее, и политически он, конечно, важнее и для меня, и для Господа Бога.

Четвертый зритель: Может быть, мода на протест и виновна в том, что протест ведет в какое-то другое направление?

О.К.: Я думаю, что эта мода ведет в приятное направление. Мы как-то уже совсем забыли, допустим, 2007 год, когда шла предвыборная кампания «Единой России», без каких-то оговорок фашистская предвыборная кампания, когда буквально в течение трех месяцев людям вбивали в голову, что кто не с нами, тот против нас, план Путина, план Путина. Даже из лояльных партий, из той же «Справедливой России» выгнали писателя Шаргунова за то, что он когда-то что-то написал в ЖЖ о Путине. Мы уже вышли из той эпохи, и ее герои, в том числе публицисты, которых тогда вся тусовка ненавидела и боялась, уже забыты. Где Виталий Иванов, который уже тогда гремел в интернет-газете «Взгляд» с текстами под названием «О дураках и подонках» и добивался увольнения сотрудников редакции за то, что те позволяли себе как-то его критиковать, а в частных беседах говорил: «Вы же понимаете, я озвучиваю не только свою точку зрения»? Это время прошло, и я очень рад, что мы живем уже не в 2007 году. К сожалению, этого добились не какие-то академики Сахаровы и писатели Солженицыны, а неприятные аппаратчики из Кремля. Но по крайней мере сейчас стало дышать чуть получше.

Третий зритель: Если я правильно понимаю, то все-таки общий пафос лекции сводится к старому еврейскому анекдоту: «И ты прав, и ты прав».

О.К.: Да, да, да.

{-page-}


Третий зритель: Но тогда хипстерский, по-вашему, текст Лошака все-таки на уровне посыла обладает гораздо большей энергией, чем этот еврейский анекдот. В нем есть совершенно четкий призыв, на который реагирует какое-то число людей. Посыл еврейского анекдота «и ты прав, и ты прав», конечно, призывает к пассивности.

О.К.: Ну, призывает. Россия вообще страна, которая располагает к пассивности. Своей и географией, и климатом, и бог знает чем еще. У старых блогеров есть такое выражение: «ты так говоришь, как будто это что-то плохое». Так вот, вы говорите о пассивности, как будто это что-то плохое. Скорее это тот запас прочности, которым обладает Россия. Но запас прочности есть, а общества по большому счету нет. И если говорить о том, что не позволяет стране меняться и превращаться в европейскую цивилизованную державу, то это, конечно, отсутствие ответственности у элиты. Тут тоже обращусь к опыту перестройки. 91-й год, программа «Взгляд» уже закрыта, есть телевидение кравченковское, подцензурное, государственное, которое все ненавидят. Но на нем есть такой росток свободы под названием «Телевизионная служба новостей», ночные новости, которые смотрит оппозиционная интеллигенция: Татьяна Миткова, Александр Гурнов, Игорь Ростов, звезды тогдашнего телевидения. Потом эту программу тоже разгоняют, в марте, по-моему, 91-го года. В августе падает советская власть, начинается свобода. Все звезды этой ТСН вдруг уезжают собкорами в европейские столицы. Гурнов в Лондон, Дмитрий Киселев в Скандинавию, Игорь Ростов в Америку. То есть люди боролись, оказывается, за предел мечтаний совкового журналиста – быть собкором за границей. В принципе, это провинциальность и безответственность людей, на которых возлагаются надежды. Здесь стоит поворчать по поводу того, что у нас в России нет даже не то что гавелов, а даже и саакашвили своих, к сожалению, нет. Поэтому приходится с этим жить, но живем же как-то.

Вторая зрительница: Я вот человек, который не разбирается во всех этих подковерных делах, собралась 31-го куда-то пойти, теперь у меня такое чувство, что идти мне некуда. У меня вопрос: человеку, который начал ощущать себя гражданином этой страны, у которого нет уже сил сидеть и не реагировать, куда ему идти?

О.К.: Ну, во-первых, идите 31-го, потому что все-таки место делается намоленным на наших глазах, а во-вторых… Может, я сейчас немножко соскочу в пошлость, но текст Солженицына «Жить не по лжи» гораздо более актуален сейчас, чем в семидесятые. Потому что сейчас у людей есть несравнимо более доступная, чем тогда, возможность не поднимать голосующую руку. Даже если просто ты не участвуешь в глобальном лицемерии, которое связано с партией «Единая Россия», с властью, то мир уже будет гораздо чище и светлее. Я посвятил значительную часть этого лета уговариванию своих друзей, которые по каким-то причинам ехали на Селигер, чтобы они не ехали, и если кого-то удалось уговорить, я этим горжусь, потому что одно неучастие в их грязном деле – это уже большое очищение. Пусть это сейчас звучит как-то наивно и по-псевдопроповеднически, но неучастие часто бывает гораздо более полезно, чем участие. Два года мы с коллегами работали в журнале «Русская жизнь», которого сейчас, к сожалению, нет, но единственным идеологическим моментом журнала было – не писать о власти вообще. Никак: ни хорошо, ни плохо. Известная присказка: советский – антисоветский, какая разница? А если вообще этого поля нет, то сам начинаешь свысока смотреть на журналистов, которые вынуждены брать комментарии у единороссов…

Третья зрительница: Замечательно, когда ты право имеешь на это, а когда ты этого права не имеешь? Вот я работала на ТВЦ гостевым редактором…

О.К.: А что такое право? Право сказать своему главному редактору: извини, я не буду звонить Кристине Потупчик?

Третья зрительница: Нельзя, тебя просто уволят, и все.

О.К.: Вот вы просто уволились, тоже шаг.

Третья зрительница: Да, да…

О.К.: Жизнь не заканчивается после увольнения, извините.

Четвертая зрительница: Когда началась реконструкция Триумфальной площади, префекту Центрального округа Алексею Александрову задали вопрос, где будут 31-го собираться люди. В ответ он сказал, что каждый раз собравшимся предлагается альтернативный вариант, где они еще могут собраться. Действительно ли это так? И что важнее: просто собраться в другом месте или сама Триумфальная?

О.К.: Конечно, именно Триумфальная, это часть «Стратегии-31». Два главных места, которые мэрия делает вид, что предлагает, – это набережная Тараса Шевченко, совершенно неудободостигаемое пространство через реку от Москва-Сити. У меня там работает квартирный хозяин, и я каждый раз матерюсь зверски, когда мне приходится ездить к нему платить за квартиру, потому что мне, молодому и бодрому человеку, омерзительно добираться через этот длинный чудовищный пешеходный мост, потом еще по этой набережной, и как там вообще можно собрать митинг, я не представляю. Второе место – это Болотная площадь, тоже не вполне удобное место, до которого ниоткуда не дойдешь пешком нормально и которое стало митинговой площадкой только благодаря «Идущим вместе» в начале нулевых. Туда свозили массовку, потому что там удобно парковать автобусы. Эти два места – фейковый дуэт, и всерьез относиться к ним не нужно. Более того, можно быть уверенным, что, если вдруг Лимонов и Алексеева согласились бы на Болотную площадь, оказалось бы, что Болотная площадь уже занята. Отношения с мэрией Москвы и вообще с федеральными властями по поводу проведения митингов – это отношения с наперсточником, и под этими наперстками шарика все равно нет.

Четвертая зрительница: А нельзя собраться просто во дворе?

О.К.: Хороший вопрос. Уже пять лет назад тот же Сергей Удальцов, который тогда был, по-моему, в Молодежном левом фронте, когда принимался новый закон о митингах, проводил пару показательных митингов для НТВ где-то в лесу в Подмосковье. Ну, в принципе, да, настоящие люди митингуют в лесах, и это как раз антифашистские группы, на концерты которых собираются не лошки…

4-й зритель: Можно ли хипстерами, например, считать Архнадзор? Мне кажется, там меньше цинизма, о котором вы говорили.

О.К.: В принципе, любая форма организации людей уже хороша. И если вы обратили внимание, на уровне губернских властей, даже выборов в крупных городах, «Единой России» и Кремлю удалось установить тотальный контроль. На уровне муниципалитетов – если там есть какой-то активист, он легко выиграет выборы, потому что это а) конкретные интересы, б) все друг друга знают, мало народу. Вот мой коллега Павел Пряников постоянно говорит, что будущее России за сектами, кружками по интересам и людьми, которые разводят голубей мясных пород. Наверное, так и есть, я даже не шучу сейчас.

Это раз. Второе: всегда нужна конкуренция. Если есть в районе крупный проект и его враги из другой бизнес-структуры, то это уже хорошо. Вот Ходорковского, как нам объясняет пропаганда, посадили не за налоги и не за нефть, а за то, что он пытался купить Госдуму. И что плохого в том, что человек пытается купить Госдуму? Один пытается купить Думу, другой пытается купить Думу, в итоге возникает рынок – это и есть политика. Проблема страны в глобальном смысле в том, что есть только один центр силы, один центр власти. Ну представьте, был бы у нас один оператор сотовой связи. Понятно, что было бы и с тарифами, и с охватом. Одним словом, если вопросов больше нет, я бы призвал всех, кто здесь есть, самим прийти 31 октября на Триумфальную площадь и привести своих знакомых. Тоже интересная вещь. Сейчас, когда закрыли Триумфальную, многие стали спорить всерьез: а вот Манежную десять лет назад застраивали тоже, чтобы не было митингов, или нет? По-моему, это было совершенно очевидно, что именно с этой целью. Там были огромные митинги в начале девяностых, и поэтому Лужков застроил Манежную. Сейчас застраивают Триумфальную, поставили этот прекрасный забор на том месте, на котором никогда не собирались люди 31-го числа, потому что там уже всегда стоял ОМОН. Место сбора людей – это колоннада Зала Чайковского либо зады памятника Маяковскому, то, что и сейчас остается открытым и доступным для митингов. Поэтому постройка этого забора ни на что не повлияла и не повлияет. И это тоже отличие нулевых годов от годов восьмидесятых. Вроде бы все как тогда, но сейчас присмотришься – все понарошку. Поэтому, наверное, понарошечная власть имеет право на понарошечный протест. Нам выпало жить в эту эпоху, поэтому давайте жить по этим правилам. Поэтому, что бы я ни говорил до этого, 31 октября все равно нужно быть на Триумфальной просто потому, что там нужно быть.